О российской истории болезни чистых рук

просветительством и нести в недра народа свет и тепло очень даже многие и по сей день совершенно вовсе-то явно, что попросту не хотят.
Поскольку нечто подобное будет и смех и грех! 
И вот как до чего саркастически пишет обо всем этом Виктор Гюго в его романе «Отверженные».
«Праведник, чья жизнь полна самоотречения, - опасное соседство: он может заразить вас неизлечимой бедностью, параличом сочленений, необходимых, чтобы продвигаться вперед, к успеху, и вообще слишком большой любовью к самопожертвованию; от этой чумной добродетели все бегут».

203
Да только — это некогда ранее от нее все уж безо всякой оглядки сходу бежали в разные стороны, считай врассыпную.
Однако теперь как раз-таки именем всего того благовонного духа западноевропейской цивилизации святую праведность до чего непременно уж вот постараются весьма изощренно изгадить, оплодотворить никчемными фантазиями…
И ясное дело, что без той самой считай уж безвозмездной помощи откуда-то изнутри нечто подобное попросту ведь явно никак не приживется.
И чьи-то исключительно резвые добровольные помощники станут еще на путь самого бесповоротного разрушения всех тех былых основ некогда ранее существовавшего государства.
Ну а некогда затем как оно и понятно люди с высоким умом и чистыми руками только и всего, что в великой спешке сделают ноги из совсем внезапно возникшего адски всенародного новообразования…
Ну или уж вполне еще станут они во всем на редкость идеально вот послушными его гражданами.
Причем главное тут то, что для вящего закабаления в путах всеобщего рабства для на начала была объявлено о той самой вовсе так невероятной свободе для всех и буквально-то каждого.
Однако главной и чисто внешней целью тут было истово подлое разрушение всей российской государственности.
То есть сначала предполагалось разрушить до самого основания одну из архаичных империй, а затем и создать на ее месте ее начисто выпотрошенное чучело…   
Ну а именно затем полностью целиком всячески затравить Россию как страну, спустив на нее сразу же всех так и рвущихся с цепи собак.
Ну а те кто после 1917 года звал и звал о самой незамедлительной военной помощи вовсе-то никак не мог того понять, что ее было тогда совершенно уж никак так не дождаться.
Те кто до чего активно подливали масла в огонь с ведрами воды никак уж затем и близко вот не спешили. 
А все потому, что всем тем величественным европейским державам попросту явно как-никак не было никакого дела до горьких бед совсем же безусловно для них чужой - страны России.
Нет, они, куда скорее наоборот, могли уж разве что только значительнее поспособствовать именно тому только лишь едва-едва намечающемуся ее развалу, а то и собственноручно его весьма успешно до чего еще по-свойски разом организовать.
А то чего доброго и данный праведный идеализм, до самых же краев доверху переполненный идеями благородства и самопожертвования ради всеобщих, а не своекорыстно личных интересов и к ним не дай-то Бог сходу так затем не ровен час еще переметнется.
Ну, а именно тогда он кое-кого вполне компетентно заставит несколько ведь переменить те самые издревле как есть твердо сложившиеся принципы, некогда выработанные еще при том ныне совсем незапамятном императоре Августе.
Вывеску, когда надо мы поменяем, а вот то, что за ней никогда.

204
Ну а в той старой России все — это было как-то и близко уж явно не так!
На ее необъятных просторах сколь еще вовсе вот безнадежно схлестнулись в бешеной ярости два потока сознания.
Западный усвоенный кое-как наспех (и, кстати, весьма старательно идеализированный) и азиатский с его всенепременным презрением ко всем тем общеевропейским ценностям, а именно потому до самых седьмых небес и превозносящий семью, власть и старый порядок.
Страшная — это все-таки сила взаимная нелюбовь (не личная ненависть) сколь многих людей достойных, а меж ними столь явно ведь и будет разливаться то всем небезызвестное житейское море, никогда ранее и близко пока не вкушавшее никаких плодов доподлинно же верно осознанной свободы.
И вот главное как раз именно той безумно бестолковой свободы всяческой праздной и пустой болтовни, безрадостно и беспардонно мусолящей своими грязными лапищами старые раны уж будто бы никак не доставало той самой отчаянно за всех сразу воюющей российской державе.
И это как раз в результате вовсе так многолетних и беспрестанных дебатов нигде далее вовсе и не осталось совсем никого из тех, кому было бы только разом и надобно жить, во всем следуя весьма банальному уму и сердцу, а не в густом дыму бесконечных словесных баталий.
А под их крайне бесславной эгидой подчас вовсе безбожно терялся всяческий тот безупречно разумный и житейский здравый смысл.
Ну, а тем наиболее главным и сколь сокровенным термином прореволюционно настроенной интеллигенции явно уж тогда и стало, то самое чисто как есть более чем сакраментальное изречение до чего откровенно и всеобъемлюще выражающееся в тех  разве что двух окаянно веских словах «все долой».
И ведь вполне до конца осмысленно сокрушить все и вся было для них, считай как есть вполне еще жизненно важно, да и на редкость безотлагательно полностью необходимо.
Да еще и сделать — это явно уж надлежало именно так во имя некоего сущего экстракта общественного блага, до чего еще безыскусно вылущенного из всей той чисто пустозвонной и отчаянно нечестивой словесной шелухи всяческих революционных лозунгов.

