Древние анатолийцы и Евразия (часть 1)

тела; орган", а ивр. (акк.) "את הבשר" ("эт абасар") - конкретная (здесь "а (ה)" - "ha", определённый артикль) "плоть, тело, мясо те¬ла", и ностратическое "ан" - "небо", то тогда термин "табасаранец" может означать (ран¬незем¬ледельческое) "это тело (этот человек) неба (богини Неба)".
Знаменательно, что хурриты не просто перевели знаменитый эпос о Гильгамеше (ве-роятно, ещё убейдский, поскольку там упоминается Зиусудра), но переработали и до-полнили его (своим виденьем). В частности, хурритская версия излагает более прост-ранно цент¬ральный эпизод поэмы - апогей подвигов Гильгамеша и Энкиду (одоление левантийского чудовища Хумбабы).
Приведём и несколько "банановых" слов из лексикона "телугу" (одного из современ-ных дравидийских языков Индии): minanam - поребение; pillala - ребёнок; papam - грех; gramam - селение; randhran - дыра (нора); anukuntunnanu - думать.
Существенно также (М.И. Шахнович "Первобытная мифология и философия". 1971), что у дравидийского племени "тода" (Южная Индия), в его т.н. священном языке «кворжали» обнаружены слова, идентичные наименованиям семи шумерских богов: Ан, Иннана, Энлиль, Наннар, Уту, Нинхурсанг, Нинурта, а это свидетельствует не только о том, что лексикон «бананового» языка сформировался при участии протодравидийской лексики, но и о заимствовании шумерами главных богов ниппурского пантеона у авто-хтонного "бананового" населения Нижней Месопотамии.
Уместно отметить и то, что хаттское слово "арфа" (хатт. "zinar") - (прото)дравидий-ского происхождения (др.-инд. (дравидийские) полубогини - небесные певицы и танцов-щицы (апсары), а также и музыканты, носили обобщающее (банановое) название «Киннар(а)», - отсюда и название арфы - "zinar ", у др. евреев - "киннор" (на иврите «кина» - «печальная песня»)).
Предположение о происхождении "бананового народа" сделано, в частности, и В.М. Мас¬соном: "в свете имеющихся археологических материалов можно предположить, что носителями этого языка-субстрата, «банановым народом», были племена хассунской куль¬туры, во всяком случае, в её самаррском варианте [племена самарской археоло-гитеской культуры]" (что верно в части в аддитивной совокупности лексиконов натуфий¬цев и динаридов и/или арменоидов).
Очевидно, что хассунская культура (7130-5980 гг. до н.э.; см. выше) действительно со¬относится с натуфом (в определённой степени), но об участии, каком-либо вкладе в неё (в классическую хассуну) динаридов и/или альпинидов, пока нет данных; чего нельзя сказать о "самарре" или "халафе". Так, установлено, что в слое III Телль ас-Саввана (примерно 5400-5000 гг. до н.э.; центральная часть Ирака) появляется расписная посуда типа «самарра», а это свидетельствует о притоке иного (брахицефального) этноса (альпинидов и/или динаридов), как принято полагать, субареев с предгорий Загроса, и который за 2-3 поколения, в результате ассимиляции, воспринял и адаптировал авто¬хтонные, во многом натуфийские (воспринимаемые как хорошо знакомые) культурные традиции (о сходствах в керамике см. ниже)).
Можно полагать, что вследствие (по причине) ассимиляции этносов и их культурной адаптации культура "самарра" нередко и рассматривается как некая ступень развития ха¬сунской культуры (как заимствования "у самих себя"). Более того, эти две "кровнородст¬венные" культуры нередко объединяют в единую самаррско-хассунскую культуру. И, тем не менее, существует мнение, что "самарра" по ряду признаков вполне может рас¬сматриваться как самостоятельная локальная культура.

8. Убейдская культура.
