предложил каждому подумать, как помочь посильно, но эффективно. Сутки на размышление.
Выйдя от полковника, отправились в столовую, где наскоро обсудили итоги совещания, которое оставило глубокое впечатление (чего-то наш вчера коньяку перебрал, не иначе, перегаром несло, не продохнуть), и решили пока ничего не предпринимать, команды-то все-таки не было. Да и неясно, что, собственно говоря, от нас хотят. Лезть в пекло? Да хоть в петлю, но по письменному приказу...
Илья пошел домой. Там он думать о любви к Родине не стал, потому что ему незачем было над этим думать — он и без того любил свою страну и иногда ощущал себя гораздо большим патриотом, чем все эти позеры в телевизоре, которые толковали вроде бы и правильные вещи, но почему-то от них все больше и больше воротило, и даже большим патриотом, чем батя, последнее время только и говоривший, что про Донбасс.
Но он помнил лицо украинского коллеги, когда тот увидел родственников и приказал сдать оружие, и помнил о письме однокурсника, и помнил, что в Крыму не все радовались «вежливым людям», хотя они вели себя действительно вежливо и корректно, насколько возможно.
Дома Илья открыл фейсбук и еще раз перечитал то, что писал журналист, и ему это не понравилось еще сильнее, чем прежде. Что он понимает, этот парень.
Он пролистал комментарии, с изумлением обнаружив, что среди огромного количества бранных и издевательских откликов есть и солидарные мнению журналиста комментарии, и таковых нашлось немало. Илья по ссылкам вышел на репортажи корреспондентов, побывавших в зоне боевых действий, и внимательно ознакомился с ними, и долго читал рассказы ополченцев, еще больше запутавшись. Картинка не складывалась. Описывали события настолько вразнобой, что иногда казалось, что люди побывали в каких-то разных Донбассах.
- Прямо параллельные миры, - сказал он вслух. - Всегда приходится надеяться только на себя, правда, Танюша?
Засиделся он до рассвета, вышел на балкон и долго смотрел на ворон, каркающих на березе, которая росла у дома, и далекие, едва видные отсюда горы. Далеко было до гор, они проявлялись на горизонте серыми и зелеными пятнами, казалось, что это — валуны, покрытые мхом. Степь простиралась до гор, сейчас желтая, колючая, выжженная, и в этот ранний час никакого движения не происходило в пространстве. Только воздух струился еле заметными слоистыми колебаниями, как мираж, забавно искажал перспективу и делал линию гор ломкой и хрупкой, будто в кривых зеркалах.
Когда рассвело окончательно, Илья написал заявление об отпуске за свой счет, отнес его полковнику и долго утрясал с ним детали. Полковник спросил, кому сообщить. Илья задумался и думал долго — ведь отца нельзя волновать. Он рассудил так: пока никому не говорить, а в случае чего позвонить матери. Уже собравшись уходить, он вдруг остановился, взял листок и написал на нем какую-то строчку.
- Еще отправьте сообщение вот по этому адресу, - попросил Илья.
- Орел, - сказал полковник, ласково глядя на майора. Илья как-то странно дернулся, хотел ответить, но промолчал, отдал честь, повернулся и вышел.
Из «Яндекс-почты» (конец июля 2014 года).
«Здорово, сукин сын. Чего это тут по телеку вопят про сложную пожарную обстановку у нас в области? Что, действительно так круто горит? Или это так, ля-ля — тополя? У нас же каждый год вроде горит, и ничего, я как-то и внимания никогда не обращал. Оно ж не в городе горит, в горах там дымит, и хер с ним. Только, помниться, гари наносило иногда, а так пофигу.
А сейчас, говорят, армию подняли на борьбу с природными пожарами. Эй, майорчик, вас там никуда не подняли? Хоть на это вы годитесь, и то хлеб, ггг. Хотя вас поднять — это, блин, подъемный кран нужен.