А тут и тот изумительно высокий, светлый ум, с невыразимой грустью покидающий берега родной отчизны при самой первой для нее серьезной опасности…
Уж более всего на свете, безумно страшащийся пролития человеческой крови, к коему и он тоже будет с какого-то боку вполне однозначно сколь неуклюже более чем несуразно на деле причастен.

205
И это как раз этакие весьма разнузданно и донельзя расхристанные люди довольно-то немало и были, никак не бездеятельно же причастны к тому самому сколь еще неистово воинственному подстрекательству к дикому бунту.
Да и кроме того вовсе-то не меньшей была вина и самого разного рода откровенно же слабых на всякую кровавую слезу либералов.
Ну а в особенности явно никак они не преуспели в деле только лишь разом еще последующего посильного укрощения всех тех внезапно взбесившихся людских инстинктов.
Причем кое-кто и не подумал пошевелить мозгами ради настоящего, а не липового блага общества хоть чего-либо, вообще вот действительно делая даже и одним пальцем ноги.
Ну а чего тогда совершенно попусту говорить о том, чтобы руки свои холеные в чем-либо весьма же непритязательно нечистом сходу на деле более чем скверно ведь еще явно так перепачкать.
А между тем без всякой крови тут было никак вовсе попросту не обойтись, однако то без тени сомнения, была бы совсем иная кровь не чертовых же царских сановников.
И раз ее длинные костлявые руки должны были коснуться никак не тех еще сколь давнишних эксплуататоров, а уж всего того чисто от века чудовищно забитого и бедного люда рабочих и крестьян…
А нечто подобное, видишь ли, и было бы для всей той российской интеллигенции вовсе бесспорно никак недопустимо, раз совесть их подобного кровопролития стерпеть… ну никак и нигде совершенно уж явно совсем ведь и не могла!
А все, потому что при этаком диком ужасно бедовом раскладе до чего еще безнадежно бы пострадали не те исключительно зловредные царские сатрапы, а именно те ни в чем, ни перед кем неповинные люди.
А перед тем неимоверно суровым судом истории за ТЕ самые несчастные судьбы случайно погибших В ТОЛЧЕЕ УЛИЧНЫХ ПРОТЕСТОВ кое-кому было бы на редкость обидно и досадно держать еще некогда затем должный ответ…
Да и дело тут было не только в этом…
Раз уж, прежде-то всего, это было никак неприемлемо с точки зрения чьей-либо как есть еще крайне однобоко развитой морали.
Российская интеллигенция оказалась как вот сколь довольно падкой на низменную лесть, да и точно также и крайне во всем трепетно боязливой, когда речь шла о любой возможности совершенно внезапного прекращения всякого ее дальнейшего существования.   
Ну а заодно и фактически полное недопонимание тех еще только грядущих и отчаянно удручающих исторических перспектив, как и до чего явственное желание остаться строго в стороне от грязи и крови вполне ведь и привели российскую действительность в то самое, считай полуобморочное состояние.
А это как раз и стало причиной того, что она оказалась совершенно бессильна пред грубым натиском большевистской бравой когорты.
Но началось-то все явно так как есть еще значительно ранее…
Раз в чьих-то сияюще радостных глазах то самое бессмысленно примитивное и тупое убийство царских министров и было наиболее наилучшим и действенным средством для самого максимально естественного приближения бесподобно лучших дней вовсе-то иного никак не беспросветно темного будущего.
А то, как же!
Поскольку все ведь нынче разве что только во имя народа и его благими чаяниями фактически как есть еще повсеместно, знамо дело, как есть, весьма уж восторженно так и творится!

206
И вот оно как до чего еще сколь обречено оглядывался на то самое только совсем для него уж тогда недавнее и донельзя злосчастное прошлое тот нынче почти легендарный генерал Краснов.
Причем он, безусловно, вел на редкость жаркую полемику с самим-то собой и в том судьбоносно трагичном 1922 году в его книге «От двуглавого орла к красному знамени» он никак не вскользь упоминает о том крайне неприглядном потворстве интеллектуальной элиты общества со всех сторон безнравственно аморальному построению великого царства идеалистической химеры.
«У Рузского миллион солдат под ружьем, и все еще и не нюхали революции. Даже если тысяч сорок походом двинуть на Петроград, так при одном известии весь революционный пыл погас бы и все эти герои революции побежали бы выдавать друг друга и каяться. Но, повторяю, игра заварена серьезная, и в ней принимают участие верхи, не без одобрения союзных посольств».

Причем эти «благородные господа союзники» как на то не раз было указано выше, играли с Россией в двойную игру, однако, куда им всем было до царского правительства, которое многодумно играло в игру тройную и не только с народом, но и с самим собой, то и дело отчаянно выкручивая себе руки.
Слишком уж невозможно сложным царством интриг во все времена и вправду как есть на деле являлось буквально-таки любое правительство России.
И это сколь отрицательно же сказалось еще во времена славной битвы при Калке, когда вящий разлад между князьями фактически открыл Чингисхану врата от древней Руси.
Да и во время крушения доподлинно настоящей великодержавной империи все это уж было в точности как раз именно так, а никак не иначе.
Не верящим в это вполне бы стоило прочитать и впрямь весьма ведь более чем занимательные «Воспоминания Витте».

207
А между тем все уж явно как есть на деле могло бы пойти совсем иным путем, будь та царская держава руководима людьми до конца прагматичными, всегда вот сколь взвешенно думающими именно своей головой и главное нисколько при всем том ее, не склоняющих в жесте чрезвычайного почтения пред ничтожнейшим