«для видимости», для того, чтобы ум был только визуально виден (мол, где то он есть – «ум»), и за этим положением тогда многое можно будет скрывать. Поскольку копировальная бумага и копировальный станок только тогда имеют смысл, когда «есть что» копировать.
И только уже затем произойти могут различные мнения и споры, и в них страшновато бывает «все сразу» отвинчивать и портить цельнометаллическое обыкновение лишним Холомбоком Тримомботом периодом мгновенности (период времени, когда крутишься на каруселях) и капризничать. Надо просто слушать. Слушать и – слушать. И такая серьезность в подходе к данным обстоятельствам обязательно подскажет когда-нибудь единственно правильное решение в выборе правильного высказывания на счет выбора мишени. А пока, что требует, для начала, более тщательного сбора информации. К тому же, сама карусель многое может подсказать, – но если вдруг понять «все сразу», можно «стать Роту». Ну и кому из администрации это понравится?
Потому, не было никаких реплик – никто не кричал. Пустые сплетни.
– Тогда выходит – сам Мартрадор, что ли, додумался?
– Да ничего из этого не выходит! Он просто подумал, что подковы новые, и стало ему жаль их портить. Да и зачем ему лавровый венок? Он овес любит. И Валисас, к тому же, не заругает. Вот и все – все выводы! А оказался в фаворе! «Так происходят из единиц – суммы».
12
– Если дословно приступить объяснять и пытаться копаться и разбираться «как стоять и где лежать», чтобы понимать и приводить все в сиюминутный порядок (а не ходить по тараканьи, и вычищать только котлы), то сначала надо выспаться. Не так ли? И тогда не станут вдруг образовываться по дороге садовые ножницы – из лавки Мерлуньи, – и не надо будет ничему находить объяснений с полным мешком фактов. И ножницами этими никто не станет тогда ни обрезать ягод с куста события ни тумана над ними, и не получится тогда так, когда обрезают почти все, кроме тумана.
И вот тогда, еще перед ипподромом, – так и случилось. Сидел да сидел Шестикос Валундр дома, набегавшись; спорил он спорил с Лифопом Камушкиным о настоящей насущности положения; переубеждали они переубеждали друг друга в своих точках зрения на происходящее – но когда стало ясно, что «не договорятся», решили немного отвлечься.
– Опять, небось, в «треху» сыграли?
– Почти. Спросили себя: «Кто кладет сыр в мышеловку?» – и нашли этот вопрос весьма занимательным. Но сразу для себя уточнили, что вопрос этот задан немножко не правильно – «какая разница – кто?» Тогда решили разобрать эту комбинацию иначе. Условились так: для Лифопа Камушкина, допустим, «сыр» будет – простейшее положение логического силлогизма – «если – следовательно» или «предположим – приехали»; «мышеловкой», допустим, – закономерности; «мышью», предположим, некто тот, кто Манчику Сипкину хотя бы приблизительно симметричен. Ну, а для Шестикоса Валундра придумали другую схему: «сыр» – простейшие парадоксы; «мышеловка» – случайности; «мышь» – кто-нибудь хотя бы приблизительно равный Манитору Сипкину с его Балбудой. И что бы вы думали? Если постоянно менять местами исходные данные в обеих плоскостях и подобно Роту мешать внутри ложкой «туда-сюда», могут очень замысловатые вещи получиться. Но не буду об этом долго. Приведу лишь один факт. Если, к примеру, взять и поменять Манчика Сипкина и Манитора Сипкина местами, а все остальное оставить в этих схемах без изменений, получится так, что оба окажутся в безвыходном положении наблюдателя, поскольку не поймут ни положения, в котором оказались, ни смысла в этом, ни тем более того, кто им такое положение подсунул. Здесь ведь важно не то, что существуют некие «силлогизмы» и «парадоксы», и не то, что существуют некие «доказательства» и «промежуточные истины», а то, что существуют некие Маниторы Сипкины и Манчики Сипкины. Вот в чем дело! И получается очень интересно. Ввиду самого их существования. И потому, в силу таких перестановок, вопрос касаемо стрелочника, и касаемо машиниста, отпадает сам собой, а кто начальник вокзала – тем более. Не правда ли – очень подходящая почва для манипуляций – если менять? Но, на мой взгляд, еще интересней выглядят здесь не сами они, Сипкины, а те самые «случайности» и «закономерности», которые так же не смогут правильно для себя выяснить, что с такими мышами делать?
