Галерея абсурда. Мемуары старой тетради

относятся – и только к нему! Вдумайтесь. Данные вопросы, которые вдруг стали почему-то рассматривать в отдельности от самого понятия «путь», но которые должны на самом деле являться «его» частью и находится под «его» «крылом», и принадлежать «только ему», ни в коем случае не могут «его» отрицать. Это – абсурд! Или вопрос – «какой такой путь?» – прежде всего, к этому же «пути» и принадлежит, а ни какому-нибудь другому, и входит в юрисдикцию данного положения целиком.  Коль есть у тебя «путь-дорога» (и будь хоть без колеса посередине), вопросы  «какой» и «зачем» представляются здесь самыми прозаическими и спонтанными, и являются они в иных случаях «издевательскими», а в иных «провокаторскими» по своему существу. А то, получается «шпара» какая-то или «гвоздь»: сначала пошел, значит, кожаный Маминкус по дороге, а только после этого спросил себя – «куда?» и «зачем?» Дико! Сама дорога не заведет никуда. Она сама на тебя самого смотрит. Потому тяжело идти только по чужой дороге, а по своей – всегда легко.
– А как же тогда – Фарватерная? Она то, ведь, – может завести.
– Фарватерная это – особый статус. Она центральная. Ее вечно перегружают разными и часто не подходящими для нее строениями, и потому она вполне может позволить себе такие фокусы. Но не далеко и не на долго, если сапоги чистые. И здесь тоже заметьте – какая она? Начинается то она с Та площади,  соприкасается, как известно, на окраине с Обходной и возвращается через западное полушарие и с заходом в Хвита Хавотскую Пустошь опять Та площалью с другой стороны. То есть, тот же круг.
И, потому, отсюда, «прямая» и «круг», и даже имея ввиду саму Фарватерную, – не то, чтобы «могут» быть похожи между собой, они между собой похожи «неминуемо», и никогда даже не отличаются в своем различии откровений. И вот потому-то, наверное, чтобы было не так скучно, чтец, обычно поступает иначе, чем пишущий, и бросается, в основном, не чернильницей, а пепельницей. Сидит, сидит, и вдруг –  бросит. Для чего? Для того, чтобы было видно, что существуют возражения, какими бы железобетонными данными ни оперировали.
– Оно и – верно. Безапелляционно оно вообще никогда не бывает интересно. Да и зачем? Ну, представьте, что было, если бы все начали класть в чай исключительно по три ложки сахара и говорить одними глобальными Миминкуса Мимикрия откровениями. Ужасная ведь скучища вышла бы! Да и у Сафрона Тадолова если кружка, например с то же ведро, тогда ведь нужен ему рефрижератор сахара! Он сладкое любит. И тогда морковь в огороде сразу становится не лень высматривать («где торчит», «как торчит»), если в самом инфракрасном луче откровений с такими завихрениями становишься сам не всегда черным и непривлекательным.
– И сомнений не вызывает! И пусть сомнения присутствуют теперь обязательно во всем, и пусть даже сказанное – «ничего нельзя знать точно» –  имеет под собой не жидкие доводы – черт с ними! Ведь если прибавить к тому еще какое-нибудь «нельзя» и на том не останавливаться, можно довести данную ситуацию до еще большего «мусс» в кубе, и прежде, чем в амбар катить тачку, покатить ее с заездом через центральный квартал и дальше по берегу! Так оно – еще и по таинственней будет. «Надо – не надо» – само собой исчезнет тогда, как комар зимой. Или вот еще одна «дичь». «Я знаю, что я ничего не знаю» – известное вроде изречение, и каждый дурак кивает на него голошей. Да если б никто ничего не знал, у вас бы в доме все трубы потекли и никакой Щикин вам не помог бы. И абсурдным могут показаться тогда сами «различия».
– Этак вы до парадоксов дойдете – не угодно ли?»
– А куда без них. И хотя факты обычно любимы и вызывают уважение, и складываются в неопровержимые доказательства (ведь что «кругло, то кругло»), все-таки есть у них другая сторона медали, куда заходить позволено только Роту и то, когда ботинки новые. Но что такое эти доказательства – по существу?
– Что?
– А именно то, что напротив них обязательно должны существовать неопровержимые доказательства обратного, иначе те «не опровержимые» доказательства станут «просто» доказательствами, и тогда слова «не опровержимые» не станут нужны. Все проще на много
– Но это уже не тавтология, это уже метафизика.
– И вот отсюда, тогда, и возникает следующий вопрос – «где Кацуская?» (как вопрос «другого плана») потому, как Роту на днях придумал новую связь – «клипса», и пошел ее дарить. Потому и вопросы  «какой» и «зачем»  становятся, как бы, одиозными по своему масштабу, и только именно потому никто их не задает никогда и ответа не ждет, что если когда-нибудь однажды окончательно разберется в них и больше не станет поднимать – станет скучно. Но Шестикос Валунлр все-таки осмелился здесь на свою логику, и все-таки вопросы эти взял и поднял. Но ведь не всегда получается здесь задуманное. Потому, как бросай не бросай кого хочешь в яму, говори не говори туда громко «ау», от этой короткости высказывания ничего путного не выйдет и какой угодно черт, чертом быть не перестанет – и это совершенно сознательный вывод, сделанный на основании точности формулировок.
– Я понимаю – на что вы намекаете. Бросать зерно в неподготовленную почву – вырасти может баобаб какой-нибудь.
– А тут – кристофер – какая разница?
– Да это бунт!
– Бунт – говорите?  Слушайте дальше – не то покажется!

