Карта Филина. Части 1-2

на другую мысль.
- Представляете, мистер Джонатан, - возмущённо говорил один из его постоянных посетителей соседу, - этот негодяй утащил любимого ягнёнка моей дочери. Как же она оплакивала потерю!..
Мистер Паркер велел жене обслуживать клиентов и ушёл в заднюю комнату, где принялся обдумывать промелькнувшее соображение. Кто это был за негодяй, утащивший любимого ягнёнка дочери завсегдатая, его совершенно не интересовало, но натолкнуло на остроумную догадку, как ему отомстить Хьюго Линчу при помощи его дочери, маленькой Джейн, о существовании которой отец даже не подозревал. Теперь требовалось лишь подождать года четыре, а за это время запутать компаньона в денежных делах настолько, чтобы заставить его выполнить особое задание в уплату долга.
Когда в таверне «Весёлая лошадь» появился капитан Линч, мистер Паркер по заведённому обычаю приветствовал его как дорогого гостя, сам принёс заказанное вино, выпил стаканчик вместе с ним, но делал всё это с таким видом, словно он страшится остаться со своим приятелем с глазу на глаз.
- Ты какой-то странный сегодня, Вилли, - отметил Хьюго. - Что случилось? Надеюсь, супруга здорова?
- Здорова. Что ей сделается? Но у меня для тебя очень неприятные известия. Выжди положенное время и войди в таверну с другого входа.
Моряк полагал, что речь идёт о денежных потерях, о поимке дезертиров, о конфискации контрабанды или о чём-то подобном. Денег было жаль, но он не считал это поводом для отчаяния, поэтому он спокойно допил бутылку, посидел ещё немного, с интересом наблюдая за Исидорой, а потом неторопливо прошёл к задней двери.
- Входи, Хьюго, - взволнованно пригласил его мистер Паркер. - Пойдём в комнату.
Моряк заметил, что его приятель непривычно мягок с ним, словно опекает больного. Его усадили в старое, потёртое, но очень удобное кресло, принесли ром и воду.
- Что случилось в моё отсутствие? - встревожился капитан Линч.
- Постарайся принять это спокойно, Хьюго, раз изменить ничего нельзя, - суетливо уговаривал его хозяин. - Ты должен узнать горестную весть о своей возлюбленной.
Моряк нахмурился.
- Я тебя не понимаю, Вилли.
- Я не слепой, Хьюго. В общем зале на столике у стены до сих пор можно увидеть вырезанную тобой букву «Э». Я говорю об Элизабет.
- Разве тебе известно о ней? Ты нас выследил, Червяк?
Мистер Паркер решил пропустить неподобающее обращение мимо ушей.
- Мне и следить не приходилось, Хьюго. Вы сами не очень-то скрывались.
- Так что же с Элизабет?
- Она умерла.
Капитан Линч поник в кресле, словно это известие его совершенно раздавило.
- Как это произошло? Отчего она умерла?
Мистер Паркер счёл за благо не выдавать, насколько хорошо ему известны все подробности.
- Я слышал, что она сильно кашляла, слабела, а потом умерла. Леди Гонория Дадли выгнала её из дома, мистер Теофил Дадли не пожелал её видеть…
- Неужели он узнал о нашей былой связи? - спросил Хьюго. - Каким образом?
- Не знаю. Думаю, что кто-нибудь видел вас вместе. Её приютил лорд Бингли, и, говорят, она умерла у него. Мистер Теофил так и не простил её ложь, а леди Гонория, как говорят, навестила её перед смертью.
Капитану Линчу было невыносимо видеть соболезнующее лицо своего хитрого компаньона.
- Хватит об этом. Я привёз не так много товара, как мы рассчитывали, - сообщил он. - Когда его перетащить в твою берлогу?
- Сегодня в три часа ночи.
- Договорились. А теперь я пойду. У меня ещё много дел.
Он вышел из таверны твёрдым шагом, а когда удалился на достаточное расстояние, пошёл медленнее, целиком отдавшись своему горю.
