нахально попросился Олег.
- Знаешь, мы тоже когда-то были необстрелянными воробушками, ничего не ныли. Так что оставайтесь здесь и стерегите местность. Главное заприте двери в подъезде, закройтесь в одной из квартир. Двери тут стальные, закрываются на стальную щеколду изнутри. Меньше болтайте, больше глядите по сторонам. Ночью вообще тишина, чтобы была, и особо не палите себя лишним светом…, - резко отрезал Алексей и разборчиво объяснил точную схему выживания.
- Мы за вами зайдём на обратном пути, так что спокойно. Действуйте, как Лёха сказал. Он прав. А за вами мы вернёмся, - пообещал Николай.
- Ну хорошо, спасибо за совет, - улыбаясь вздохнул Антон. – Как вернёмся, обязательно подойду к этому гаду. Либо он нас переоценивает, либо вообще за людей не считает. Мы на это не подписывались.
Сбросив отведённую часть провианта своим коллегам по несчастью, Николай и Алексей отправились нести вахту на дальней южной заставе. Они миновали центральную сельскую площадь и впереди им показалась хмурая физиономия заброшенной усадьбы, в которой находился новый приграничный пост. Огромное старинное здание уже давно утратило свою былую красоту и помпезность, судя по неисчислимому количеству настенных рисунков и громадного слоя мусора. Обшарпанные стены, разбитые окна и искорёженный деревянный пол свидетельствовали о том, что зданию нанесли жестокий и непоправимый ущерб ещё до ужасной катастрофы. Глядя на её печальный и могильный вид, трудно было представить, что в её покоях когда-то царили дворянское благоухание и высокий культурный быт. Стеклянная, жестяная и пластмассовая тара от алкогольных напитков являлась подавляющим сегментом в окружающем мусорном пласте, от чего становилось предельно ясно: какую роль играло это старинное здание в современном мире. Будучи беззащитной и пышной, оно привлекло в свои чертоги весь сброд окружающего общества и превратилось в обитель невежества и забытья. «Даже эти бессердечные твари не разрушали памятники архитектуры. Вон на площади стоит целый и невредимый монумент сельским героям-партизанам. Только люди способны разрушать,» - заключил Николай.
Напарники вошли внутрь и поднялись по голой бетонной лестнице на второй этаж, где по среди коридора лежало трое убитых мутантов. Истерзанные лица, грязная и ободранная одежда, слегка прогнившая кожа и потухшие глаза: всё это наводило леденящий страх и тошнотворное чувство отвращения. Стоявший вокруг дважды погибших тел, некогда бывших разумных существ, омерзительный смрад заставлял скорчиться даже самых закалённых и отъявленных профессионалов, а уж два неподготовленных юнца еле сдержали мутный рефлекс. Зажмурив глаза и затаив дыхание, они осторожно перешагнули через бездыханную плоть и вошли в комнату к дозорным.
Друзья вошли в просторную комнату, окна которой выходили в сторону моста у деревни Бражниково и к душистым берегам широкой реки Рузы. В углу лежала большая охапка дров с тонким газетным слоем, у стены были разложены мягкие матрасы, а в центре расположился прочный очаг, собранный из кучи сломанных кирпичей, вокруг которого стояли несколько деревянных стульев. Помещение имело не только часто используемый и единственный вход из коридора, но также располагала запасным выходом через обширную дыру в полу. Путники разместились в скромных и невзрачных апартаментах, разожгли костёр и поставили разогреваться чайник. Алексей решил поскорее избавиться от трупов рядом с постом и выбросить их на улицу, поскольку отвратительное зловоние ощущалось поблизости и неприятное жужжание мух не позволяло сосредоточиться на главном. Николай благосклонно поддержал здравый замысел своего компаньона, и они вместе отправились убирать вонючие трупы.
Если Алексей брался за омертвелую плоть без всякого испуга и весьма сдержанно, то Николаю приходилось делать это с невероятным усилием, превозмогая остервенелый страх и невыносимый дискомфорт. Как бы ему не удавалось отворачивать голову или задерживать дыхание на определённое время, тем не менее это практически не снижало градус душевной нагрузки. Нервная система юноши полыхала и клокотала, выворачивая на изнанку всё его естество. На тревожное сердце обрушился гигантский поток горячей и острой крови, который ещё более усугубил обострённый и растущий процесс нравственной лихорадки. Для Николая являлось отвратительной не столько транспортировка свежих покойников, а сколько равнодушное отношение к праху усопших, который так дерзко и холодно выбрасывали из окна, как будто мешок с мусором. Его также будоражило то, что суровая и беспристрастная реальность диктует свои условия существования, стирая все грани морали и рамки приличия. В сознании перемешались отрывки разных религиозных концепций и десятки различных теорий, заключений об отсутствии души, о необходимом предании тела земле, об уважении к павшим, но все они меркли перед мощным напором гнетущей действительности. Он трепетно просил прощения у бездыханных мертвецов за содеянное бесчинство, надеясь этим снять с себя частичку непосильных страданий. Каждый удар вялого тела о твёрдый грунт, хруст конечностей и жестокие увечья в результате падения причиняли юноше нестерпимую боль, словно его сбросили вслед за ними.
- Успокойся, это всего лишь трупы, - легко и беззаботно приободрил Алексей, вытирая руки.
- Мы должны их похоронить по-людски, - искренне сказал Николай.
- Прости, но лопаты тут нет. К тому же, если мы выйдем на улицу и начнём копать, то нас засекут эти твари. Так что забудь, - выдохнул Алексей и вернулся обратно на пост.
