спросил он.
Колька махнул рукой.
- Да так. Дела-делишки...
- Ну а все-таки? Колись, Николай, может, чем поможем. Я все-таки не последний человек в области, кое-чего могу еще.
Коля засмеялся:
- Эх ты, Слава, ты уже на пенсии давно, а все депутатскими категориями мыслишь. За предложение спасибо, да чем же ты поможешь-то? Цены, что ли, собьешь вниз своим прошлым чином?
- Дааа, нынче все дорого стало...
- Ну, у меня заначка есть.
- Хитрый ты, Коля. Настоящий хохол.
Колька исподлобья взглянул на Владислава, выпил не спеша, зажевал коркой черного хлеба.
- Вот ты, Слава, сейчас меня хохлом обозвал. А скажи, сосед, как так получилось, что это слово ругательное стало? Всегда меня Колькой-хохлом величали, да уважительно, с пониманием. Да и пофиг всем было на самом деле, хохол я или нет. А сейчас косятся, будто я чужак какой.
Он вздохнул и поморщился.
- Что это такое стало с людьми? Я тут с молодости ведь живу, ты же помнишь, когда я приехал. Сколько я машин перечинил всему городу, а по строительству, а так помочь? Если заглохнет авто, так к кому бегут? Неужто в автосервис? Нет, ко мне бежали! Да тот же Иван, помнится, если у него техника на базе барахлила, меня просил посмотреть. Не своих олухов, которые у него там по штату числились, да на работу не ходили месяцами — всегда бухие были. Меня Иван звал, а я чинил. Кстати, от него ничего нет?
- Нет. Пытались мы узнавать, что с ним, да бесполезно. Как в воду канул.
- Жаль. Хороший мужик был.
- Ладно, Коля, душу не береди, он ведь все-таки брат мне. До сих пор душа болит. Может, встретимся еще...
Коля кивнул, задымил сигаретой.
- Ну в теперь, значит, на меня смотрят, как будто я на Майдане стоял и здесь его собираюсь учинить. Пошел тут в магазин — так там стоит молоденькая продавщица, сестра Юркина, помнишь этого бугая? С Олегом вашим еще все корешился? Девчонка такая тоненькая, маленькая, ее и за прилавком-то не видать. И, представляешь, пищит мне: «Дядя Коля, здравствуйте. Дядя Коля, а почему вы фашист?». Я ей говорю: «Окстись, дура, я же твою коляску детскую чинил, тебя по парку катал. Какой я тебе фашист?». А она - «Вы, дядя Коля, хохол, а они все — фашисты»....
Владислав беспомощно пожал плечами.
- Ну, Коль, ты в голову не бери. Мало ли дураков на свете.
- Мало, говоришь? Что же это получается, что все дураки в нашем городишке обосновались? Или это целая страна дураков собралась?
- Коля, я понимаю, обидно. Дура девка, но что же ты на всю страну-то грешишь? Одна такая идиотка нашлась, так теперь всю Россию хаять, по ней равнять?
- Да не одна она такая... Ты глаза-то разуй! Телек ваш посмотри. То же самое.
- Ну уж. Никто вашего брата фашистом не величает. Наоборот, всячески подчеркивают: украинцы нам — братский народ. Вот, беженцев приняли чуть ли не миллион, гуманитарку каждую неделю шлем колоннами, помогаем, как можем... Полина вот тоже вещи недавно собрала кой-какие, в церковь снесла, там сбор для Донбасса идет... Мы вам только добра желаем!
- А добро, стало быть, несть в свет танками.
- Ну, если другого не остается, то и танками можно, - с вызовом заявил Владислав. - А потом нет там никаких наших танков, понимаю я, на что ты намекаешь. Сто раз опровергли уже эти досужие домыслы.
- Ага, сами выросли, - хмыкнул Коля. - Как морковки на грядке. Вот Слава, ты умный мужик, а и тебе голову задурили, ослепили совсем, ни хрена не видишь, уж прости, что я так...
Владислав покраснел и бросился в бой:
- Так может, это ты не видишь? Сам слепой и всех вокруг слепцами посчитал? А мы поболее твоего видим! Все видим, как есть! Не могут же там, наверху, так ошибаться...