6

– Как было сказано, если посмотреть вглубь размышлений и увидеть, что любая беготня на ипподроме в какую угодно сторону обязательно описывает круг, то получится так, что два эти понятия «старт и финиш», имеют много общего в своем контексте обстоятельств (и не до короткости высказывания тогда), синонимичны и апробированы этой синонимичностью в самой, можно сказать, завязке происшествий, и потому во многом глубоко тождественны по самому факту похожести между собой, поскольку руки и ноги, они, ведь, какими бы ни были левыми и правыми – похожи между собой.
– Это мы уже выяснили.
– Тогда какой можно сделать из этого вывод? А вывод можно сделать такой. Можно сколько угодно указывать вперед, выставляя в этом направлении указательный палец; можно сколько угодно широко расставлять ладонь и сгибая в локте, наподобие шлагбаума, указывать туда же; можно сколько угодно кричать вдогонку и что есть мочи дуть в спину убегавшему – звук все равно разнесется по дуге окружности, а указательный палец безнадежно упрется в трибуну. Это – аксиома.
– Этак вы и здесь опять до парадоксов дойдете.
– Конечно, и всенепременно дойду!
И вот, когда с трибун привели в доказательство такие резоны, и подкрепили их такими вдруг шокирующие доводами, ни что иное, как  гром грянул с горы и упал прошлогодний снег. Не то, чтобы гриппом заболеть можно, здесь можно было воспаление легких подхватить. И, мало того, в довершении ко всему, еще пронесся вихрем стадионный ропот, и вверх полетели петарды. И только затем уже наступило такое молчание, какого еще не слыхивали! Ну, а после того наступила Хвита Хавотская Параллель.
Как помните однажды (и каждый «мусс», наверное, об этом обязательно должен помнить), как влез как-то Дидолон Фарамон с головой вперед в Куськин провал (вторая стадия Хвита Хавотской Параллели), и тоже решил по своему усмотрению в событиях поучаствовать –  разрешил себе эту слабость. Он вовсе и не хотел тогда разбираться в том «что такое круг» и углубляться в такие серьезные темы – известный по всему пешеходному альянсу случился тогда казус. Он попросту решил жениться в такое время и, чтобы проверить невесту «на прочность» взаимоотношений, решил проверить ее расставанием. Нашло на него такое желание. Ну и – чего вышло? Расставание было бурным (как писали газеты), признавались они долго в искренности взаимоотношений и уверяли друг друга в настоящей верности и были, конечно, слезы, и взмахнул из окошка  напоследок дамский платок. И, как всегда, в порыве взволнованных чувств, побежал Фарамон вслед за поездом, но в связи с не разъясненной в его уме задачей «что есть прямая, а что есть круг», получилось почему-то так, что поезд уже «возвращался» назад и «шел» навстречу, и оказался не пассажирский, а грузовой (и с каменным углем, а не с дамой сердца). Я это к чему сейчас рассказал? А рассказал я это к тому, что в такое время за всем не уследишь – как мгновенно меняется вокруг ситуация. И тогда ему посоветовали: «Научись прежде тачку прямо возить, без заворота в пивную, а уже после претендуй на понимание». Но, в сущности, все это не так уж сложно. А Хвита Хавотская Параллель еще проще. Какая она эта – Параллель? Берется самый обыкновенный шампур, на какой завтра наденут Шестикоса Валундра, и без предварительных примерок и производственной необходимости протыкается им сам котел. И если не успеть выпрыгнуть из него вовремя, то может получиться тогда либо фазан, либо баран. Но баран – всего скорее. «Кто не понял круга, тот не поймет и прямолинейности».
– Ха! – очень интересный пример!
– То же самое «ха!» съязвил и Боборовский, возражая на общую недоступность понятия «прямолинейности» и не умения отождествлять с нею круг. «Безосновательно!» – сказал он. У меня тачка прямо ездит!»
Но на самом деле Шестикос Валундр здесь вовсе не в глубину залезть хотел и не в ширину вовсе, и совсем не на Карл Марл Шагал обыкновение хотел он намекнуть и на общепринятые каноны покусится. «Круг и прямая линия» были только причиной. Дело оказалось серьезней.