Николай последовал за ним, но наступил на какой-то маленький и плоский предмет, которым оказался вымокший российский паспорт. Уже малозначимый документ, как показалась юноше, выпал из кармана какого-то монстра, потому что выглядел изрядно помятым. Каждая страница открывала весьма короткую историю чей-то оборванной жизни. Становилось ясной дата рождения, место регистрации, семейный статус или количество детей, а также сведения о прошедшей смене документа, если таковы имелись. Но эта скомканная и крошечная брошюрка вызывала у Николая только чувство презрения, поскольку она обозначала и закрепляла за собой фактическую принадлежность данного лица к определённому государству, не сумевшего защитить миллионы своих граждан от ужасной напасти. А оно являлось для него тем бездонным источником корысти, зла и фальши, где ежечасно доминирует интеллектуальная засуха, а на душе царит моральный голод. Именно из этой земной преисподние так отчаянно бежал молодой боец, из дикого состояния ненужности и слабости, от абсурдных стереотипов мышления, от грубого понимания жизни. Его гнала прочь та алчная и надменная сущность сложившегося миропорядка, где человек уважается лишь за размер кошелька и внешние атрибуты величия. В этот тревожный момент Николай окунулся в запретное озеро неприятных воспоминаний о пребывании за периметром зоны. Он вспомнил свою скучную и унылую жизнь, непростительно растраченную на детские забавы и глупости, на унижение перед другими. Ему осточертело нескончаемое участие в бале-маскараде человеческого лицемерия, чтобы притворятся тем, кем не являешься на самом деле. Поэтому, в смятом паспорте ему теперь виделся только жестокий мир подчинения тому мировоззрению, которое диктовали вышестоящие иерархи, обладавшие безжалостной властью, буквой закона и грубым насилием. Сейчас Николай как никогда честно сожалел о том, что был безвольным винтиком той системы, и необычайно радовался за наступившее освобождение от гнетущих оков. И всё-таки даже здесь тень отвергнутого мира налагала свой дьявольский отпечаток на его судьбу и преследовала в лице Михаила Антоновича и его лиходеев.
Выбросив ненавистный паспорт, Николай вернулся назад, на заставу. Алексей уже снял кипящий чайник и налил каждому по кружке отменного чая. Его лицо сияло от радости недавнего заключения Михаила Антоновича по поводу их дальнейшей судьбы. За достойную работу и преданную службу начальник базы соизволил бескорыстно ввести двух друзей в состав гарнизона, что естественно открывало им прямой и достаточно безмятежный путь к реализации поставленной цели. Радушное расположение командира убежища позволяло им начать продвижение вглубь опустошённого Подмосковья с неплохого старта, поскольку Михаил Антонович твёрдо пообещал обеспечить всем необходимым: оружием и боеприпасами, питанием и медикаментами, транспортом и бензином. Великолепный и блестящий результат от упорного, сложного и рискового труда опьянял Алексея и необычайно возвышал его над всеми вокруг. Он стал всё больше ощущать свою ведущую роль и благодарил собственную выдержку за то, что не ввязался в глупое словоблудие по оскорблению местной власти, не подвергся пагубному влиянию Николая и Евгения с их нескончаемым и бессмысленным поиском желаемой истины для разоблачения предполагаемых виновных. Ему была омерзительна та детская паранойя, в которую так сильно ударился Николай. Отчасти его даже разочаровало непростительное бездействие своего напарника, так бездумно тратившего отведённое время на всякую ерунду. Поэтому, Алексей поспешил поделиться столь отрадной вестью с задумчивым товарищем:
- У меня есть для тебя две новости: хорошая и плохая. Я, пожалуй, начну…
- Давай лучше с плохой, хорошее оставляй на последок, - оборвал Николай.
- Ну хорошо, да в общем-то она нас с тобой касается мало. Мне тут рассказали, что волна мутантов, что разорила базу в Можайске, на всех порах движется вдоль по железной дороге, белорусского направления, прямиком в сторону Дорохово. Так, что там сейчас на юге не безопасно.
- Хм, но Михаил говорил о той части, что откололась от основной и двинулась на нас. Так что и нас может задеть эта напасть. Не зря же он нам выдал сигнальные огни, - проговорил Николай.
- Вот об этом я и толковал, - Алексей проверил два пистолета с сигнальными ракетами. – Поэтому будем начеку. Михаил сказал, что сегодня, вполне вероятно, полчища этих тварей могут добраться сюда через мост, - и Алексей указал в сторону моста, доставая бинокль. – Этот день может оказаться очень жарким.
- Ну, я надеюсь, что всё будет хорошо, - спокойно заверил Николай. – А хорошая новость?
- Да, кстати, по поводу хорошей новости. Я хочу тебя порадовать. Мне удалось договориться с Михаилом. Мы приняты в гарнизон. Теперь нам больше не придётся ходить на ночные дежурства, а Михаил обещал помочь с провизией и оружием, когда мы отчалим. Так что, видишь, а ты всё искал какой-то подвох или обман…
- Знаешь, - перебил Николай, пребывая отнюдь не в восторге. – Его одолжение за твоё искреннее угодничество мне не нужно. С каких это пор он стал таким благородным и милостивым? Это его награда за твою стойкость перед лицом происходившего произвола, за то, что ты постоянно закрывал глаза на царивший беспредел и смеялся над мной. Вот за это он и сделал одолжение.
- Ты чего? Совсем дурак что ли? – удивился Алексей. – Нам привалила такая удача, а ты недоволен? Чего ты хорохоришься? Строишь из себя какого-то борца за справедливость, прям-таки