- Может, конечно, и я слепой. Вот ты говоришь: беженцы. А ты с беженцами разговаривал? А ты письма читал, что мне родня пишет? Или ты только ваш телевизор смотришь сумасшедший?
- Ну, Коля...
- Мужики, мужики, - уже давно крутилась вокруг Полина, - не надо, мужики, не кричите. Славочка, тебе нельзя волноваться. Коля, да успокойся ты!
- И вправду, мужики, кончайте этот разговор, - спокойно сказал Илья. - Толку-то. Все равно никто ничего не докажет....
Коля и Владислав сникли, понурили голову, обоим стало неловко.
- Я, наверное, уеду отсюда, - помолчав, сказал Николай. - Делать здесь нечего, сахарный закрылся — нашей свеклы не хватает, а привозную запретили. ЖБИ дохнет. Работы никакой нет, все сваливают, кто может. Да еще и за фашиста считают. Что мне тут делать?
- Да ты что! И куда? Думаешь, слаще будет?
- Не, не думаю. А все-таки уеду. Продам дом, и к своим в Запорожье. Там как-нибудь перебьюсь, до конца жизни не так уж много осталось. Родственники — фермеры, у них работа найдется.
- Коленька, но ведь там же у вас война, - пролепетала Полина, прижав руки к щекам.
- Я старый, меня в бой не возьмут, - усмехнулся Коля. - Лучше на войне, да со своими, чем вот так. Там мне хоть не скажут, что я фашист.
- Вот заладил.... Зря ты это, Николай, - не поднимая глаз, сказал Владислав. - А Верка?
- Верка взрослая девка давно, я ей не указ, да и не хочу диктовать. У нее муж вон есть, он умный, цельный доктор наук. Пусть они сами решают, да тут и решать нечего. Думаю, они в Н-ске как жили, так и будут. Как-нибудь свидимся с ними, что уж тут...
Коля вдруг заплакал. Слезы стекали по его небритому подбородку прямо в рюмку с настойкой. Странный, наверное, получился напиток, соленый.
На кладбище Пальцевы заехали, как всегда, по дороге домой. Там все замело, — сплошная ровная снежная целина, только над памятниками наст горбился. Такой глубокий снег оказался, что Полина и Владислав не прошли, провалились, тяжело им оказалось ноги из сугробов вытягивать, вернулись в машину. Илья добрел, ворочая перед собой заносы, до места, где, вроде бы, находилась могила, пошарил на предмет скамейки, не нашел. Он вздохнул, наугад промял в снегу лунку и поставил в нее свечку. Кругом было совсем тихо, пусто, одиноко и безветренно, серый день обещал скоро уйти в закат, тусклое маленькое солнце стояло над самыми сопками. Свечка горела в ямке хорошо, ровно. «Догорит до конца, не потухнет», - подумал Илья и побрел назад с каким-то щемящим чувством в душе. Пес прыгал за ним на своих длинных лапах, как на ходулях, а в машине ткнулся влажным носом в руку.
- Так ты надолго, сынок? Куда это тебя посылают так срочно? - спросил Владислав, когда они добрались до дому.
- Думаю, на месяца два-три, бать, - ответил Илья. - Предложили там командировку... Зарплата неплохая. На северах. Сейчас наш брат военный на северах востребован, мы же в Арктике новую группировку разворачиваем. Подработаю немного, а то мне ипотеку выплачивать, а сейчас сам знаешь, что творится... Деньги не лишние будут.
Следующую ночь Илья уже провел в поезде, на скрипучей верхней полке старого вагона-купе. На сей раз ему не спалось, и после нескольких дней пути он прибыл в Ростов-на-Дону вымотанный до предела, голодный, с воспаленными глазами. Зимой в Ростове оказалось еще противнее, чем летом.
Пес после его отъезда тоскливо забился под кухонный стол и сначала ничего не ел, потом нехотя начал брать еду у Полины и Владислава, но не ожил, а все время просиживал у двери и ждал, ждал, ждал.
Олег ходил по городу со странным и чуть горьковатым чувством, которой может испытывать любой человек, вернувшийся в родные края после долгого отсутствия. В аэропорту Н-ска его встретил Юра. В областной столице они не задержались и сразу поехали в ночь, за бледной луной, и почти догнали ее на перевале, рядом с тем местом, где когда-то уронили в реку угнанный джип; но луна ловко спряталась за лесистую заметенную сопку, напоминающую огромную кочку.
