покладистостью:
- Тогда я с удовольствием осмотрю более приятные места.
Мне кажется, что я именно тогда заметил, что из-за перенесённых волнений и страхов у меня сильно обострились все чувства, каждая мелочь вырастала в моих глазах до гротескных размеров и словно била по нервам.
Моего чуткого друга такой ответ не устроил.
- Не означает ли это, что в подвал ты попрёшься без меня да ещё ночью? – подозрительно осведомился он. – Я так хорошо понимаю твои мысли, словно все годы, что мы не виделись, был рядом с тобой. Можешь сколько угодно твердить, что у тебя нет такого намерения, но я тебе не поверю. Мне бы не следовало идти у тебя на поводу, не следовало бы ради твоего же блага, чтобы уберечь тебя от лишних волнений. Я и собирался это делать, особенно после того, в каком состоянии ты был ночью, но теперь пришёл к выводу, что путешествие по подвалу днём и в моём успокаивающем сопровождении будет для тебя спасением. Если ты пойдёшь туда один ночью, то наутро тебя найдут с помутившимся рассудком. Идём отсюда… туда. Нам вообще пора покинуть эту милую гостиную, а не то она скоро перестанет быть такой милой, - он нагнулся к самому моему уху и докончил шёпотом, - из-за Фрица.
Я был с ним полностью согласен. В последний раз я видел слугу без платка на лице, совершенно обезумевшего, набросившегося на меня, а потом припавшего к полу, вероятно, из страха перед хозяином. Не знаю, как я смогу сохранить спокойствие или хотя бы видимость спокойствия, вновь увидев его страшные глаза.
Генрих, щебеча, словно долго молчавшая птичка, запасся свечами и фонарём и провёл меня в нежилую часть замка. Я шёл за ним, удовлетворённый его решением меня сопровождать, и осматривал на своём пути всё, что мог обозреть взгляд. Моей нынешней целью был подвал, но я был постоянно настороже и готов заметить мельчайший признак того, что где-то на пути нашего следования что-то совершалось ночью.
В Писании говорится: «Ищите и обрящете». В широком смысле, если не вдаваться в религиозные рассуждения или домыслы, это поучение можно выразить так: «Кто ищет, тот всегда найдёт», - имея в виду не поиски путей к вечной жизни, а поиски предметов. Я полностью доказал справедливость этого утверждения, так как кое-что обнаружил.
Прежде всего, когда мы ещё находились на первом этаже, я заметил, что пол как будто истоптан. Создавалось впечатление, что здесь топтались один или несколько человек. В мои прежние прогулки по нежилым помещениям я этого не видел, а ведь осматривал всё очень тщательно. Я ожидал, что и Генрих обратит на это внимание, но он был слишком занят рассуждениями о моих писательских способностях.
- Как истоптан пол! – сообщил я.
Он умолк и огляделся.
- Да, верно. Я не предполагал, что сюда часто заходят. Вроде, ничего ценного или не совсем ценного, словом, ничего того, что имеет смысл отсюда вынести, уже не осталось. Ради пополнения своих коллекций дядя распродал всё почти подчистую. Но, наверное, кое-что уцелело. Или дядя надеется, что среди мусора можно что-нибудь обнаружить, и послал Фрица искать. Не думаю, что дядя сам здесь копался.
До его предположения я представлял совсем другое, то, что связано с пиршеством вампиров, колдовством, оргиями, жертвоприношениями. Попутно я подумал, что Марта не могла быть причастна к тому, что здесь творилось, раз находилась в своей комнате, совершенно обессиленная. Но теперь я сразу же перескочил мыслями на поиски в моей комнате. Может, и здесь пытались найти таинственный предмет, не зная точно, где он потерялся?
Мой друг ещё раз с сомнением обозрел царившее здесь запустение и вздохнул.
- Пойдём дальше, а то мне становится грустно, - позвал он.
Вторая находка поджидала нас внизу.
- Куда теперь? – спросил Генрих.
Я попытался представить, откуда мог донестись вчерашний звук.
- Наверное, сюда, - предложил я.
