Возмездие теленгера (постапокалипсис)

едва не летим с насыпи через голову. То, что мы обнаружили, оказалось страшнее всего. То там, то здесь в самых неожиданных местах застыли немецкие «леопарды», а вокруг сплошным ковром лежали мёртвые немцы в новенькой, с иголочки форме. Сотни «леопардов» и тысячи людей. Не меньше дивизии. Я попытался связаться хоть с кем-нибудь и сообщить об этом, но связи не было.
25.05.2041
Благополучно возвращаемся к своим. Оказывается, их обстреляли из вертолетов и что они один сбили. Повреждена моя СПУ номер один. Ночь прошла в тревожном ожидании. Бомбили где-то в отдалении, кого, не понятно.
Утром заправщиков ещё нет. Идём смотреть на вертолёт. Он упал в пяти-шести километрах в болото. Леонтьев сказал, что из него никто не выпрыгнул. Вертолёт нашли на поляне. Он садился на авторотации, но всё равно удар был слишком сильным, вокруг разбросало какие-то ёмкости. Вертолетчики погибли, правак выбрался из кабины и умер от ран на земле. Подобрали оружие и вернулись к своим. Догадываюсь, чем занимался вертолёт – распылял чахомотку.
Плохие вести: через полчаса заработало радио, и Тарасенко слабым голосом сообщил, что весь штаб погибает от чахомотки, что американцы интенсивно заражают территорию Украины и Белоруссии. Он повторил приказ действовать автономно. Я побежал к Леонтьеву, но тот был уже мёртв. Погибло всё его подразделение. Побежал в свой овраг. Новая напасть: умер боец, у которого был порван АЗК. Землянку, в которой он жил, засыпали землёй. Нас осталось пять человек. Приказываю ни при каких обстоятельствах не снимать маски и АЗК, даже по большой или малой нужде. Мне нужны люди, чтобы установить ракету. Наконец около пятнадцать тридцать прибыли два заправщика с ракетами. Водитель открыл дверь кабины и выпал из неё замертво. Пока я сбегал к заправщику, пока вернулся назад, всё моё подразделение, за исключением Петрова, лежало мёртвым.
В живых нашёл только Петра Петровича – он прятался в БТРе. Втроём мы зарядили последние ракеты и, не выезжая из оврага, дали последний залп в Третьей мировой».

***
Самым последним проснулся Чёбот и, мучимый страшной жаждой, осушил полведра воды, но даже после этого выглядел так, словно его всю ночь заставляли таскать мешки с картошкой. Телепень сказал мечтательно, как бывалый алкоголик:
– Пивка бы… мать моя женщина…
– Уйди!.. – со стоном отозвался Чёбот. – Меня тошнит.
– Меньше пить надо…– назидательно произнёс Телепень и тут же вылетел в сени, потирая зад. – Чего дерёшься-то?!
– Сейчас добавлю, – угрюмо пообещал Чёбот и, схватившись за живот, побежал в сортир за огородом. – Святые угодники…
– А мне понравилось, – признался Телепень, выглядывая в окошко и наливая чай в большую эмалированную кружку с щербатым краем.
– Чего понравилось? – с подозрением спросил Костя.
С утра город ему казался хорошим, а главное – удобным местом, если бы только здесь не стреляли. «Сопротивление», однако, неприязненно подумал он, вспомнив вчерашний бой.
– Цивилизация… – мечтательно произнёс Телепень. – Я бы остался, ей богу! – заверил он. – Отремонтировал бы квартиру, их здесь много брошено, и стал бы рыбку ловить. Озеро вон какое! Можно пивную открыть. Ну что-нибудь такое… – стал он путано объяснять под ироничным взглядом Кости. – Видел, как народ пьёт. Это же Клондайк!
– Не знал, что ты такой предприимчивый, – удивился Костя.
– Почему я предприимчивый? – обиделся Телепень, для которого это слово означало быть жадным.
– Не знаю, – ответил Костя. – Тебе видней. А кайманы?
Чай помогал только отчасти. Правда, головой до сих пор нельзя было шевелить, но она уже не готова была лопнуть при первом же удобном случае.
– А чего кайманы? – показушно удивился Телепень, со смаком отхлебывая чая. – Они тоже люди, тоже есть хотят, а пьют наверняка не меньше нашего брата.
