Слепой метод

обиделась Агни, но опять великолепный и жалкий любовник Йердна промелькнул в её голове.
- А я и вспомнил, - так же медленно произнёс Ясав. – Я ещё раньше вспомнил, там, у озера…
- А я вот – никогошеньки там не вспомнила, для меня только ты был… А для тебя, значит, нет?!..
Тут они ещё немножко поссорились, потом вошли в дом, поели яблок, а потом, естественно, начали мириться. Крысы им не мешали. Утром они отправились в Сардам, чтобы попытаться сколотить из его жителей общину, которая могла бы противостоять силе злобы и раздражения.
Агни не видела больше никаких снов, и ей почему-то казалось, что вряд ли она увидит их когда-нибудь. Однако потерю эту она пережила с удивительной стойкостью, и долго ещё весело болтала с Ясавом и собирала цветы – в первый час пути им попадалось много цветов.
 
Проснулся от грохота. За стеной что-то покатилось, звякнуло, потом – ещё раз, и я услышал крик Маши:
- Ах ты, рожа неумытая! Пьянь болотная!
- Ну, пошло-поехало, - проворчала Таня и начала вставать.
- Что это там? – спросил я.
- Милые бранятся, - ответила Таня сердито и вышла из комнаты, накинув халат.
А за стеной разгоралось.
- Мало мне одного алкаша было?! – кричала Маша.
- Отставить базар! – это уже сиплый голос Ростика.
- Я тебе покажу базар, я тебя научу водку лакать! Вот тебе! Вот! Вот!
Опять зазвенело, потом что-то тяжело шмякнулось об пол.
- Совсем сдурела, чумовая! Убери руки! – заорал Ростик.
- Так его, так, научай! – вмешалась тётка Надя, Машина мать.
- А вы, маманя, вместо чтобы урезонить, потакаете, значит?
- Ах, ты, пьянь! Это я тебе потакать должна? Ну, дела!
- Да не лезь с руками-то, а то как въеду – не очухаешься! – почему-то весело закричал тут Ростик.
- А ну двинь! Двинь! Двигатель нашёлся! – завизжала Маша.
- Хватит вам орать, с самого утра завелись, спать никому не даёте, - это уже Таня.
- Что там случилось? – спросил я, когда она вошла.
- Ростик твой вчера в первом часу ночи завалился – пьяный в дым.
- Естественно, вчера же денежное довольствие выдавали.
- Хорош, нечего сказать. И ты тоже – воспитал…
- Он взрослый человек, я ему не воспитатель.
- Чего уже теперь говорить… Поднимайся.
- Завтракать будем?
- Ну а как же?
- Да я… это… не привыкну… Дома-то… в смысле – там…
- Тебе кофе?
- Ага.
- Где деньги, алкаш?! Да пошла ты! – не успокаивались за стеной.
- Сколько сахару класть?
- Две ложки. И молока…
- Никак медовый месяц справляете? – раздался ехидный бабушкин голос.
- Полюбуйся, бабаня, на эту пьянь: от всей получки 23 рубля 12 копеек из карманов выгребла!
- На ещё сорок копеек – и заткнись, - опять засмеялся Ростик.
- Вот оно, вот оно – нет ни сахару, ни чаю… - захихикала старуха.
- Тань, а сыра нет? А Рая всегда «Виолу» приносила…
- Гоша!
- Извини, извини… Я отвыкну скоро. Ведь всего неделя. Нет… Да! Славная дата!
- Какая?
- Ровно десять дней, как нас с Раисой Павловной развели.
- Что ж – напейся, как Ростик.
- Ну, не бурчи, не бурчи… Слышь, Танюша? Не дуйся на старого дурня… На меланхолика, как Ростик определяет.
- Пей, кофе стынет.
- Нет ни сахару, ни чаю… - трунила за стеной бабушка.
- Всё есть, бабаня! Сейчас заправляться будем! Так говорю, жена? – веселился Ростик.
- В допрежние времена, - не стихала бабка, - песня такая, как раз про Машу и про тебя…
- Ща споём! – подхватил Ростик:
Нет ни сахару, ни чаю,
Нет ни пива, ни вина,
Вот теперь я понимаю,
Что я прапора жена!
Ростик заржал, а Маша вскипела.
- Цирк устраиваешь?! И ты туда же, бабаня?
- А вот мы его не пропишем, - он тогда посмеётся! Хазанов! – встряла тётка Надя.
- Это кого ты не пропишешь? Родного мужа к любимой жене?
- А вот не пропишем – и всё тут!
- Вот теперь я понимаю, что я прапора жена! – опять съехидничала бабка.
- Господи, - вздохнула Таня, - теперь всё время так будет.
- Ну почему же всё время?
- Это ты у чадушки своего спроси.
Я ничего не ответил.
- Славик! Это же форменное безобразие, в каком ты виде был!
- О! Тётя Таня! Давай про политико-моральное состояние поговорим, самое время приспело!
- Тебе всё шутки шутить! А если б тебя забрали, да ещё в форме! Кошмар!
- Правильно говоришь – страшное дело. Но теперь – всё. Завязал. Как родной говорю. Ты ведь одна меня и понимаешь!
