белоснежные облака, вымытое ночным штормом до тихо звенящей прозрачности, дышало озоновой свежестью.
Провожая Её до санатория, он рассказал Ей, отвечая на Её вопросы, о своём детстве, об отце и своих мачехах. «Бедненький, – нежно приобняв его, шутливо сказала Она, – хочешь, я буду твоей мамой?» «Женой, хочу, чтобы была», – тихо и серьёзно ответил он, задумчиво глядя в безкрайнюю морскую синь, мирно вмещавшую в себя множество ма-аленьких белых штрихов – парусов яхт, безмятежно покачивавшихся в лазорево-прозрачной дали на ласковых её волнах.
«Ну-у-у, мужа-то можно и сменить», – несколько протяжно, как бы в неопределённом некотором раздумьи, произнесла Она. «А вот дочь никем не заменишь. Главное – это дочь», – быстро и уверенно закончила Она этот диалог…
Вечером они не стали более путешествовать в поисках сюрпризов по чудным, утопающим в лесной зелени, пригородным местам. А поехали сразу в город: посидеть где-нибудь в кафе. Но мероприятие это как-то не получилось. И они, прокатившись в голубом троллейбусе по сияющему радужным многоцветьем вечерних огней городу, мирно и устало отходившему после бурных дневных забот к ночному отдыху, опять вернулись домой к другу. Где и заночевали.
В разговоре по дороге домой проницательный друг заметил, что они являют собой чудесную, едва ли не идеальную пару. «Пара-то, может быть, и чудесная, – с удовольствием согласился с другом он, испытав при этом лёгкий головокружительный прилив счастливых чувств, – но, увы, безперспективная. Ибо одна половинка этой пары обременена в настоящий момент брачными узами».
«Откуда ты знаешь, что безперспективная?» – мягко, и в то же время с некоторой очаровательной игривостью, возразила Она, тесно прижавшись к нему плечиком и излучая искристый свет изумительных своих глаз. «А может быть, я разведусь со своим благоверным и приеду к тебе».
В груди его опять разлилось блаженное тепло, и всё существо его исполнилось тихой и благодарной радости…
На следующее утро сообщил он обоим дорогим его сердцу людям, что должен исчезнуть на два дня, поскольку необходимо было ему подготовиться к предстоящему последнему экзамену. Затем проводил Её до самого санаторного Её номера, договорился о будущей встрече, после чего исчез, как и обещал, из поля их зрения.
Два дня безвылазно провёл он за книгами в маленькой комнатке своего отца, проживавшего в то время в семейном общежитии гостиного типа. У отца его была какая-то знакомая, с которой тот поддерживал не вполне ещё определённые отношения. И проживал попеременно то у неё на даче или дома, то у себя. Когда отец был дома, они жили вдвоём, а когда обретался у своей знакомой, он хозяйничал в отцовой берлоге один.
Три дня только оставалось видеть ему свою ненасытимо-ненаглядную. И надумал он забрать Её из санатория и прожить этих три дня наедине с Нею здесь, в этой комнатке. А чтобы избежать не слишком приятного сюрприза в виде нежданного отцовского появления в законном своём уделе, он объяснил тому всё и попросил его побыть эти дни у знакомой.
К тому времени удалось ему одолеть уже два экзамена. Начало этих испытаний было, правда, не вполне для него удачным. Первый экзамен, причём – профильный, сдал он только на тройку. Билет попался с мудрёными вопросами, он пытался что-то мямлить, но особого успеха не достиг. Тем более, что две дамы-экзаменаторши оказались дамами достаточно суровыми, хотя и не совсем уж безжалостными. (Забегая вперёд, заметим, что впоследствии одна из суровых этих дам выставит ему оценку «отлично», сопроводив её едва ли не восторженной рецензией, за одну из курсовых его работ.)
Эта неудача серьёзно поколебала оптимистически-светлые надежды его на поступление. Но на втором экзамене – сочинении – он проявил скромный потенциал свой во всей его силе и полноте. И получил стопроцентный балл – две пятёрки: как за содержание, так и за язык.
Сочинение – коварный экзамен, и очень многие абитуриенты срезались, как и всегда срезались, именно на нём. Ибо сернами пугливыми кинулись они в отчаяньи, по причине плохого знания литературы и скверного владения языком, словно в омут головою, в неласковые волны свободной темы. Он же выбрал очень интересную, на его взгляд, тему. Что-то там по роману Достоевского «Преступление и наказание» (видимо, сама тема эта оказалась близкой его сердцу). Тему, от которой другие шарахались, как чёрт от ладана. Ему же удалось успешно и в полной мере раскрыть её.
Большой процент несчастных соискателей, с горючими слезами отсеявшихся после сочинения, а также его собственный триумф резко подняли шансы его на благополучный исход.
На последнем экзамене (который, на его счастье, принимали теперь уже два серьёзного, но не слишком сурового вида джентльмена в кожаных пиджаках) несколько запнулся он на втором вопросе.3 Но получил-таки свою четвёрку. После чего ему оставалось только ожидать судьбоносного решения вступительной комиссии. И хотя некоторая тревога из-за злополучной тройки всё же оставалась, сейчас у него была уже и вполне реальная надежда на «успех безнадёжного дела».4
Наконец, когда все дела и тревоги, ради которых и был получен этот отпуск, остались позади, он со спокойной душой мог в оставшиеся дни предаться теперь уже абсолютно беззаботному отдыху. Цветисто изукрашенному, к тому же, чудной негой упоительной любви.
3 Хотя и считал он себя мировоззренческим коммунистом, но будь кто-либо иной хоть трижды коммунист, на такие вопросы, как: «Что сказал очередной съезд КПСС по поводу того-то?», – и тому было бы отвечать весьма затруднительно.