Рассудительность Телепня удивила Костю. Раньше он не замечал за ним подобных наклонностей. Телепень, скорее, был молодым бычком, которому старшие товарищи не давали разгуляться. Он никогда глубоко не судил о вещах, а здесь его прорвало. Вот что делает с человеком город, удивился Костя.
– Только нашего брата здесь убивают, – иронично заметил Костя, что стоило ему прострела в голове с правой стороны. – По мне лучше живым в тайге сидеть, чем быть убитым в городе, – добавил он, морщась от боли.
– Оно, может, и так, – согласился Телепень. – Хотя кто его знает? Но город даёт много возможностей. Сам посуди, в деревне ты кто?
– Кто? – не понял Костя.
– Пацан.
– Ну и что?
– А здесь враз можешь стать хозяином своей судьбы.
Было видно, что он не доверяет суждениям Кости, отчасти из-за вчерашних разговоров Дядина, и ему хотелось утереть Косте нос. Завидует, понял Костя, думает, что мне легче, чем ему. А мне, может, совсем и не легче, может, у меня тоже голова болит.
– Давай лучше бабки разделим поровну, – вспомнил Телепень о деньгах, и по лицу его пробежала тень жадности.
– Давай, – нехотя согласился Костя и стал искать в карманах эти самые деньги.
Он чётко помнил, что денег была целая куча. Он вывернул все карманы, заглянул даже в «менингитку», потому что имел дурную привычку прятать деньги в шапку, но, кроме смятой трёшки, ничего не нашёл.
Телепень глядел на него со всё большим подозрением.
– Не может быть… – покрутил он своей зверской мордой. – Потерял… или…
– Что «или»?.. – с угрозой переспросил Костя. – Ты говори, говори, да не заговаривайся!
Не любил он грязных намёков.
– Или… – не испугался Телепень, потому что там была и доля Чёбота, а вдвоём против Кости они уже были силой, – или украли.
– Кто платил за поросенка? – терпеливо спросил Костя.
– Какого поросенка?
Стали что-то припоминать. Вспомнили Малаху и пельмени с капустой, потом – пиво и солёные сухарики.
– Вкусно было… – плотоядно облизнулся Телепень.
– А кто вообще предложил платить? – ехидно осведомился Костя.
– Не знаю… – пожал бабскими плечами Телепень. – Не помню! Не я! Меня вообще там не было!
– А мне, кажется, ты.
– А когда кажется, надо креститься! – отрезал Телепень и со зла вытаращил свои медвежьи глазки.
В горницу со стоном ввалился Чёбот и, ни на кого не глядя, как зомби, по дуге, задевая плечами за стены, порулил в спальню.
В другое бы время Телепень хмыкнул, состроил бы жалостливую рожу и кивнул вслед Чёботу, мол, перебрал, браток, вчера. «Пить надо уметь!» – гордо изрёк бы ему в спину. Но на этот раз он не прокомментировал состояние Чёбота, а сказал Косте:
– Где деньги?!
– Не учи дедушку кашлять!.. – отозвался Костя и направился во двор подышать свежим воздухом, но в сенях столкнулся с Дядиным, который, отдуваясь, тащил здоровенный бидон с пивом.
Подмигнув Косте, он вошел в горницу и через пару минут вынес ему литровую кружку, полную пива.
– Прими! – потребовал он. – Сразу легче станет!
– Не могу… – простонал Костя, отпрянув от одного запаха.
– Пей! – сунул кружку в руку Косте Дядин. – Пей!
Костю едва не вывернуло наизнанку. Холодный напиток у него стойко ассоциировался с чувством опьянения. Желудок волной подступил к горлу, а во рту появился кислый привкус.
– Пей! Пей! Легче будет! – Дядин подтолкнул Костю под локоть, и Костя ткнулся носом в пену. – А то, как кутёнка… – насмешливо пригрозил Дядин.
Костя с мольбой посмотрел на него. Первый глоток был труден примерно так, как ложка касторки, которой ты готов подавиться, со вторым было уже проще, потому что желудок перестал бунтовать, а третий вообще пошёл на ура, и Костя незаметно для себя выцедил всю кружку. Пиво было чистым, как слеза, со слабым привкусом железа. В животе сделалось приятно и тепло, а кирпич, который сидел там, пропал. Но самое главное – отпустило голову. Она сделалась если не лёгкой, то по крайней мере, ею уже можно было крутить без опасения выплеснуть содержимое.