- Клоун! – крикнула Маша.
Дверь хлопнула, по коридору зашаркали – и всё стихло.
- Успокоились, наконец, - сказала Таня.
В нашу дверь постучали.
- Папа, Таня, к вам можно?
- Входи, Ростик…
- Добренькое утречко.
- Чего уж доброго, - неприветливо отозвалась Таня.
- Да ладно, чего ты, туда же…
- Ростик! (Это уже я) Ну как же ты так можешь? Право, даже неловко за тебя.
- Ну, пап, кончай…
- Что значит – «кончай»? Ты теперь всё-таки в чужом доме, должен считаться.
- Зачем – в чужом? Я в своём доме, если хочешь. Скоро свадьба – и всё. А что вчера вышло – так это я, конечно, извиняюсь. Я же от радости, ей-богу! Знаешь, мне хорошо как-то стало теперь…
- Ну и не порти эту радость. Ни себе, ни другим.
- И не буду! Поверь.
Опять стук в дверь, появилась Маша.
- Чего скрылся, скандалист?
- Маш, заходи. Я не скандалист – я же всё миром хотел, а вы завели – пьянь, не пропишем… Зачем так?
- А как ещё с тобой?
- Очень просто. Скажи: Ростислав, ты не прав. И я отвечу: извиняюсь. И всё.
- Ишь, какой покладистый стал…
- А я и был покладистым. Скажи, пап, я мужик – золото!
- Ладно, дети. Давайте мириться. Маша – он всё осознал и больше не будет. Ну – поцелуйтесь.
Ростик схватил Машу в охапку и громко чмокнул в щёку. Маша улыбнулась.
- Что я ему – выпить, что ль, не дам? Пей дома-то, сколько влезет…
- Ну что за баба! А, пап? Просто образцово-показательная!
И опять чмокнул её.
- Пошли завтракать, золото, - Маша потянула Ростика за руку.
- Всё – иду. Иду – и всё отлично.
- Ну, видишь, как просто, - сказал я, когда они вышли.
- Просто да не просто…
- Что ты, Таня?
- Знаешь, Гоша, давай уедем…
- Куда, зачем?
- Отсюда, далеко.
- Да почему?
- Не могу я здесь, Гоша. Хочу – быть с тобой. И больше ни с кем.
- Не понимаю…
- Всё надоело, всё надоело. Мне 38 лет, а что я видела? Как жила? Квартира эта – в ругани, склоках, муж – пьяница, поликлиника – гадюшник, все друг другу глаза выцарапать готовы. Не могу больше. Если сейчас не поломать – после поздно будет. Мне 38 лет, 38…
- Перестань, Танечка, что ты, что ты…
- Нет, всё надо начать сначала. Я хочу жить там, где меня никто не знает, хочу жить в тёплом, добром городе… Давай уедем? Я прошу тебя, пожалуйста, Гоша!
- Куда?
- У меня подруга есть, Лида Князева, ещё со школы. Она десять лет как уехала из Москвы, развелась с мужем и уехала. Живёт в Севастополе. Так довольна… Пишет – хвалит. Зовёт…
- Севастополь? Но это же закрытый город!
- Нет уже – недавно открыли.
- А может, всё утрясётся, уладится…
- Нет, Гоша, здесь ничего не уладится…
- Но как же так… Вдруг… сняться с места…
- Только так и можно – вдруг. Или ты за свой ЖЭК держишься?
- В целом там неплохо…
- Да не обманывай ты себя! Что тебе здесь?
- Привычки, Танюша… Мне ведь 54. Не поздно ли всё менять?
- Ты уже начал менять. Так давай – всё.
- А жить где? А работать?
- Сменяем эту комнату, а работу всегда найдём. Мы ведь за деньгами не гонимся?
- Да, поздновато гоняться…
- Ну вот. Напишу Лиде – она там объявления расклеит, мы здесь дадим… Может, она и работу присмотрит.
- Трудно решиться…
- Эх ты, чудик. У нас же выхода всё равно нет. Не век же здесь крутиться: Ростика с Машей мирить, все эти склоки слушать…
- Всё же – семья…
- Мы теперь сами себе семья. Куда хотим – поедем. Не понравится в Севастополе – махнём ещё куда!
- Жаль прописки московской…
- Чего за неё цепляться? Много ты от неё добра видел? А в других местах, что – не люди живут? Ещё получше здешних будут.
- Да, да, это я всё ерунду говорю… ЖЭК, прописка… От неожиданности плету невесть что. А если… если… если и вправду?
- Да решайся ты… Меланхолик!
- И ты туда же.
- Шучу, шучу… родной ты мой…
Вот как всё обернулось, и по здравом размышлении – правильно. Может быть, уже не так много и осталось впереди, значит, надо попробовать, попытаться найти что-нибудь иное, истинное. А что есть истина? Она прежде всего в том, что у меня на свете не осталось ничего, ради чего стоит жить, кроме Тани и моих писаний. Значит, смешно держаться за что-то другое.
«И то, что казалось дальнейшим молчанием, пустотой и небытием, стало живым пространством, новым, истинным временем».
Ведь так?
 