Убейдская археологическая культура получила своё наименование по названию телля - "Эль-Убайд (Убейд/Обайд)", расположенного в 6,5 км от города Ура (раскопки Henry R.H. Hall в 1919 г. и Charles L. Woolley в 1923-1924 гг.). В настоящее время широко при¬знанной является схема развития убейдской культуры из четырех фаз (периодов), разра¬ботанная Дж. Отс, принявшей за основу классификации стратиграфическую последова¬тельность убейдских слоев Эреду:
I. Убейд 1/Эреду - уровни XIX-XV - кон. VI тыс. до н.э.
    II. Убейд 2/Хаджи-Мухаммед - уровни XIV-ХII - нач. V тыс. до н.э.
    III. Убейд 3/убейд - уровни ХII -VIII - сер. V тыс. до н.э.
    IV. Убейд 4/поздний убейд - Уровни VII-VI - кон. V - первая пол. IV тыс. до н.э. (для    севера - IV тыс. до н.э.).
При этом предполается (Н.В. Козырева "Взаимодействия этнических групп в ранней истории Месопотамии". ВДИ № 3, 2011), что к кон. IV тыс. до н.э. (в Убейд 1) Южную Месопотамию населяло от 100 до 250 тыс. жителей, значительная часть из которых про-живала в городах (с населением в 10-20 тыс. человек).
Бытует мнение, что "убейд" - эта выдающаяся культура (взрастившая блестящую ци-ви¬лиза¬цию шумеров), сложилась в Южной Месопотамии; а с сер.- кон. V тыс. до н.э. (однородная) убейдская культура, распространившись именно с юга (подчеркнём), охва-тила всю Месопота¬мию (обнаруживаются предметы (изделия) материальной культуры и сооружения в убейдском стиле, строительство новых поселений), и далее регионы Вос-точного Средиземноморья и эламо-дравидийскую Сузиану (позднее - Элам) - Тепе Джови, Али Коше и др. многочисленные памятники, где она ярко и широко представ-лена; а также и высокогорные долины Луристана; побережье и острова Персидского залива, ряд регионов Юго-Восточной Анатолии, Сирии и Закавказья (характерно, что датировка поры данной культуры в различных регионах локально варьируется). Отмеча-ется (Н.В. Козырева.  ВДИ № 3, 2011), что "Особенно увеличился поток переселенцев из Южной Месопотамии во второй пол. IV тыс. до н.э. В это время на севере и северо-западе Месопотамии появляются даже новые города, основанные южномесопотамскими мигрантами". При этом Питер Штайнкеллер, акцентируя внимание на некоторых топо-нимах Центральной Месопотамии в районе реки Дияла, образованных по типу шумер-ских, или даже являющихся терминами из шумерского лексикона, связывает этот факт (наличие шум. терминологии) с широким распространением (IV тыс. до в.э.) уже шумер¬ского населения [этноса, сложившегося вследствие смешения протошумеров с убейд¬цами, "впитавшего" (адаптировавшего), а затем и распостранявшего в своих миграциях убейдскую культуру].
Как известно, "убейд" (как, в частности, и "самарра"), по большей части, идентифици¬руется специфической керамикой, - в данном случае т.н. "убейдской" монохромной (из¬делия преимущественно цвета бычьей кожи (оттенки колора зависели от температуры обжига) с росписью черной краской (наиболее часто - геометрический узор; встречается и растительный орнамент), вылепленной вручную (без применения гончарного круга)).
Так, южноубейдская мелкая пластика представлена стоячими статуэтками с рептилие¬об¬разной формой головы (так, в Уруке (следы убейдской культуры обнаружены в Уруке поры ок. 4325 г. до н.э.) найдено изображение (верхняя половина плиты) стройной, обнаженной до пояса женщины, с головой змеи (найдены и подобные же мужские стату¬этки), которая (женщина), стоя, держит на левой руке младенца-сына и вскар¬мливает его своей левой грудью (возможно (миф), Нинлиль в Куре)).
Констатируется, что убейд Северной Месо¬по¬тамии и прилегающих областей Сирии - это убейд с халафской традицией. Здесь сохраня¬лась специфика "халафа": двухцветная ке¬рамика; женские ста¬туэтки, более массивны, чем на юге, и изображают полных жен-щин, сидящих с по¬догнутыми коленями (В.К. Афанасьева)); тут возводились преиму-щественно круглые в плане дома-толосы (куполообразные), но встре¬чаются и прямо-угольные строения из сырцового кирпича ручной лепки. Дома северных убейдцев, по большей части, группировались вокруг главного общественного святилища (храма). На юге же Месопотамии дома строились, в основном, из тростника, который там рос в изобилии (из связок тростника, обмазанных глиной); а также и глинобитные (из глины с гравием).