– Утрировать.
– Абсолютно верно! Чего еще?! Создаем ту атмосферу, при которой ваксу ни купить, ни произвести самому не возможно и – все. Тогда Хвита Хавата опять скажет «не получилось и во второй раз» и ей опять не станет скучно. Поскольку эти функции «делать», как понимаем, принадлежат вовсе не случайностям и закономерностям. Все достаточно узнаваемо без них. А начинается все, как правило, каждый наступающий день, и в какой угодно «параллели» и в каком угодно «временном провале», с самых примитивных действий. Можно, например, с этого (примеров много): сначала обрить голову под чистую (то есть – очень «коротко», под «сестру таланта – шамк, шамк – готово); после взять голову и обрезать (под корень) – а там и до самой сути перевоплощений рукой можно подать. Был Манитор Сипкин, стал Францем Густавом, а в метрику напустить тумана. Один – стоит, другой – лежит – но почему бы – нет, и не перепутать? Никто ведь еще горизонтальное с вертикальным не утрировал. Будет – очень интересно. И отсюда же, можно подсунуть и такой довод: с лысиной, мол, бежать, будет легче – не будет сопротивления воздуха; а без головы не надо будет ни о чем думать – все реплики не только Шестикоса из ума тогда вылететь могут, но и самого Роту в них не найдешь, – и никаких вам велосипедов! Да и скакать тогда можно будет на коне куда угодно. И никогда тогда не возникнет вопросов не только «как» и «зачем», но и «куда» – тоже.
13
И вот именно таким образом Валтун Гримский и поступил. Когда Шестикос Валундр сделал свою очередную паузу во время награждений и сидел на стуле, он вышел тогда в центр ипподрома, то есть, в его эпицентр, и без разминки сказал, нагибаясь:
«Видите – лысина?» – сказал он нагнувшись.
«А где рога?» – выкрикнул, шутя, Мизинтроп.
Но, Волтун Гримский повел машинально рукой сзади, нащупал Валтуниху – на месте – следовательно, нет рогов (жена всегда должна ходить сзади – спину прикрывать).
«В Диканьку мысленно ездил?» – спросили его опять.
«Нет».
И вот дальше услышались впоследствии такие речи, и такие реплики донеслись отовсюду, которые не только Лифоп Камушкин никогда не произносил, а каких даже Сервинт Попран не слышал! Или то, что вчера еще было на бунт похоже, стало смахивать на революцию. И то – правда. Смахнут иногда крошки со стола на пол, а после – ходи по ним.
Тогда Шестикос Валундр поклонился многочисленным аплодисментам и вдруг заново смешал колоду.
«2-ая Фарватерная» – сказал он во всю глотку.
«Ну, вот опять – Фарватерная!» – пронеслось над ним. «Мало что ли других улиц есть!»
«Возразить мне, конечно, не чем – есть, – сказал он уверенно. Есть много других улиц, широких и длинных. Но, опять, спрошу – зачем? К чему такая не определенность везде понадобилась? Для какой общественной «целенаправленности»?
«На Фарватерной нет целенаправленности, – шепнул ему на ухо Порон Попогор, тайком.
«Для какой?» – спросили и его с самих трибун
«Ну, была бы повсюду одна Фарватерная – и бог с ней. Не заблудишься – отмочил в ответ Шестикос.
