право слово. Отлично отдохнул.
- Цивилизация... А как же русский народ? Россия под санкциями, в том числе швейцарскими, а ты к ним отдыхать едешь.
- А одно другому не мешает, дорогой. У нас половина политиков так живет. А я — человек маленький, мне тем более можно.
- Сволочь ты, Герман.
Герман захохотал:
- Конечно, сволочь! В наше время без этого невозможно. Кстати, в ЕС очень нашего брата сейчас привечают. Типа, приезжайте, приезжайте, оставляйте у нас бабло, дурачки, пока оно у вас еще есть. Ты бы и сам съездил. А то сидишь сиднем, и не знаешь, как другие живут. Оно тебе полезно будет.
- Блин, потому что я делом все время занят, борьбой, некогда мне буржуйствовать. Да и бабла сейчас нет на такую поездку...
- Ну, денег я тебе бы одолжил, борец ты наш. А вот насчет борьбы... - Герман многозначительно забарабанил пальцами по столу.
Олег насторожился:
- Ну? Давай, выкладывай, чего у тебя.
Герман долго ломаться не стал:
- Ты понимаешь, какое дело... В городке твоем родном история приключилась тут позавчера, оказывается. Мне позвонили прямо в аэропорт, рассказали. Мужики справляли Рождество, ну, выпили, как водится. Поссорились. Ну и вышла у них разборка. И один другого подрезал. Ничего страшного, как говорится. Раненый даже в больницу отказался ложиться, царапина. А того, который с ножичком, менты повязали, его даже искать не пришлось, он мужика пырнул и сам упал, так накачался... Ну он в камере посидел, а сейчас отпустили его, решили не портить жизнь — праздники, все-таки. Дадут ему условный срок — и гуляй, Вася... А может, и вовсе без срока обойдется.
- Ну и что? - недоуменно сказал Олег. - У нас каждый Новый год таких историй — хоть пруд пруди. Подрались и подрались.
- Ан нет! Не все так просто, дорогой мой. Есть там для нас зацепочка... Этот мужичок с ножом — хохол...
- Ну и что? - повторил Олег. - У нас там много хохлов. Диаспора, мать ее.... У меня сосед там — хохол. Нормальный мужик, кстати.
- Эээээ, да ты не догоняешь все-таки. Понимаешь, народ волнуется. Как это так получается, хохлы русских режут безнаказанно, а виновника отпустили. Нехорошо! Получается, русский народ себя защитить не может.
- Да ладно тебе, у нас там сроду никто по такому поводу волноваться не будет. Нет, Герман, что-то ты не туда клонишь... Болото там у нас.
- Болото. Так его всколыхнуть можно. Сейчас не волнуются, а завтра еще как заволнуются. Как в Кондопоге, помнишь?
- Ну и что ты от меня-то хочешь?
- Вот я к тому и клоню. Сделаем там митинги, пикеты, выкатим требования о создании народных дружин. Бандеру — вон из русского города! Или чего-нибудь типа того. Нам давно пора плотнее работать с провинцией.... Ну, надо, чтобы все это дело возглавил человек авторитетный. А лучше тебя кандидатуры на такое дело не найти.
Олег чуть не разбил свою рюмку.
- Ты что же, хочешь, чтобы я туда поехал и вписался в это безобразие? Ты с ума сошел! Да у меня там весь город знакомый, что хохлы, что русские. У меня невеста была из украинцев. Ты на что меня толкаешь, сука!
- Вот-вот. Мы знаем про невесту. Давно все знаем, Олежек. Именно поэтому, что ты из этого города, тебе и ехать.
- Бляяяя, Герман, ты придурок. Не поеду никуда. Совсем крыша поехала... Ну тебе-то это зачем! Сиди и смотри свои телевизоры!
Герман уже не улыбался, сделал глаза, как щелочки, и казалось, из них пулеметы торчат, сейчас стрелять начнут.