– О-о-о!.. – сказал Дядин, внимательно, как врач, вглядываясь в его лицо. – Больной пришёл в себя, сдувает пену с лекарства.
– А ещё есть? – стеснительно спросил Костя.
У него вдруг проснулся аппетит.
– Ха-а-а… – засмеялся довольный Дядин и подмигнул Телепню, который вышел посмотреть на эксперимент. – Можно, дорогой, можно, тебе всё можно.
В глазах Телепня промелькнула плохо скрываемая зависть.
– Спасибо, Захар Савельевич… – поблагодарил Костя. – Теперь всегда буду опохмеляться.
Через пять минут он уже ел яичницу с зелёным луком и запивал её пивом. Потом отправился спать, а проснувшись глубоким вечером, почувствовал себя совершенно здоровым.

***
Кто-то, кого он принял спросонья за врага, теребил его самым бесцеремонным образом:
– Вставай! Пора! Пора! Вставай!
Костя схватился за пистолет, который лежал у него под подушкой, и едва не пальнул в чёрную, страшную рожу, только в последний момент сообразил, что это не жуткий кайман со шрамом, а Телепень собственной персоной, и с облегчением рухнул на постель:
– Пошёл к черту!
– Ну ты и псих! – высказался Телепень. – Мать моя женщина! Вставай, мы тебя одного ждём. Где наши деньги?
– Пошёл вон! – отозвался Костя, швырнув в него подушкой. – Мне и здесь хорошо.
Но Телепень не собирался сдаваться:
– Захар Савельевич велел…
– Я проснусь утром, – ответил Костя, погружаясь в сон, в котором он вовсю целовался с Веркой Пантюхиной.
Он тут же успел её обнять, нежно и с большим чувством, которое шло откуда-то из живота, но кто-то бесцеремонно влез между ними и закричал в ухо:
– Подъем!!!
Костя снова вскочил, сна как не бывало, но на этот раз благоразумно не схватился за пистолет, а только сунул кулаком в чёрную, зверскую физиономию. Телепень, отлетев в угол, принялся ныть:
– Чего ты дерёшься?.. Чего?..
– А-а-а… это ты, – Костя сделал вид, что с трудом узнал его. – Чего тебе надо?
– Велели тебя будить… – Телепень держался за левый глаз и всхлипывал.
– Зачем? – Костя с хрустом потянулся.
– Едем… – со страдальческим видом ответил он, – по делам…
– Куда?! – спросил Костя, нащупывая одежду.
Он всё вспомнил. Ясно было, что Телепень просто так не отвяжется, что он всё равно не даст дообниматься с Веркой Пантюхиной и при каждом удобном случае будет орать в ухо: «Подъём!!!»
– На юг, – Телепень с кряхтением поднялся.
Под левым глазом у него наливался багровый синяк.
– Куда?! – удивился Костя, влезая в штаны и зевая во весь рот.
На синяк Телепня он не обращал внимания. Синяк был как бы делом привычным, синяком меньше, синяком больше, какая разница?
– Ты же у нас «мститель» номер пять тысяч сто? – расхрабрился Телепень.
– Ну?.. – угрожающе спросил Костя, которому совсем не понравился тон Телепня.
При иных обстоятельствах Телепень рисковал получить в морду ещё раз, но тут в горнице появился Дядин:
– Это взяли… это взяли… А соль? Соль забыли. Соль в дороге первое дело!
Сунув пистолет в карман куртки, Костя отстранил Телепня и вышел из спальни.
– Ага, – одобрительно посмотрел на него Дядин. – Отоспался?
– Да вроде, – пожал плечами Костя.
Он чувствовал, что Дядин благоволит к нему больше, чем к остальным. Это было приятно, но в тоже время настораживало. Как бы чего не вышло? – на всякий случай думал Костя. Не люблю я быть любимчиком, хотя даже Рябой ко мне хорошо относится.
– Едем!
– Куда? – ещё раз удивился Костя, решив, что Телепень просто нашёл предлог, чтобы разбудить его и не дать крепко обнять Верку