- Я не знаю, что мне делать.
- Зайка, хорошая моя, - внезапно сжала меня в своих руках, поцеловала в висок. – Успокойся.
- Я ничего уже не хочу. Ничего, - отчаянно. Утопила лицо в ладонях, давясь уже новым накатом истерики. – Алё-ён, - горько, - почему я тогда не умерла?! Почему? Почему не дали?! Почему я до такого докатилась?! Почему?!
- Ну, - несмело. – На всё воля божья.
- Я не знаю, что мне делать, - в голос вновь произнесла то, что уже мантрой отбивал мой пульс рассудка. – Просто не знаю…
- И не делай, - внезапно. Еще сильнее сжала в своей хватке. – Обдумайте еще раз все хорошо, сообща. Поженитесь, родите. И все наладится.
- Мы, - захлебываясь позывом сумасбродства, рассмеялась я, - и так женаты, - в позоре отвожу взгляд.
- Ну так тем более! А тут вдруг… что не так пойдет, и все: считай приговор на всю жизнь. Да и потом! Ва-ань… это же ребенок! Это… не болезнь и не проблема. Это радость. Да, приносящая заодно некие сложности, но… тем не менее радость! Поверь моему опыту – с его рождением… все ссоры, все эти бредни, страхи – все отойдет на второй план.
- А если я его тоже буду ненавидеть? Точно также? – в страхе уставилась ей в глаза, вымаливая правды, истинного предсказания. Верного решения.
- Кого? – оторопела та.
- Ребенка. Как отца его.
Обомлела. Но миг – и наконец-то совладала с собой. Вздернув бровями, шумный вздох. Взор коло – и снова мне в лицо:
- Вообще-то, это прежде всего твой ребенок. Тебе его вынашивать, выкармливать, воспитывать. И поверь, когда он родится…
- Ален, - перебиваю ее. – Мне только девятнадцать, зачем мне все это?
Вонзаю в нее взгляд, полный укора, будто это она в чем-то виновата. Будто она меня тащила под венец…
- Ну… Девятнадцать, так девятнадцать. Когда уж получилось. Не пятнадцать. Отличный возраст. А если останешься вообще навсегда без детей, что тогда?
- Из детдома возьму, - рыком, отворачиваясь.
- Ага. Легко сказать, да тяжело сделать. Не каждый сможет вынести эту ношу до конца и достойно. Вань, - отдернула меня за локоть – не поддаюсь, - если сомневаешься – не делай. Молю тебя, не делай. Ведь потом все осознаешь до конца, а будет уже поздно… Не простишь себе никогда. Поверь! Не делай. Ребенок не должен платить за грехи отцов. Он не виноват… и не заслужил, чтоб его убили. Ручки, ножки заживо оторвали.
Поежилась я от ужаса. В страхе уставилась на нее:
- У меня еще маленький срок.
- И что? – грубо. – А сердечко его уже бьется. Он там, - коснулась вдруг моего живота, - живой. Понимаешь? Прошляпили? Прошляпили. Бог дал – дал. И нечего идти против судьбы. Смирись – и подари ему счастье. Ты мать – и это в твоих силах. Подари ему жизнь. Ведь у него… кроме тебя, способного на это, никого нет. Ты единственная, кто ему сейчас нужен. А он – нужен тебе. Иначе бы… не сомневалась. Не сидела бы здесь со мной и не лила слезы.
***
Не смогла. Я не смогла.
Едва открыла дверь, как с порога… встречающему меня, вновь разозленному моим отсутствием, мужу:
- Я беременна.
***
Сказать, что Леня сильно вдохновился, переменился – соврать.
Конечно, он стал мягче, да и близость… стала, что ли, более учтивой, аккуратной, в остальном… еще не раз мне пришлось убеждать, что я тогда соврала… и до него, как и ныне, у меня никого, кроме него, мужа, нет и не было. И этот ребенок исключительно от него.
А после… и вовсе гинеколог объявил мораторий на интимную жизнь, основываясь на возможной угрозе выкидыша. Недели затишья. Недели счастья.
А Лёня… Лёня мне даже цветы стал порой дарить. Отчего еще страшнее становилось.
Знакомы, вроде, давно, живем вместе не первый месяц – а человека этого вообще не знаю. Что он захочет в следующий миг (убить или просто обнять) – даже близко не предполагаю.
***
Наверно, я первая жена, которая так отчаянно мечтала, чтоб у мужа появилась любовница. Чтоб он к ней шел за близостью и ласками, а не ко мне. Чтобы от нее требовал все то, что должна отдавать жена в кровати. Накормить, помыть, постирать – что угодно. Я буду твоей служанкой. Но только… не постель.
Врала. Нещадно всем и вся врала, что живот внизу тянет, болит, что токсикоз шквалом, да и давление помогало, а потому почти сразу на сохранение положили. Хотя… Лене все же досталось несколько «лакомых» ночей. А уж как ластился, сколько нежности и заботы проявлял! Будто до чего-то сверх хрупкого и сверх вожделенного добрался. Как никогда. Что даже я сама не выдержала и разревелась от взрыва чувств, от оксюморона прошлого и настоящего.
- Малышка, ты чего? Котенок, не плачь! Ну хочешь… не сегодня? Устала, да?
Тошнота тотчас подступила к горлу.
Удушить хотелось. Его. Себя. Всех на свете. Сколько лжи и притворства. Ведь задень его хоть пальцем, поступи неправильно, прояви лишнюю, неверную эмоцию – и получу сполна.
Демон, который не мог вот так раствориться. Пропасть. Он есть. Он здесь. И я его чувствую.
Но время стирает границы… и память. Плохое забывается, хотя внутренне напряжение так и не смогло меня навсегда покинуть.