Как известно, у убейдцев процветало земледелие (без ирригации) и пастушество; так, в Южной Месопотамии найдены глиняные серпы с кремниевыми вкладышами, а также тёрочники.
Древнейшее святилище Эриду (Т.В. Корниенко "Культовое строительство Южной Ме¬сопотамии в убейдский период". ВДИ № 2, 2006), построенное на слое чистого пес¬ка (уровень XIX), представляло собой прямоугольное помещение, в середине которо¬го сто-ял небольшой квадратный пьедестал из сырцового кирпича (видимо, с соответст¬вующей символикой (атрибутами) на нем), а снаружи здания (у его южного угла, где (с южной стороны), вероятно, находился и дверной проём) было установлено округлое "очажное сооружение" - огненный алтарь (диаметром ок. 1,3 м, что при пересчёте в лок¬ти (1 греко-римский локоть = 0,444 м) равно 3 локтя, т.е. налицо символика богини Неба (круг и число 3)). И наиболее вероятно, что это - храм бога Энки, как убейдского Дву-еди¬ного божества. Позднее (в слое XVIII Эреду) в святилище (комната в 9 кв. м) был уст¬роен (В.М. Массон. 1989) небольшой пристенный т.н. "алтарь на пьедестале" (ви¬ди-мо, конс¬трукция с эмблемой владельца святилища "на пьедестале"), а в се¬редине той же комнаты был установлен огненный алтарь/очаг (форма не оговорена).
Важно отметить и то, что в убейдский же период (XVI-й культурный слой) в основу планировки храмов была, как принято классифицировать, впервые положена концепция трёхчастности. Так, Андре Парро, раскопавший убейдский храм Энки в Эреду(ге), конс-татирует: "Мы впервые встречаемся тут с тем, что можно назвать храмовой архитекту-рой". Характерно, что этот «дом божий» также состоял из одной прямоуголь¬ной ком-наты (внутренняя поверхность стен покрыта обмазкой) с прямоугольным выступом, но разделённой на две части.
Приводятся размеры площади комнаты храма - 2,10х3,10 м. И здесь 3,1 м составляет 7 греко-римских локтей. Размер же 2,1 м должен быть скорректирован в 2 м, ибо 2 м сос¬тавляет 4,5 греко-римских локтя (половина сакрального числа 9). И в таком случае чис¬ловая символика отвечает обеим ипостасям Единого бога.
Здесь, в северо-западной стене комнаты (по-видимому, в большей её части), находи-лась ниша, видимо квадратная (приводятся: ширина - 1,1 м, глубина - 1,0 м). Заметим, что 1,1 м составляет 2,5 локтя (половина от хтонического числа 5). И в этой нише стояло кирпичое прямоугольное возвышение (сохранилось на высоту ок. четверти метра). Ещё одно возвышение находилось в середине коматы, и на его кирпичах сохранились следы огня, а вокруг этого (последнего) возвышения обнаружено значительное скопление пепла (т.е. это, по-видимому, - алтарь, на котором, мог возжигаться "вечный" свяшенный огонь перед образом Энки/Эа, владыки Эреду (стоящим в нише)). В данном святилище (красиво обустроенный) дверной проем находился в стене, противоположной нише с эмблемой божества. Вместе с тем, и здесь (как и в предшест¬вовавшем (нижнем) уровне) с южной стороны строения располагалось округлое в плане "очажное сооружение" (и тоже диаметром 1,3 м; отметим, ещё E.D. Van Вurеn ("Places of Sacrifice"/ Iraq. 1952) полагал, что эти (наружные) очажные сооружения могли использоваться в качестве "постоянных мест для жертвоприношений"). Примечательно (Т.В. Корниенко. 2006), что тут был раскопан и фрагмент тонкой стены (идущей от восточного угла здания здания святилища), т.е. у этого храма