- Отлично. Теперь мы пойдём вдоль противоположной стены. Надеюсь, что здесь никаких собак не заставляли томиться в ожидании новых хозяев, а не то нас вновь ожидает игра в кости. – Он захохотал над своей шуткой, а потом сообщил. – Мне кажется, что я вхожу во вкус таких вот блужданий. Мне очень не хотелось сюда идти, но сейчас я доволен. Это как возвращение в детство, когда всё кажется необычным. Жаль, что с возрастом чувства притупляются. Может, я хотел стать путешественником именно для того, чтобы не разучиться удивляться? Но в то время я не мог так глубоко мыслить… Ой!.. Ого!.. Ага!.. Вот и подтверждение моей кошачьей теории. Никаких привидений не существует, а есть всего лишь кошки. Подойди ко мне, но только тише. А то спугнёшь. Видишь вон там хвост? Полагаю, что это хвост, а не обрывок верёвки?
Я, затаив дыхание, смотрел туда, где тускло освещённый пятачок граничил с мраком. Несомненно, там виднелась не верёвка, а хвост какого-то некрупного животного, скорее всего кошки.
- Я сейчас крикну, - заговорил Генрих, - она сорвётся с места и удерёт, а ты слушай и убеждайся, что все охи, вздохи и стоны похожи на шум убегающей кошки.
Он не ждал моего согласия, а сразу же осуществил мысль.
- Брысь! Лови её! – восклицал он страшным голосом.
Хвост даже не дёрнулся, чего нельзя было сказать обо мне, потому что, не успев подготовиться к затее друга, я отшатнулся от него.
- Что это с ней? – удивился Генрих. – Какая-то особо храбрая кошка. Не хватало только, чтобы она на нас набросилась.
- Подойдём ближе, но береги лицо, особенно глаза.
Я уже представил не притаившуюся кошку, а существо не из нашего мира, и сердце, уже давно сильно бившееся, к чему я стал привыкать, заколотилось особенно часто. Но свет фонаря осветил не чудовище, а самую обыкновенную кошку, лежавшую на боку. Она не подавала признаков жизни.
- Неужели мертва? – спросил Генрих. – Но она не могла погибнуть от жажды или голода, ведь она свободно выбралась бы отсюда через отдушину. Наверное, умерла от старости или болезни. Не люблю смотреть на мёртвых животных. На мёртвых людей, тем более, не люблю смотреть.
Во мне тоже вздымалась волна жалости каждый раз, когда я видел безжизненное тело, даже если это была всего лишь мышь. Но в замке происходили такие вещи, что я обязан был осматривать все находки, поэтому я подошёл к трупу. Вздыхая, мой верный друг последовал за мной и поднял фонарь повыше.
- У неё что-то с шеей, - сказал я.
- Значит, она с кем-то подралась, а может, попалась на зубок собаке, дотащилась сюда и здесь издохла, - рассудил Генрих. – Может, это её стон послышался тебе вчера.
- Наверное, так и случилось, - согласился я, а тем временем у меня в голове перемешивались десятки видений гибели кошки от других причин.
- Нет, она умерла не вчера, но не так давно, - бормотал будущий въедливый юрист. - Для нас это не имеет значения, только одного я не пойму: если она получила такую серьёзную рану, то как могла сюда добраться? Как у неё хватило сил допрыгнуть до отдушины, спрыгнуть вниз и доползти сюда?
Я не сомневался, что кошка погибла не вне замка, а внутри, но вслух сказал:
- Говорят же, что у кошек девять жизней. Я читал, что на теле пирата Чёрной Бороды было не меньше трёх смертельных огнестрельных ран, не говоря о том, что его искололи шпагами или саблями, а он продолжал сражаться.
- Если бы такое произошло на моих глазах, я бы решил, что он не человек, а дьявол, - поёжился Генрих.
- А ещё я читал, что, когда у него отрубили голову, а тело бросили за борт, оно три раза проплыло вокруг судна.