7

– Дульский проем времени не наступил еще – знаете. Там все немножко по-другому кажется: круг – кругом, почта – почтой, баня – баней – ничего общего между собой могут не иметь (то есть, не находится в одном здании) и существовать автономно. Но теперь день весенний, и хотя легкий и призрачный, но все-таки в какой-то степени «ипподромный». И немножко противоречивой легкости в нем все-таки есть; прыжков тоже в нем бывает, но в основном – штиль. Все данные тонкости нам надо тоже обязательно учитывать, чтобы разобраться в той буче, какую Шестикос устроил.
А он, между тем, начал утверждать вдруг несколько иначе, подошел с другим «тоном» к вопросам (видел, что не всецело увлек зрителя и решил, собака, подойти сбоку от щиколотки). Предложил посмотреть в корень вопросов иначе, а именно: «Прямую линию только тогда принято вести правильно и выводить на чистую воду, где пляж; а где вода грязная – кто захочет купаться?»
Видите, каков шельмец! То есть, решил подойти со своими рассуждениями к выводам «потихоньку», «тихим шагом» и сказать о том иносказательно. Или подмешал в глубину высказываний простоту. Для наглядности. 
«Такого «сплясать» в голову не придет!» – донеслось с трибун. То есть – согласились. И, безусловно, он имел свой умысел, свое право на прецедент в таком переходе от Цицерона  к простому дружескому интимному разговору.
– Подхалим.
– Не без этого. А чего все время кричать!? Уши то, ведь, не казенные! А тут еще – микрофон! И, безусловно, именно тогда только,  обязательно и оглашено нужно доказывать и исходить до самого недоумения в час Холомбока Доломбота удивлений по 35 Кацуской идя, когда Роту только задумывается о последствиях, и еще только высиживает страусовые яйца; только прилетает вечно, как муха к окну, шуршит крыльями, и ничего, даже, возразить данному положению не