(эффективность) целебных цветов погребений должна быть, соответственно, соотнесена с культом бога-отца.
Примечательно, что в силу столь древней традиции люди клали цветы в могилы умерших еще 4 тыс. лет тому назад. Так, в захоронении близ г. Перт в Шотландии цветы таволги лежали возле головы умершего высокого социального статуса (К. Брофи, ун-т Глазго). Сегодня же цветы кладут только на могилу (там, где это принято).
Как известно, архаичная вера в целебную силу цветов проявилась, в частности, у шумеров, в их мифо-поэтическом отношении к жемчугу как к магическому «цветку вечной молодости» (в эпосе о Гильгамеше змея съела добытый героем жемчуг, в результате чего сбросила старую кожу (облик) и омолодилась, ибо мудрому Змею, богу-отцу Энки, не угодно бессмертие созданного им человека (ни Адапы, ни Гильгамеша, ни Адама). По мнению М. Элиаде («Очерки сравнительного религиоведения». 1999), «цветку вечной молодости» (жемчугу) приписывалось омолаживающее действие, «потому, что он был «рожден от воды… жемчужины полны порождающей силы воды (глубин) … они, рождённые от [под влиянием] Луны» (AV, IV, 10), обладают долей ее магической силы [вновь и вновь возрождаться]… (а также и) потому, что он (жемчуг) представлял [мужское] начало инь» (как известно, у древних китайцев «Луна - это («мутная», мужская) субстанция «инь» (см. ниже)). Таким образом, и М. Элиаде соотносит (во всех случаях) целебную силу цветов с образом мужского божества.
Соотнесение целительства (здоровья) с культом бога-отца демонстрируется тем, что обычно божеством-целителем в эпоху неолита и позже считалось мужское божество (и индийский Шива-Рудра, и шумерский Ассалухи, и древнегреческий Асклепий - лучшие из лекарей), но при этом цветы - приношение (по принадлежности, если (?) лекарственные растения не считались исключением) матери растительности (Великой богине), а также (в постнеолитический период) и эпифаниям раннеземледельческой Великой богини Неба (у египтян, например, богам Ра, Хормаху или Атону). Следовательно, можно предполагать, что лекарственные цветы на трупах должны были служить «напоминанием» (молением), обращённым к обеим ипостасям единого и единственного Двуединого божества (матери-отцу) о необходимости исцеления от смерти усопшего (возможно, излечения неких его конкретных органов, на которые и возлагались цветы) и скорейшего возврата (возрождения) его к жизни.
Уместно отметить и то, что цветы, сложенные (сплетённые) в круг, - венки (в т.ч. и погребальные), - атрибутика культа Великой богини (различных её эпифаний). В Индии, к примеру, венками и гирляндами из цветов издревле украшают как невесту, так и жениха (вероятно, такие венки и гирлянды служили молением о "бесконечности" цветущего брака и о плодовитости). У аравийцев венок из цветов апельсина надевают на свадьбу только невесте, как символ ниспослания ей плодородия. Характерно, что цветочные гирлянды, как и венки (круг), тоже могли носить хтонический характер (вероятно, тоже как архаичная эмблема нескончаемых посмертных возрождений). Как известно, в Индии гирлянду из красных цветов надевали на человека перед принесение его в жертву («Айтарея-брахмана»). У иудеев же негативное отношение к любым венкам и гирдяндам, несомненно, сформировалось как следствие борьбы жречества за становление идей монотеизма (библейские евреи весьма почитали Иштар-Астарту).
Характерно, что в «траурных» (круглых или овальных) венках для погребений издавна используются розы (белые и красные) и лилии (а также, в частности, хризантемы, ирисы и гладиолусы, каждый из которых несёт свою сакральную символику; так (в наше время), хризантемы - символ смерти, а ирисы - символ веры и надежды). Очевидно, что изначально погребальный (поминальный) венок (символизм цветов, из которых он состоит) приносился в дар (ст.-слав. «вѣно (венок)» означает «дар») Великой матери (в русле концепции непрерывного цикла посмертных возрождений к новой земной жизни).
Сравнительно часто в верхнепалеолитических кроманьонских погребениях находят тщательно выделанный и богато орнаментированный каменный «жезл» (стержень) с овальным или круглым отверстием с одного из концов. Этот, как считается, «странный» предмет, несомненно является эмблемой фаллоса (в то время как кольцо или диск с изображением вульвы (к примеру, из Брно) в захоронениях символизируют женское начало). Один из таких «жезлов» (музей Сен-Жермен, Франция) украшен фигуркой глухаря (105.), вероятно, токующего в брачный период. Данное изображение с очевидностью свидетельствует о характере и сакральном предназначение «жезла». Присутствующая здесь символика: птица (богиня-мать) на «жезле» (фаллосе), - говорит о видение стереотипного механизма созидания жизни на земле (аналогичная символика использована и на рисунках пещеры Lascaux, Франция). Два костяных «жезла» (типа batons de commandement) найдены рядом с останками двух мальчиков в возрасте 12-13 лет (одетых в украшенные бусинами меха, с кольцами и браслетами из слоновой кости в захоронении Сунгири (возраст - ок. 23 тыс. лет) к востоку от Москвы (очевидно, что данный погребальный инвентарь молебственного характера соотносится с обеими ипостасями Двуединого божества).
Возникает вопрос: если известны десятки неандертальских погребений, то почему число находок древнейших останков неоантропов единично? Не ясно и почему захоронения неандертальцев гораздо старше, нежели кроманьонские (предполагается, что эти ветви параллельны).