Родила.
Лучшая клиника. Лучшие врачи. Поддержка любящего мужа – и родила… мальчика.
Глава 25. Химера идиллии
***
Так или иначе… я смирилась.
Алена была права. Когда родился малыш, всё остальное просто отошло на задний план. Все эти предрассудки, паника, глупые надежды и мечты. Всё кануло в Лету.
Я нужна этой крохе, и никого больше нет у него помимо меня. И я все сделаю, чтобы он был счастлив. Даже если цена тому – моя собственная жизнь, судьба.
Прошла и паника, гнев, ненависть к Лене. Безропотность и здесь поселилась. Он старался быть заботливым, внимательным мужем, добытчиком, защитником семьи – а я… хорошей хозяйкой в доме и покорной женой. Даже постель перестала быть для меня адом.
Со всем смирилась. Приходила ночь – и я выполняла то, что обязана выполнять любая жена. Долг. Самый что не есть… супружеский долг. И временами это даже приносило мне удовольствие.
Аннет. Еще одна мудрая советчица, женщина в моей судьбе. Хотя, наверно, ее метод я и сама интуитивно знала… (тогда еще, на даче, когда со Шмелевым решилась: выпивка выпивкой, но все же происходящее осознавала и было действительно добровольно, хоть и в пылу гнева, обиды, боли). Но… тем не менее… совести, наглости мне не хватало, видимо, на такое самостоятельно решиться. А тут – с чужой подачи, как некое добро… на возможность сохранить мир в семье, равновесие в себе… и силы не сойти с ума, существовать и дальше.
Со вторым ребенком пока решили повременить, дабы сначала этого до ума довести. Пусть чуть старше станет, тогда и о прибавлении подумаем. Леня подумает. Так что таблетки противозачаточные отныне пила с позволения, не таясь.
Отныне и навсегда я стала Ванессой Серебровой. Я нашла в себе смирение и приняла свою судьбу. Долг есть долг. И его надо отдавать. Будь это перед отцом, мужем… или сыном.
***
С родителями я больше не общалась. В принципе, как и вообще ни с кем другим: ни подруг, ни друзей. Всё свое внимание уделяла семье и домашним хлопотам.
Свекровь и свекор хорошие мне достались. И пусть и слова доброго от них не дождешься, зато и злым не баловали. Сын взрослый, а потому и нос свой даже не показывали… За что без меры благодарна.
Внука видели строго по праздникам, и то… в основном его сам Леня к ним возил на сей светский раут (дабы побыть без тотального контроля молодой, перепуганной мамочки). И не то, чтоб недолюбливали меня или Малого. Нет. Просто люди такие, да и у них дел по горло. Настоящий выходной, по сути, выпадал исключительно на все те же праздники. Праздник становился праздником, и я могла хоть немного передохнуть.
Так что… никаких претензий: у них - ко мне, а у меня – к ним.
Позже, не знаю, с чьей доброй подсказки, или сам догадался, нашел временную нянечку (от постоянных услуг отказались – не любит Леня чужих людей в доме – и в этом мы с ним едины). Так что немного, а смогла хоть иногда разгружаться или выкручиваться из сложных ситуаций.
Сын подрос, и вот уже недавно мы отпраздновали два годика. Увы, пришлось всем вместе собраться: с настоятельной просьбы мужа позвали даже моего отца, мать и Аннет. Были и его родители.
Тот еще личный ад для меня.
После всего… как бы ни странно звучало, только на Аннет спокойно и могла смотреть. И то, потому что на нее мне было глубоко плевать.
Отпраздновали, поставили галочку – и на том спасибо. Ребенок счастлив, а что еще любящей матери нужно?
Да только это было лишь начало. Начало перемен.
Леня взялся меня таскать с собой на свои корпоративы… и дружеские посиделки. Нет, не всегда, но как для меня, затворника, довольно часто.
Нашлось место в моей жизни и даже новым друзьям. Для меня – новым.
Матросов «Жорик». Тот самый, что радетельным Свидетелем на нашей свадьбе был, и у которого не раз оставался после пьянок ночевать мой муженек.
Отныне и меня приобщили к этому обществу, всучив новые обязанности, в том числе мило улыбаться тем, кто искренне раздражал.
- Нашел бы он уже себе постоянную как-нибудь девушку, вон сколько нормальных ходит! – гневно выпалила я, стоя у зеркала, прихорашиваясь на очередной такой «развеселый» поход.
Странный хохот в ответ, отчего тотчас выглянула я из гардеробной, уставилась на мужа:
- Что? – округлила очи.
- Ты как в воду глядишь, - ядовитая ухмылка.
- Да ладно? – не сдержалась от язвы и я. – Определился-таки?
- Ну, - пожал плечами, застегивая запонки на рукавах, - до свадьбы явно далеко, за нее слово никто не вписывал, - игнорирую (старая, дурная тема, которой уже меня не проймешь). – А так… да. Любо-оф-ф там страшная.
Гоготнул, но вмиг осекся. Взгляд на меня:
- А ты чего застыла? Собирайся быстрее. Ждут нас уже, небось. Вот как раз и познакомишься.
- Так няня же еще не пришла, - возмущенно.
- Придет-придет.
***
Это даже не залпы из пушек, и не осколочная граната в мое сознание. Нет. Термоядерный взрыв в пекельном количестве тротилового эквивалента.
Маргарита Рогожина. Она же Рита, али, как модно отныне, Марго.
- Я ее знаю, - вытаращила очи на мужа, едва мы остались одни (Жора отошел позвонить, а Рита – в уборную).
- Да ладно! – язвительная ухмылка. - И что? Моветон?
[justify]- Да причем тут! – едва не визгом возмущения. – Нет, конечно. Она умница. Но… она же