- Нет, Бешеный, меня ты не обманешь, - засмеялся мистер Паркер, тихо следовавший за ним и теперь остановившийся за выступом камня. - Вон как ты страдаешь. Подожди, придёт время, когда ты закричишь от ужаса перед тем, что сделал с собственной дочерью от своей возлюбленной «Э».

Глава 13
Двое заключённых

Дик помнил себя уже довольно большим. Другие дети помнят себя и в три, а некоторые - и в два года, но Дик ничего такого не помнил. Не помнил он и своих родителей, как не мог припомнить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь о них упоминал. В его представлении он так и бегал всегда по улицам вокруг тюрьмы и рынка, выполняя поручения разного рода людей в надежде заработать на кусок хлеба, а порой получая лишь подзатыльник. Очень смутно ему иногда представлялась какая-то больная трясущаяся женщина, которая была с ним ласкова, и слышался её жалобный голос, но почему-то был уверен, что она не была его матерью. Однако у него всё-таки должны были существовать родители, живые или уже умершие, от которых он появился на свет. В этой мысли его поддерживал один предмет, который он всегда носил на груди под рубашкой, когда она у него была, или под лохмотьями, заменяющими ему одежду, в его тяжёлые периоды жизни. Предметом этим была половинка монеты с половинкой орла на одной стороне и с гладко отшлифованной другой стороной, на которой была вырезана буква «Х». Порой мальчик вынимал из-за пазухи свой висящий на грязном шнурке амулет, разглядывал его и мечтал о времени, когда по этой вещице его отыщет мать или отец. Когда он засыпал голодным в какой-нибудь дыре и жестоко мёрз в холодные ночи, его согревала мысль о заботливых руках, которые повесили ему на шею этот отличительный знак. Это, несомненно, были заботливые руки, потому что ни один мальчишка из его бездомных товарищей не мог похвастать таким памятным даром.
В этот день Дик проснулся очень рано от ощущения, что превратился в ледышку. Он с трудом пошевелился, разминаясь, и медленно встал. Сегодня он спал между пустыми ящиками у задней двери лавки, торгующей всякой залежавшейся снедью. Не подозревавший об оказанном им гостеприимстве хозяин скоро должен был приступить к работе, а мальчику не хотелось просвещать его на этот счёт.
Дик вышел на пустую улицу, ёжась и чувствуя, что его всё ещё обволакивает дремота. Почему он не пошёл с приятелями к обычному месту ночлега? Да, он поругался с Майклом, но только лишь с Майклом, а не со всеми мальчиками. Положим, Майкл поступил нехорошо, что сбежал, не убедившись, что Дик услышал его предостерегающий свист, а из-за этого Дика едва не поймали на краже яблок. И все остальные мальчики осудили Майкла. Но всё-таки Дик безмолвно предоставил Майклу идти со всеми, а сам из протеста остался один. И что на него нашло? Всё равно сейчас он встретится с приятелями, и они будут сообща решать, как им провести этот день и где заработать или добыть обед.
- Привет, Дик! - взволнованно закричал малыш Топкинс, подбегая. - Где ты был ночью? Ты знаешь, что твоих дружков поймали при облаве?
У Дика сердце упало.
- Как, поймали? Куда их дели?
- Не знаю. Их накрыли на вашем обычном месте и всех забрали. А куда, я не знаю. Наверное, в тюрьму. Я побегу, а то мама Пиркинс хватится меня и надерёт уши.
Мама Пиркинс была не настоящей матерью восьми маленьким мальчикам и девочкам, но в меру сил заботилась о них, за что они были обязаны просить милостыню на улицах или подворовывать.
Дика ошеломило известие о поимке его друзей. Вместе они ощущали уверенность, потому что надеялись на поддержку друг друга, а оставшись один, мальчик сразу почувствовал себя тревожно и неуютно. Прежде всего, надо было подумать о том, чтобы разыскать их. Ему казалось, что он обнаружит их в одной из камер, если пройдётся под стеной тюрьмы и будет по очереди окликать их под каждым окном. Сначала, конечно, надо было убедиться, что его не видит никто из стражи.
Дик заметил одну из ранних торговок, тащившую здоровенные корзины на рынок, сразу почувствовал голод и подошёл к ней.
- Тётенька, давайте я вам помогу, - предложил он.