4 Был у него и его друзей такой тост: «За успех безнадёжного дела!».
После экзамена на крыльях любви лебедем белым – полётом парящим – прилетел он к Ней, лебёдушке своей (не-своей). Ибо затосковал уже несказанно в добровольном заточении своём двухдневном по феерически-волшебному свету лучисто-карих Её очей, дивным атласным завиткам шелковистых волос, мягкому кораллово-пурпурному блеску нежно-чувственных Её губ и теплу бархатных рук. А прилетев, сразу же сделал предложение о переезде к нему. Без раздумий согласившись, Она собрала чемодан, и, рука об руку, пошли они на станцию, увлечённые самими собою.
По дороге, невдалеке от завидневшейся уже впереди платформы, кто-то догнал их и какое-то время, не обгоняя, шёл по тротуару сзади, приблизившись к ним почти вплотную и громко топая. Он не любил этого, и остановился, вежливо посторонившись и не оборачиваясь, чтобы пропустить назойливого спутника вперёд. Но тот и не собирался идти дальше в одиночестве. Им был молодой парень, который, как оказалось, был Ей знаком. Правда, совсем уж недолго. Он присутствовал в той самой, шумной ресторанной компании, с которой Она с подругой весело общалась в тот вечер, когда они познакомились.
Едва взглянув на парня, он сразу понял, что с тем происходит всё то же самое, что происходило с ним самим пять дней назад: юный мужчина был безумно влюблён в Неё. Пламя страсти, отблесками своими – багрянцем лихорадочным – отражавшееся даже на его щеках, медленно пожирало грудь того изнутри. И хотя сама эта встреча не очень-то ему и понравилась, парню он всё же искренне посочувствовал.
Если сам он в пламенеющем этом состоянии прожил всего только одну ночь и первую часть следующего дня, но уже вскоре был за это щедро и в полной мере вознаграждён, то этот бедолага безнадёжно страдал пять горячечных ночей. После чего, не вынеся, видимо, больше терзаний страсти пламенной, поехал, так же точно, как и «герой» наш несколькими днями ранее, разыскивать Её. И вот теперь, найдя-таки, не имеет ни малейшей надежды ни на что.
Естественно, Она всё это тоже поняла. Ей стало неловко.
Оказалось, что парень этот обещал ранее достать для Неё что-то там нужное. И это послужило удовлетворительным предлогом для разговора его с Нею (благо, дефицит всего и вся советских времён был притчей во языцех). Дабы не мешать этому разговору, прошёл он неспешно с Её чемоданом на перрон. Где и ожидал Её со скучающим видом несколько минут.
Видно было, что «соперник» его, неудачливый и несчастный, хоть как-то хочет овладеть Её вниманием. Она же, явно желая поскорее от него избавиться, опрометчиво написала на бумажке свой адрес, по которому тот мог выслать что-то своё обещанное. О чём тут же и пожалела.
Скоро закончив беседу, Она вернулась к нему в заметном смущении, потупив ясные свои очи. Как будто испытывала некоторое чувство вины за эту нечаянную и никому не нужную встречу. А он любил Её в этот момент (как, впрочем, и в любой другой) больше жизни своей, и потеря Её была бы равносильна для него крушению мира.
И хотя он и не чувствовал опасности соперничества в данный момент, но в сердце его шевельнулся всё же едва заметно ма-аленький червячок ревнивой тревоги. Тем не менее, ему удалось-таки изобразить всем своим нейтральным видом некоторое даже прохладное безразличие. А также и исполненную широты душевной лояльность к Её свободе (претендовать на которую, кстати будет заметить, не имел он, конечно же, ни малейших прав)…
Три дня длились целую вечность. И одновременно – пролетели, как один миг. В «каморке папы Карло», как прозвала Она скромное их временное обиталище, предавались они сладостному упоению порочной любви. 5 Во время чего Она, к пущему его счастью, несколько раз страстным выдохом высказывала, что никогда Ей не было так хорошо. О нём же нечего и говорить. Он буквально слился с Нею и безумно боялся Её потерять.
Гармония слияния их, как ему казалось, была полной. И в самом деле. Им нравилось и не нравилось одно и то же. Мысли, взгляды, вкусы, идеи, симпатии их сходились до мелочей, сливаясь в единое целое. Говорили и думали они всегда об одном и том же. Причём взаимопонимание их было поразительным. Неоднократно, если один из них начинал говорить какую-либо фразу, другой заканчивал её теми же самыми словами, какими думал первый.
Им было неизъяснимо хорошо вместе. Они как будто парили, крепко держась за руки, в головокружительном, светлом и упоительном эфире.
Будучи безпредельно счастливым, он и сам не мог поверить, в подсознании своём, безбрежному своему счастью. Среди всеобщей, почти что, заурядной серости и безвкусицы, среди привычной, в общем-то, хотя и расфуфыренной (в некоторых случаях), пустышечной пошлости случилось вдруг найти ему, нежданно-негаданно, такой бриллиант, от чудных граней которого, переливавшихся ярким мерцанием волшебных цветов, не в силах был отвести он очарованного своего взора.
И всё это делало Её для него не просто невыразимо желанной, но и глубоко родной.
Обобщив однажды все эти удивительные вещи вслух, он заключил обобщение своё закономерным выводом: «Да, ведь, мы же созданы друг для друга». «Конечно», – ни на секунду не задумавшись, согласилась Она. И он не знал, сказала ли Она это серьёзно или только лишь подыграла ему. Но воспринял это Её безоговорочное согласие с ним слишком всерьёз и, в очередной раз, укрепился во мнении своём о том, что им никак нельзя не быть вместе.
За эти дни они не расстались ни на минуту. По всем
С уважением
Александр