Олег с удовольствием вел машину: всегда любил это дело. За рулем хорошо думалось, и он вспоминал те времена, когда он перегонял автомобили; вольница, хорошие деньги, свобода. Хорошо тогда жилось, славно. Тогда казалось, что все впереди. Какие планы он строил! Занять подобающее место в организации, пробиться наверх, показать всем, чего он стоит. А в результате что получилось? Клоун на поводке у Германа, и все уже вроде бы позади, устал, разочарован, нет того огня, который сжигал молодого парня и толкал его на безумства.
Олег сжал зубы: проблему Германа надо решать сразу по возвращении, немедленно, и, может быть, радикально. Пусть из него и не вышло нормального человека, но с крючка надо соскакивать. Червяком быть обидно.
Рядом нудел Юра:
- Не, ну прикинь, бля, совсем оборзели укропы. Наших режут, как курей. Менты — суки продажные, выпустили его, даже не закрыли. Народ против хохлов! Справедливости хотим. У нас город старинный, исконно русский, нам тут чужие не нужны. Хохлы наших девок портят, все рабочие места заняли, все под себя загребли. Работы ни хера в городе нет!
- Думаешь, это из-за хохлов? - покосился на него насмешливо Олег.
- Конечно! - убежденно ответил Юра. - Они, проклятые. Им, поди, по кайфу будет, если русские отсюда свалят. Они тогда хозяевами станут, вот такая у них задумка, точно тебе говорю. Это... Диверсия такая, во!
Олег пробормотал:
- А раньше, помнится, на черных пеняли да на евреев.
Юра услышал только последнее слово:
- Евреев, да! Жиды тоже, конечно. Они вообще с хохлами — как братья родные, прям.
- М-да... Четко расписываешь. А что делать думаешь?
Юра оживился, даже рассмеялся нехорошо, коротко и зло:
- А вот мы устроим дело. Пацанов соберем, меня тут все пацаны знают. Сделаем под твоим водительством народный сход, это самое, вот как Герман велел. У нас уже все готово, только тебя ждали! Молодец, спасибо тебе, что приехал, нашел время. Потребуем для начала этого козла с ножиком осудить по всей строгости, а потом — чтобы их всех на хуй из города убрали, пускай в свою Хохляндию шуруют или в Пиндосию... А мы тут тогда сами разберемся, вот увидишь, русскому человеку как волю дай, он такого наделать может!
- Это точно.... Может.
У кладбища Олег затормозил, вытащил загодя заготовленный шкалик водки и стакан, попросил Юру остаться в машине, а сам потопал в утренних сумерках к могиле деда Лексея и бабки Марьи; он опасался, что другого времени для посещения стариков не найдется.
Он заметил, что кто-то здесь уже недавно был: на снегу виднелась цепочка человечьих и собачьих следов. Видать, кто-то тоже пытался своих навестить, но могилы оказались засыпаны снегом так, что даже крестов и памятников не видно, лишь сугробы, сугробы. Серый свет заливал кладбище, деревья торчали из снега, трагически воздевая черные ветки. Поднялся сильный ветер, он пробирался под шарф и шапку и колол кожу.
Олег наугад подошел к одному из холмиков, он уже и не помнил, где точно расположено захоронение. Где-то здесь, вроде. Ну да ладно, сейчас без разницы, у каждого сугроба остановиться можно и помянуть; все могилы сравняла зима и метель, все покойники равны. Он открыл бутылочку и залпом выпил противную жидкость.
Дальше вел уже Юра, водителем он был неважным, машину бросало из стороны в сторону, дергало; Юра то еле полз, то резко увеличивал скорость, и Олег попросил высадить его в центре, у церкви. Юра строил планы на предмет встречи дорогого гостя и старого друга, но Олег отказался, объяснил, что хочет отдохнуть после дороги. Договорились, где встретиться завтра перед акцией.
На центральной улице по утреннему времени оказалось еще совсем безлюдно, даже голубей не было. Тут властвовал ветер, мел поземкой по расчищенной проезжей части,