…Это я, я первый их увидел, когда они ещё в город не вошли. Я козу пошёл искать, у меня ещё коза была, убежала она и заблудилась, я пошёл искать, смотрю – эти двое сидят и о чём-то шепчутся, а потом ещё дорогу у меня спросили… Я им показал, а сам пошёл козу искать, только померла она, коза-то, я её в канаве нашёл, уже птицы клюют, ну, я обратно в город, а там смотрю – парень на площади на камень влез и говорит что-то, а женщина рядом с камнем сидит и просто так улыбается; смотрю – народ собирается вокруг, ну, тут и я подошёл…
 
…Нет, нет, всё не так было, не так. На площадь-то они уже потом пошли, а сначала по домам. Я их в окошко увидел: идут и во дворики заглядывают. Я на улицу вышел – может, что нужно, они говорят – цветы нужны или трава какая-нибудь, а у меня во внутреннем-то дворике ещё фикус целый стоял, только чуть-чуть сохнуть начал, я их и повёл; продам, думаю, дорого. Тут они мне всё и объяснили, и поручили, значит, чтобы я, как местный, по всем улицам прошёлся, посмотрел, а они, значит, на площадь пошли…
 
…Да, а к вечеру нас уже собрали, человек двести оказалось всего, кто поверил, стали решать, где обосноваться, тут я и предложил на озере встать: там и вода рядом, и лес могучий был, и луга сенокосные. Там, в деревне-то, чума была, все повымерли или поубегали куда, но ведь это уже давно было, зараза-то пройти должна, да и где сейчас заразы нет…
 
…Я-то с самого начала поверил, только сомневался, что с нашим народом что-нибудь толковое можно сделать, раз уж дожили до такого… Но пошёл тоже, куда же деваться, думаю, погляжу, как и что, хуже не будет, а удрать всегда можно… Как на место пришли, я свой-то мешок припрятал, как бы потерял на случай, если и здесь голодно будет… Так и вышло, конечно, ни хрена ничего не выросло, целый день только и делали, что еду делили…
 
…Это, значит, я тебя возлюбить должен, как самого себя, так что ли? Да на кой чёрт ты мне сдался, каждый в одиночку подыхать будет! Ну, что ты такой?! Чего тебе надо от меня? Чего ты меня сюда привёл? Ах, я сам пришёл! Конечно, пришёл, может, тут у вас жратва припрятана! А ты меня сказками кормишь! Да пошёл ты…
 
…А кто такой этот Катрапс? Раб? Откуда он сбежал? Что, и ещё с собой рабов привёл? Свободным дохнуть негде, плюнуть некуда – в умного раба попадёшь! Надо ему устроить, чтобы не выкомаривался! Много, говоришь? Ну, когда много, пусть живут… А нам, брат, ноги надо отсюда делать, скоро рабы свободных резать