- Нееет, Олег, телевизоры — это так, чушь. Телевизоров мне мало. Там болото, говоришь? А я тебе скажу так: и здесь что-то ряской все затянуло. Крымская волна-то проходит. А эта история — идеальный шанс все расшевелить, если все, как надо, сделать. Народ сейчас испуганный, злой. Все за свое будущее трясутся. Слыхал, увольнения начались? Так вот сейчас самое время. Мы грохнем, так можно такое цунами поднять! А там все вернется, и деньги, и авторитет. Будешь на митингах горло драть до посинения, это у тебя хорошо получается... И мы за тобой. Ты — типа наш паровоз, а мы тебе уголька подкинем, чтобы все ехало. Ты же талантливый, как тогда с армянином все обделал, а?
Олег словно получил удар в солнечное сплетение, он задохнулся, сидел с бледным, растерянным и злым лицом.
- Давно тебя хотел спросить, - сказал он, немного придя в себя. - Что же вы тогда так меня подставили? Зачем?
- Видишь ли, мы для молодых, да резвых, всегда поводок наготове держим, - сказал Герман с олимпийским спокойствием. - Ты был парень, какой надо. Перспективный, молодой, с огоньком. Деревня. Я, кстати, против был твоего участия в этой акции, рассчитывал тебя законсервировать, а потом двинуть наверх. Но руководство решило иначе: уж больно удобно ты подвернулся со своим батей-взяточником. Мы сразу двух зайцев убили, одним выстрелом: нерусям показать, кто хозяин, и угрозу от организации отвести. Очень хорошо у тебя получилось, молодец! Да и наверх потом пошел хорошо, здесь раскрутился, хваткий оказался... Глядели мы на тебя и радовались... У нас-то связи давно были наработаны, нам был такой вот молодец, как ты, нужен. Ты — лицо, а мы — все остальное...
- Вы - жопа.
- И жопа тоже. Важная, между прочем, часть организма, - цинично сказал Герман. - Попробуй без жопы пожить. Не получится! Срать будет нечем... А человек так устроен, что без этого дела никуда. В туалет по нескольку раз в день бегает. А мы ведь не только жопа, мы еще и ноги, и руки, и голова. А ты — только морда да глотка. Очень хорошая морда, Олег, можешь гордится, просто классная морда.
- Так вы все знали... - уставившись в рюмку, остекленело произнес Олег.
- Конечно. Мы тебя все время в поле зрения держали. Мы даже знали, что твой брат копает под тебя. Он же все вынюхал тогда, да? Шерлок Холмс гребаный!
Олег, мертвея еще больше, сказал:
- А вы не боитесь, что Илья вас сдаст? Или я тебя, сука, сдам? Прямо сейчас?
- Ну, тебя мы точно не боимся. Ты слабый, у нас на крючке давно, как червяк. В жизни не сдашь. А брат твой — офицер, типа, благородный человек. А с благородными всегда легко. Ты тогда приехал за рекомендацией, весь избитый, это он тебя избил? Ну конечно, он! Да.. А ты у нас овечка, душа безвинная, да? Искренний патриот русского мира!
- Нам Юрок все рассказал, подробно, - продолжил Герман, с удовольствием пригубив виски, - Не стал твой брат тогда семью позорить, и сейчас не будет. Хотя там и позорить-то дальше некуда... А бумажечкой той, которая якобы у вас имеется, ты же мне сам говорил про этот документ, да? Так вот ей можете подтереться. Сейчас, дорогой, это уже неактуально. Дело давно закрыто, армяшка умер в результате несчастного случая при пожаре... Кстати, так оно и есть, ты же не собирался его убивать... Ведь не собирался же, правда? Юрка говорит, это просто был ваш косяк: не отследили вы, что он дома окажется. Короче, никто не будет возобновлять расследование. Не нужно это никому. Быльем все поросло, так что забудь про эту историю, и не трясись так. Тут у нас с тобой пат. Просто запомни: мы с тобой крепко повязаны, навсегда. Что я скажу, то ты и сделаешь...
- А если я тебе сейчас скажу: «пошел вон»?
- Скажи. А я пойду. Тем более мы вискарь добили уже. Только ты мне позвони завтра, проинформируй, на какое число взял билет. Надо распланировать все подробно по акции в твоем городишке, чтобы каждый сверчок знал свой шесток. И ничего не бойся: все сделаем в рамках закона. Там Юрок, он все знает, тебе и трудиться не надо. Приедешь, выступишь, уедешь. Только теперь не удерешь, как в Н-ске, соратничек! Ты нам тогда крепко поломал планы. Ну да моя вина — я-то думал, ты с нами, а ты на попятную пошел... С тобой, видать, без поводка нельзя. Так что теперь отрабатывай, косяк за тобой, сучок. А чего ты, собственно, кочевряжишься? Это же все в твоем стиле! Вот она, борьба! Настоящая!