Толстая женщина инстинктивно вцепилась в свою ношу покрепче и повернулась к нему. Она увидела перед собой мальчика лет семи с темно-русыми волосами, с симпатичной, смышлёной, хотя и чумазой мордашкой, на которой особо выделялись большие серые глаза.
- Не бойтесь, я у вас ничего не украду, - сказал мальчик.
- Помоги, - разрешила женщина.
Дик обеими руками тащил тяжёлую корзину до самого рынка, а женщина дала ему за это два пирожка и монету. Монету он припрятал, а пирожки тут же съел. Они оказались с мясом, сочные и вкусные. Сочтя удачное начало дня хорошим предзнаменованием, Дик отправился к тюрьме.

В одной из камер первого этажа, крошечной комнатушке с зарешеченным окном, находились два человека. Один из них лежал на соломенном тюфяке под тряпьём, заменявшим ему одеяла. Это был старик лет шестидесяти, седой, с мрачным выражением лица. Было видно, что он очень болен и весь горит в жару. Второй заключённый сидел на своём тюфяке напротив и с тоской смотрел на товарища. Ему было лет сорок пять, и в его внешности бросались в глаза совсем белые волосы и светлая кожа.
Лежавший на тюфяке человек пошевелился и открыл глаза.
- Как ты себя чувствуешь, Ян? - спросил белокожий.
- Пока я себя ещё чувствую, и это меня удивляет, - неторопливо ответил больной, обратив на товарища глаза, неестественно блестевшие от лихорадки. - Думаю, что через день-два я уже не буду себя чувствовать, и ты, Мулат, останешься один.
Белокожий беловолосый Мулат ничего не ответил и продолжал с прежним тоскливым выражением глядеть на приятеля.
- Я много раз готовился к смерти, Мулат, - продолжал Ян. - Помню, я переболел тифом и чудом выжил, перенёс жёлтую лихорадку, был тяжело ранен. Как-то меня поранил крокодил, и я думал, что умру от заражения крови. Да ты об этом знаешь. Я уже не мог встать, а Один, мальчишка, которого привёл на «Эдем» капитан Тенч, объявил, что никуда без меня не пойдёт. Упрямый был паренёк. Так и заставил меня встать и ковылять дальше, а там мы встретили вас. Филин меня быстро поставил на ноги, он лечить умел. Интересно, жив он сейчас? Нет, конечно, умер. Ведь лет прошло с тех пор немало… Что молчишь, Мулат?
Белокожий заключённый молча слушал рассуждения товарища. Обычно Ян был молчалив, поэтому непривычная говорливость больного пугала Мулата.
- Мы все чуть не погибли в Южной Америке, когда угодили в рабство, - отозвался он. - Одину и Филину повезло, что их не направили на плантации, как всех нас.
- Да, в этом надо было благодарить Фреда. Это он замолвил словечко за Одина, а Филин пошёл уже в качестве приложения. Правда, потом уж Филин играл главную роль, а Один состоял при нём. Хороший был паренёк, а меня так просто спас.
- Он всех нас спас, Ян, когда передал сообщение о предстоящем побеге.
- Интересно, как поживают наши? - задумался больной. - Мы с Бешеным расстались не очень хорошо. Со мной идти он не захотел, а ребят я от него увёл. Наверное, до сих пор на меня злится. Хотя вряд ли. Он был горяч, но отходчив. Не в его натуре копить злость.
- Меня ты тоже увёл, а Хьюго был во мне уверен, - сказал Мулат.
- Тебя увести нетрудно, - отметил Ян. - Хорошо ещё, что ты оказался со мной. Неизвестно, что бы с тобой было, если бы ты попал к другому вожаку. Но теперь ты, Мулат, остаёшься один. Тебе надо подумать, как ты будешь жить.
Белокожий растерянно и уныло глядел на своего товарища.
- Может, ты всё-таки выздоровеешь? - с надеждой спросил он.
- Нет, моя песенка спета. Слушай меня внимательно, Мулат. За свою жизнь я собрал неплохой капиталец, а завещать его мне, вроде бы, некому. Семьи у меня нет, родных, которых я мог бы облагодетельствовать, насколько я знаю, не осталось.