Вполне возможно (предположение), что эти факты могут быть связаны с изначально бытовавшей у кроманьонцев культово-мифологичекой традицией оставлять трупы птицам на открытых помостах (вверять останки хтонической эпифании Великой матери, богине Неба). В таком случае мягкие ткани склевывались стервятниками-грифами (пожирание тел птицами - символический акт посмертного возвращения плоти в материнскую утробу (с целью последующего возрождения)). Экскарнация проводилась и в специальных сооружениях (или на деревьях); т.е. плоть "забиралась" богиней Неба.
Весьма показательно, что одно из известных (и весьма наглядных) ранних свидетельств веры в посмертное возрождение - пара женских грудей на одной из стен раннеземледельческого Чатал Хююка, вылепленных (как на каркасах) на черепах грифов (вестниках смерти), причём, их (грудей) сосками являлись острия клювов этих птиц (Великая мать - владычица жизни и смерти (гриф же - сама богиня)).
Далее, после после удаления мягких тканей (к примеру, у анатолийцев VIII/VII тыс. до н.э. (Дж. Мелларт)) очищенные кости собирались, заворачивались в одежды, шкуры или циновки и погребались. Иногда останки посыпали красной охрой и киноварью, а область шеи и лоб черепа окрашивали синей или зеленой краской (символика Великой богини (см. по тексту)). Найдены скелеты, раскрашенные минеральными красками в различные цвета (голубой, зеленый, желтый; - каждый из цветов соотносился с определённой эпифанией образа Великой богини, к которой (эпифании) взывали особенно настоятельно); и красный - символика бога земли и преисподней). Как установлено, практика очистки костей трупа перед последующим их захоронением в специальном «контейнере» - анатолийское начинание.
Подобная погребальная практика выявлена и при раскопкахранненатуфийского поселения Эйнан (Ханаан). Здесь также обнаружены коллективные вторичные погребения останков (в одном погребении части скелетов нескольких людей) после предварительного удаления их мягких тканей (большинство захоронений содержало красную охру). Установлено, что в погребениях носителей культуры «Лендель» (4900-3400 гг. до н.э.), преемницы культуры линейно-ленточной керамики (В.А. Сафронов), встречаются не только захоронения практически целых останков умерших, но и костей после сожжения тела. В убейдском поселении Тепе Гавра также обнаружены погребения (IV-III тыс. до н.э.) двух типов: и ингумация (трупоположении), и остатки трупосожжений в урнах (возможно, - вторичное захоронение). Примечательно, что проведение экскарнации предписывает и "Авеста" (заметим, что основной способ обращения с умершими в "Ригведе" - кремация).
В городке Марч (Англия) обнаружено место погребения, где рядом со следами погребальных костров (найдены кремационные урны) располагался помост для экскарнации и большой (погребальный) колодец (глубокий), окружённый стеной из столбов. (С. Мекулей, Оксфорд). Существуют свидетельства, указывающие на то, что и в Стоунхендже останки после экскарнации кремировались.
В Греции (В. Буркерт. 1977), в Эвтресии на Эвбее, обнаружен воронкообразный колодец (диаметр 6 м, глубина ок. 3 м), окруженный стеной. В другой «жертвенной» яме, найдена маленькая каменная колонна («байтилос»), В кургане («магула») Оцаки (Фессалия) найдены жертвенные (возможно, погребальные) ямы (колодцы), в которых содержались слои пепла, кости, осколки сосудов и статуэтки (вероятно, как сопутствующий инвентарь). Считается, что подобные «похоронные колодцы» (которые греки называли «ботрос», а римляне - «мундус»; к этой же концепции относятся и «фависсы») - романо-кельтского происхождения и (поэтому) обнаруживаются по всей Галлии от Рейнской долины до Пиренеев и Атлантического побережья, а также в Германии (С. Пиготт «Друиды»). Встречаются и подобные колодцы (к примеру, в Ковентинас-Уэллс) с вотивными приношениями кельтов, среди которых нередко находятся и человеческие черепа.
Существенно, что данный обычай (вторичное захоронение) сохранялся не только у ханаанеев, библейских евреев (контейнеры «осуарии») или зороастрийцев, но предварительное удаление мягких тканей с тел усопших проводилось, в частности, кельтиберами и японцами, и дожило до нашего времени. Так, случай эксгумации (через 5 лет после смерти) в целях вторичного захоронения (костных) останков в оссуарии (небольшое цементное строение в углу кладбища) был зарегистрирован в начале 80-х гг. ХХ в. в Фессалии (Северная Греция).
Таким образом, если у кроманьонцев ещё не существовал (не развился) обычай вторичного погребения (артефакты отсутствуют), а кости растаскивались птицами и зверями (кости вполне могли и сжигаться), то и их могилы единичны и не должны быть на много старше классического Ориньякского погребения (35-25/32-20 тыс. лет до н.э.), поскольку традиция захоронения трупов в земле (ингумация) была явно заимствована кроманьонцами у своих соседей - неандертальцев.
3.1.4 Концепции посмертной участи.
«К чему печаль о том, что знать нам не дано?»
Джон Драйден
Существовали ли у неандертальцев какие-либо представления о своей посмертной участи? На этот счёт существует несколько мнений. Приведём некоторые из них. Так, академик Фридхардт Кликс («Пробуждающееся мышление. У истоков человеческого интеллекта». 1982) пришёл к выводу о том, что "как бы там ни было, нужно признать, что у неандертальцев,
поддельный автор.