«У..у..у...» – донеслось над ипподромом.
«Всегда находишься на ней, и кто хочет тебя найдет. Песня даже такая есть! Так – нет. Нужны обязательно «хухры-мухры», нужно обязательно не по месту искать, а по физиологическим особенностям (по подбородку, например)! А если и они не дадут результата – по каблукам!
«Ай да – молодец! – донеслось опять. И правда – одной улицы хватит! Пусть все улицы станут называться 2-я Фарватерная!»
И Шестикос Валундр – опустил руку.
Хочу еще сказать, что здесь, в сумме молчания, которое иногда образовывалось на ряду с многичисленными высказываниями Шестикоса Валундра, пролетали и другие над головой реплики – были во время выступления Шестикоса другие забеги: кто-то прыгал через канат; кто-то плавал в бассейне, кто-то метал ядро. Шестикос может быть даже и путал свои аплодисменты с другими – не это главное. Но конечно общий смысл его речей ускользнул не от многих.
– И сказал – правильно! Видите сами, как все усложняется! Попробуйте – найти философа по каблукам! Это – какую мы философию тогда найдем? Мудро.
– Но вот далее уже, когда событие это подошло к развязке, на вопрос «где шлепает теперь по своим надобностям Хухлок Мундорок или где стоит дом с 6-й Старой улицы» он стал утверждать, что, «нужно копаться в справочниках, и искать свидетелей». Ничего не скажешь – действительно «молодец». Привести такие, казалось бы, различные понятия как «много–мало» к отсутствию философии в высказываниях и угодить при этом трибунам, которые только и ждали осечки – не каждому Шестикосу Валундру под силу. И он, что ни говорите – прав. За столом будет обязательно сидеть Полоката Пагата или ее сменщица; начнут долго искать карточку справочника, могут еще не найти сегодня; затем нужно будет заказать этот справочник и долго ждать пока тот на конвейере из подвала приедет; может, например, лампочка в хранилище перегореть, и искать придется электромонтера в буфете, и чего доброго придется ему за это платить; электромонтер может в этот момент вполне поругаться с буфетчицей, а у той, в свою очередь, могут возникнуть проблемы с накладными потому, что грузчики нагло приворовывают или приворовывает сам шофер; машина, к тому же, может застрять в центральном квартале, и не доехать вовремя к обеду потому, что неизвестно почему исчезло куда-то здание почтампа вместе с центральной площадью и дорогу перегородили. А здание исчезло потому только, что, видите ли, некоему Шестикосу в отсутствие Роту захотелось притащить трибуну на ипподром и кое-что прояснить Францу Густаву, и он сам о том не подозревая оказался виновником того самого эпизода, когда «приходится искать свидетелей и копаться в справочниках». Как видите, все получается, как «одно к одному», хотя и должно получаться – «одно к другому».
– Конечно – вижу.
– Но оставим на минутку Шестикоса в покое, потому что и мне, в конце концов, самому хочется высказать, что я чувствую в эти критические ситуативные моменты. Я ведь говорю не для того только, чтобы в подробностях освещать события – но и сам иногда учусь обобщать. Если в иные связи научится вдумываться правильно («клипса» – чудьненько!), то все правильно будет и в догадках. Иногда лежишь в коробке и даже не мечтаешь, что тебя наденут. А тут – целая солодонная балясина в сиропе, целый шевропараноидный консилиум разбирательств. И «что такое» на самом деле все это значит? В чем заключаться стала «революционность» данных мыслей Шестикоса?
– Да, вот, – в чем?
– Я поясню
14
– Вывели на свет, к примеру, связь «чуб» (от «зажимок плоских» и «предостаточно»), а получилась – «полено»! Чего теперь-то ждать? Каждый знает, чем кончилось в прошлый раз, знает, с чего началось и теперь. Но во все времена, даже, это значило, что всегда посыпалась Фарватерная песочком, даже тогда, когда посыпали ее