Олег захлопнул за Германом дверь. Он обнаружил, что весь вспотел, хотя в квартире было не жарко: топили плохо.
Он поглядел в темное пространство комнаты и ничего не увидел: перед глазами необычайно ярко и отчетливо появилась другая картинка: кафе в Н-ске, холодное и брезгливое лицо длинного, отеческий, вкрадчивый тон Полковника, любопытный взгляд Германа. Он вновь ощутил растерянность и бессилие. «Выучи и сожги», - сказали ему тогда. И он выучил. Хорошо выучил. И сжег. И с тех пор он немало выучил, грамотный уже, вроде бы, стал мальчик, повзрослел. Что же предстоит учить теперь? И неужели опять надо будет чего-то сжигать?
«Хватит, кажется, с меня пожаров», - подумал Олег
- Вот же падла какая, - сказал он вслух в пустоту своей квартиры. - И вискарь у тебя мразотный. И что мне делать?
Пес глядел на Илью больными тоскливыми глазами и лизал ему руку. В этот раз он не хотел уезжать, забился под диван и упирался всеми лапами, когда Илья вытягивал его оттуда, чтобы отвести к родителям.
Илья оставил за спиной, как морок, свою пустую квартиру, где ему уже полгода никто не снился, всю ночь гнался по степи за огромной расплывчатой холодной луной, перевалил через горы и рано утром позвонил в родительскую дверь. Те его не ждали, обрадовались, как всегда, поднялись хлопоты и беготня, главным двигателем которой, конечно, оказалась Полина.
Владислав Алексеевич чувствовал себя прилично, потому решили съездить в родной город, хотя январь — время для посещения кладбища неподходящее. Но Илья настоял:
- Уеду сейчас надолго, хочу повидать бабку с дедом.
По приезду кинулись топить печь: мороз ощутимо щипал кожу, заиндевел на бровях Владислава и сбил их в колтун; играл причудливыми узорами в оконных стеклах. С крыши свисали сосульки, будто задались целью заменить сгнившие деревянные висюльки, когда-то украшавшие дом, который со времени кончины деда Алексея еще больше закопался в землю своими могучими бревнами, позеленевшими от мха, сгорбился и согнулся, словно сам превратился в столетнего старика. Да так оно и было.
Печь топилась плохо, дымила: то ли отсырела, то ли дымоход засорился, а может, и то, и другое. Согревались долго, сидели в зимнем прямо в комнате. Илья взял лопату и расчистил дорожки к воротам и туалету. Снег искрился и блестел, как гирлянда на новогодней елке, на срезе белел чистотой и свежестью, и Илья подумал, что погода-то нынче установилась хорошая, добрая зимняя погода. То ли дело в Москве: Олег писал, что у них там слякоть сплошная, снегу за зиму ни разу не видели.
В доме было пусто, гулко, пыльно и одиноко, как случается во всех домах, где когда-то жили, а потом перестали жить. Он напоминал брошенную собаку, и вероятно поэтому пес (его до этого сюда не привозили) поджал хвост и хмуро держался рядом с хозяином, конечно, обследовав двор и окрестности, но быстро вернувшись назад. Обычно веселый и шумный, здесь он даже не лаял, только один раз тявкнул, подняв голову, когда пришел Коля. Сосед, обычно пребывавший всегда в благодушном расположении, сегодня тоже оказался хмур и чем-то крепко озабочен.
Впрочем, Пальцевым он обрадовался, встретил их тепло, вечером принес своей настойки. Какое-никакое, а все-таки организовали застолье, прямо как встарь, только многие отсутствовали за этим столом.
Владислав Алексеевич глядел на Кольку-хохла и думал, что Николай тоже не молодеет. Вон как густо лицо морщинами усыпало, да и усох сосед как-то. Раньше такой крепкий мужик был, да и теперь ничего, ни чета ему самому, но время — оно безжалостное, оно и Кольку уже пометило.
- Чего загрустил, сосед? -