То ли дело у нас офицеры — хоть в отставке, но красавцы. Боевые ребята, где только не бывали. И в Чечне, и в Сербии, и в Приднестровье. Везде, где Родина звала, всюду исполняли свой долг, и, как видишь, и сейчас дела не бросают, не хотят люди на пенсии прозябать или брюхо наращивать в какой-нибудь СБ.... Хотя и такие, конечно, есть, да наши ребята их презирают. Всякое бывает. Наши — крутые. Вот, бывшие ГРУшники — тренируют бойцов, любо-дорого посмотреть! Они вообще такие зубры, рукопашка там, навыки военного дела: бой в городе и так далее, во как. Некоторые из наших уже иным воякам фору дадут. Эх, майор ты, майор, тебе бы так вломили на тренировке у нас! А парни наши в восторге, и такие, я тебе скажу, никогда не подведут.
Мы арендуем спортбазу за городом, место — красота! Ехать всего чуть больше часа, а дышится как! В лесу база, воздух такой, хоть пей его. Заместо водки, хахаха.
И речушка там есть, и озерко. Купаться можно, эхма, рай земной. Ты бы увидел, прифигел. Ваша степь рядом не стояла.
Правда, что-то у нас тут некоторые бойцы начали отчебучивать. Помнишь, я тебе про фашиков писал? Не зря я им не доверял, не зря. Есть у меня все-таки на людей чутье. Вроде бы и ребята такие, наши ребята, свои, только с неправильной установкой. Я думал, что можно это дело подработать. А получилось вон как... Взяли тут двоих прямо у дверей офиса, за нападение на каких-то чурок. Елки-палки, ну говорили же им — не время сейчас заниматься мигрантским вопросом, не время! Сейчас война, а вы тут хачей гоняете.... Глупо.
А эти дурачки — фашики - думают, как будто и Крыма не было, такая инерция мышления, вообще! Ну прикинь, пошли вечером по району в рейд по старой памяти и избили кого-то, да еще засветились, мудаки, по полной программе. Теперь их судить будут, ничего поделать нельзя, даже адвокат наш руками развел.
Такие дискредитируют партию. Будем на неделе собирать актив и обсуждать проблему. Мне кажется, пришло время серьезно почистить наши ряды. А то всякое может быть.
Например, были у нас союзники, такое неформальное движение. Еще год назад вместе выходили на митинги, одной колонной шли, одно дело делали. А тут вот прямо переклинило. Или они всегда враги были, да рядились хорошо? Сейчас полно таких национал-предателей.
Кое-кто из этих, блин, «союзничков» подался к хохлам. У них, говорят, пример настоящей идейности, а у нас тут предательство сплошное национальных интересов. Прогнулись под власть, мол. А она всегда нам врагом была, есть и будет. Подгребает движение под себя, а вы и рады. Мы, оказывается, обслуживаем интересы Кремля! Это, брат, они так говорят, ну надо же! Прямо в краску вгоняет осознание того, кого мы за друзей держали, привечали.
И вот теперь кто-то там вообще воюет в нациковском «Айдаре», кто-то в Киеве хохлятским флагом на майдане размахивает, а те, кто остались, на последнюю акцию даже носа не соизволили показать. Вот такой тебе пример... Нет, брат, сейчас нужно быть особенно бдительным. Часто кажется — наш человек, а потом оказывается, что прямо наоборот.
А сейчас дела-то завариваются мощные. Мы тут как-то сидели, кумекали с Германом, куда дальше идти. Герман, все-таки, голова! Умный мужик. А связи у него какие!
Подлый он, правда, подставили они тогда меня, это да, ну я же молодой был, глупый. Башка зато у Германа варит, дай бог каждому. Да и тихий он тут, ничего такого не позволяет. Поляну мне накрыл. Знатно посидели, я тебе скажу.
Вот он и рассуждал, что партия у нас хорошая, блестящая просто партия. Все правильно — и цели прекрасные, и сложа руки не сидим и никогда не сидели. А все-таки какой-то застой есть. Да я и сам, брат, это чувствую, все как-то разболтались. Весной по-другому было. Весной в глазах такой огонь горел, казалось, сейчас все одним взглядом спалим!