- Зачем ты рассказываешь мне о таких ужасах, здесь, в тёмном подвале, над мёртвой кошкой? – принялся укорять меня Генрих. – До сих пор у меня не было страха, ведь сейчас день, а после твоих слов у меня мурашки бегают по телу. Надеюсь, что мурашки, а не блохи.
Он оставался самим собой и не потерял способность шутить.
- И ещё что-то странное во всём этом, - продолжал он, склонив голову набок и осматриваясь.
- Что именно?
- Подожди, не мешай мне. Дай подумать… Понял! Где следы крови? За два или три дня они не могли исчезнуть. Они и за месяц бы не исчезли, разве что сюда занесло бы тучу пыли и песка. Где же они?
Я не знал, обратил бы на это внимание самостоятельно или нет, но отсутствие следов крови указывало на то, что кошка погибла не от зубов собаки, а от клыков существа, которому была необходима её кровь.
- Что это доказывает? – осведомился Генрих с таким выражением, словно выступал перед полным составом присяжных заседателей.
- Что? – спросил я.
- А то, что кошка убита не здесь. Сюда её всего лишь подбросили. Но кому вздумалось это сделать? Если это шутка, то у паршивца или искажённое чувство юмора, или отсутствие мозгов, а точнее, и то и другое, ведь сюда могли годами не заходить и так и не узнать о том, как забавляются кретины. Дядя устроил свалку в ближайшем к лестнице помещении, поэтому здесь ему делать нечего и он так никогда и не узнает о кошке.
- Но как кто-то, будь он хоть трижды кретином, мог добросить сюда кошку? – спросил я, попытавшись направить его мысли в нужном направлении. – Она бы упала возле отдушины.
- Сюда можно пройти через двери, а они не запираются. Только я не понимаю, зачем пробираться по тёмному подвалу так далеко? Но пути кретинов неисповедимы, и пусть Господь простит меня и не примет мои слова за кощунство.
Я понял, что его не свернуть с выбранного им пути рациональных объяснений, однако сделал ещё одну попытку, тем более что меня самого очень интересовала одна подробность. Я вспомнил о необыкновенной кошке с какими-то особенными внутренностями, которая требовалась барону. Та, что лежала у наших ног, уже была к тому времени мертва, но, возможно, и она была использована для каких-то его опытов. Были ли у неё целы внутренности? Она лежала так, что живот был скрыт. Следовало бы перевернуть её, но сделать это концом ботинка казалось мне недопустимым, а дотрагиваться до неё руками я не мог.
- У неё нет на теле других ран? – спросил я, думая заинтересовать этим Генриха.
- Не знаю, но выяснять не буду, - отказался он. – Я готовлюсь стать юристом, а не медиком, поэтому вид чужих ран не доставляет мне удовольствия. И вообще, по моему мнению, мы уделили покойной достаточно времени, отдали дань и сочувствию и сожалению, а теперь пора отойти от её останков. Я скажу Марте, чтобы она велела Фрицу где-нибудь её похоронить… Стоп! Я не смогу этого сделать. Ей незачем знать, что нас вновь потянуло в подземелья. Я скажу о кошке когда-нибудь потом. И ты, Джон, не проговорись, что был здесь. Она принимает в тебе слишком большое участие и боится, что ты повредишься в темноте физически или… м-м-м… душевно. Я тоже этого опасаюсь, поэтому стараюсь повсюду тебя сопровождать. Не мог же я предположить, что ночью тебе понадобится обследовать саркофаг и пугать Фрица… Тьфу! Зачем я о нём вспомнил?..
Мы осторожно шли по подвалу, а он всё говорил, и потоку его речей не было предела.
У меня в голове была каша, но поскольку мозг работал с поразительной чёткостью, то эта каша отличалась особым приготовлением, крупинка к крупинке. Обилие загадок и варианты разгадок не мешали друг другу, а существовали в моей голове отдельно, хотя и все разом. Но даже такой порядок приводил лишь к общему выводу, что барон занимается магией и колдовством, ставит изуверские опыты, а сам он имеет все признаки вампира. Фриц был ему предан, а может, это не преданность, а подчинение лишённого