Эх, круто было бы. Но вот опять не так все пошло, как надо. Вот с фашиками косяк вышел, на фронте отступаем...
Эх, Илюха, ты, подонок, понять даже не можешь, что это такое, когда видишь по телеку эти разбомбленные города, плачущих старух, суровых русских мужиков, которые стоят насмерть, как же душа болит! Прямо сердце схватывает. За русских болит, за Россию! Как же хочется самому туда поехать, поднять автомат и бить, бить, бить этих сук бандеровских, всю эту жидовскую сволочь, всех этих правосеков, давить нещадно этих гадов и насекомых!
Но пока мне туда нельзя. Люди нужны и в тылу, я необходим здесь. Слишком много на меня завязано, и координация по отправке помощи Донбассу, и финансы под меня дают, и оргвопросы периодически решать надобно...
Ни секунды свободной нет. Вот, выдалось воскресенье одно, так считай, все равно прошло в рабочем порядке — выехали с Германом отдохнуть, так весь день по делам партийным терли.
Так вот, идея у него есть, что пора выходить на иной политический уровень. Акции наши - это хорошо и полезно, да и по добровольцам и гуманитарке мы работу ведем такую, что нам, оказывается, кое-где очень сильно благодарны, но этого мало для таких бойцов, как я.
Короче, Герман хочет, чтобы я на выборах пошел в депутаты. Пока на муниципальном уровне, а там, глядишь, и в Думу попробовать можно. Говорит, что силы для этого есть, ресурсы есть, и даже заинтересованные люди наверху есть. Так что вот я сейчас думаю, может, и вправду пора идти в высшие эшелоны? А то что это такое — на моем уровне соратников и друзей — считай вся Россия, а наверху нас никто не представляет. Непорядок это. Ради нашего дела, общего дела! Тем более, Герман обещает все практически сам сделать, а от меня особенно ничего и не требуется.
Идти придется от области, я же здесь на птичьих правах, даже прописки у меня нет. Оставлять, правда, здешние дела не хочется, тут у меня и бойцы мои, и переговоры с партнерами, и вообще — все, мать вот в больнице... Да я как-то прикинул, может, получится совмещать. Ну, буду много летать, мне полезно двигаться — пузо скину, ггггг. И тебе полезно бы было, брат, ты там, поди, совсем жирным стал, гагага. Шучу, я же помню, какой ты сухой пень.
Так что зря Верка тогда за меня замуж не вышла. Как Колька мечтал, помнишь? Что Верка, мол, депутатшей станет? А вот, может, и стала бы, да не судьба. Не депутатша, а подстилка докторская... Блин, не надо писать мне про нее ничего. Ух, ненавижу ее, и тебя ненавижу, сука.
Твой брат Олег.
Вокруг магазина навалили мешков с землей, и даже стекла в нем покамест оставались целы. А вот дверь вышибло, и мужики иногда забегали внутрь продышаться и побыть хоть немного в тени, вне потливого, душного зноя, от которого не спасало даже то, что день был пасмурный: набежали вчера с запада тучи и затянуло небо какой-то мутной белесой пеленой, будто тканью накрыло. Но такой погоде радовались: меньше шансов, что украинцы задействуют свою авиацию.
За магазин уходила посадка из невысоких корявых акаций, в которой стоял подбитый БТР, разрисованный оранжевыми пятнами и надписями. За деревцами начиналось очень живописное, трогательное, пестрое, заросшее разнотравьем и цветами поле, все исчерканное красноватыми тракторными дорогами, а в следующей посадке, у которой виднелись какие-то строения — другой конец деревни, уже стояли украинцы. У них работали минометы.
У ополченцев тоже были минометы: два «Василька», лупили из них на автоматическом режиме и после каждой очереди из ствола поднимался белый дымок.
Звуки метались по полю от одной посадки к другой — щелканье выстрелов из гранатомета и хлопки из «Васильков», перестук автоматов, гулкие разрывы мин порождали множественное эхо, не желавшее исчезать и надоедливо
