складывать туда наиболее крепкие ящики. Но я убеждён, что скоро аккуратное хранилище превратится в обыкновенную свалку. Дядя не в силах остановиться на достигнутом и продолжит пополнять свой музей. Только я не понимаю, почему он выбрал для новой помойки место, далёкое от входа. Ведь таскать туда мусор неудобно. Или там не будет свалки? Знаешь, я по привычке болтаю, а у меня не проходит чувство тревоги. У тебя такого нет?
- Есть. Мне тоже чудится, что за нами наблюдают.
- Теперь понятно, откуда оно у меня возникло. Оно попросту передалось мне от тебя. Это ты думаешь о кошках, мумиях и привидениях, запугал сам себя, а заодно меня. Постой! Сейчас соображу, где выход… Вон в той стороне. Мы идём правильно.
- А там что? – спросил я, указывая на тёмный проём сбоку.
- Неужели ты намерен лазить по каждой помойке? – спросил Генрих немного сердито. – Тебя надо останавливать, как маленького мальчика. По-моему, я уже говорил, что дядя где-то устроил ещё одну крупную свалку. И не думай туда идти! На сегодня достаточно. И, может быть, не только на сегодня.
Я не успел сообразить, каким образом убедить его всё-таки заглянуть в помещение, которое представлял обширным и сильно захламлённым, как он замер. Я сейчас же стал прислушиваться и приглядываться. Мне по-прежнему чудились какие-то тихие звуки, но они могли быть лишь плодом воображения.
- Мы же забыли убрать тележку, тачку и подпорки, - сказал Генрих.
Барону, наверное, известно или скоро будет известно, что мы опять забирались в подвал, но тачка и тележка указывали на мой интерес к содержимому больших длинных ящиков. Не лучше ли убрать доказательство моих подозрений?
- Вернёмся? – спросил я.
- Да что же ты за человек, Джон?! – воскликнул Генрих. – Боишься, воображаешь всякую чертовщину, веришь в неё, но упрямо стремишься туда, где даже я почувствовал страх. Но я – не ты. Я самый заурядный парень и не стремлюсь ни стать героем, ни свихнуться от ужаса. Вряд ли дяде в скором времени понадобятся те ящики. Вряд ли они ему вообще понадобятся. И добавлять к ним новые он пока не будет, ведь я подслушал, разумеется, случайно, разговор о приобретении всего лишь кошки, а не человеческой мумии в полный рост. Зачем маленькую упаковку, в которой будет доставлена кошка, относить к большим ящикам? А к тому времени, когда появится ящик под стать тем, я успею убрать всё лишнее. Надеюсь, Фриц туда не заглянет до этого момента.
- Он сюда заходит? – спросил я.
- Я не знаю, куда и зачем он заходит. По-моему, он способен появиться где угодно и когда угодно. Зря ты не запираешь свою дверь.
- Не всегда.
- Да, я не хочу возвращаться, и это совершенно точно, - заключил Генрих. – Надеюсь, что всё обойдётся. Да куда же ты?!
Не подумайте, что я в одиночку пошёл убирать сложную конструкцию для лазанья, ведь я бы попросту не нашёл нужную комнату. Воспользовавшись тем, что мой друг стоит на месте и пространно рассуждает, я шагнул к помещению, где он ухитрился распознать свалку. Лично я разглядел её начало лишь тогда, когда очутился у самого входа. Или у него глаза были зорче, или обоняние острее, и он почуял запах прелых досок, бумаги и ветоши.
Я только-только шагнул внутрь, как вдруг у меня из рук была выбита свеча и какое-то существо ринулось на меня, но не напало, а сразу шарахнулось прочь, лишь толкнув меня в грудь и задев по щеке. Это было похоже не на прикосновение к лицу, а на лёгкий удар чем-то жёстким, но не твёрдым. Мне показалось, что это могла быть крупная птица, а может, летучая мышь. И шум, который это существо произвело, был похож на резкое хлопанье крыльев, например, когда взлетают сразу несколько испуганных голубей. Только это не мог быть голубь, ведь голубь гораздо меньше.
- Джон, что там опять? – вскрикнул мой друг. – Ты уронил свечу? Споткнулся? Ушибся?.. Ты не упал?
Я продолжал стоять в проходе в помещение, где была свалка, не в состоянии ни сдвинуться с места, ни заговорить.
- Джон! – тревожно окликал меня Генрих. – Джон!
- Я цел, - через силу ответил я.
- Я не узнаю твой голос. Что с тобой?
Я чувствовал, что говорю невнятно, но всё-таки было достижением, что я вернул способность говорить.
- Разве ты ничего не видел? – выдавил я из себя.
- Что я должен был видеть?
- Мимо тебя ничего не пронеслось?
Постепенно моя речь становилась менее затруднённой.
- Н-нет. Как будто нет. Я ничего не заметил. Кажется, ты споткнулся, уронил свечу, причём, и это мне не кажется, словно бы охнул и, наверное, за что-нибудь схватился. Не ушиб руку?
- Звук, который я принял за хлопанье крыльев, он растолковал по-своему.
- На меня что-то вылетело, - сказал я. – Вернее, кто-то.
- Может, это ты на что-то налетел? – предположил мой друг, которого не покидала способность к критическому мышлению.
- Нет.
Я продолжал стоять, не шевелясь и ожидая, что вот-вот на меня ещё кто-нибудь прыгнет, вцепится в меня или ударит.
- Надо поскорее отсюда убираться, - решительно проговорил Генрих. – Что ты там закопался?
Я бы ещё долго продолжал стоять, если бы он не подскочил ко мне, не схватил за руку и не потащил за собой.
Мне послышался тяжкий стон позади, но я мог ошибиться. После перенесённого потрясения легко вообразить несуществующее.
Из подвала мы чуть ли не выбежали, быстро преодолели лестницу и остановились, запыхавшись, в освещённой солнцем части замка. Генрих тяжело отдувался и долго не мог заговорить.
- Давай посидим, - были его первые слова.
О том, в каком смятенном состоянии он был, говорило то, что он опустился прямо на грязный пол. Я плюхнулся рядом. Постепенно мы оба начали успокаиваться.
- Расскажи подробно, что ты увидел и почувствовал? – попросил Генрих.
- Я ничего не увидел… - начал я.
- Погоди… Да, верно, было слишком темно. А не должно, ведь там много отдушин. Они или забиты наметённым снаружи мусором, или заставлены какой-нибудь рухлядью. А ведь и в дядином хранилище ящиков тоже темно. Как я не обратил на это внимание сразу? Это нехорошо. Это мешает вентиляции и проветриванию подвала. Но на меня нашло что-то непонятное. Я был в полубезумном состоянии от страха. Да что там останавливаться на половине? Раз я не подумал об отдушинах, значит, я был полностью безумен.
Он замечал очень многое, но, к сожалению, делал неправильные выводы. Отдушины не забились от случайного мусора, а были загорожены специально, чтобы не пропустить в помещение дневной свет. Значит, я был прав, заподозрив в аккуратных ящиках ночные прибежища вампиров. А сейчас эти твари укрываются на свалке упаковочных ящиков. Где надёжнее всего спрятать соломинку? Конечно, в стоге сена. Так и гроб для вампира легче всего спрятать среди подобных ящиков. А когда меня в замке уже не будет, восстановится прежний порядок, штабель будет разобран и длинные ящики удобно расставят на полу.
- Не совсем полностью и не совсем безумен, - возразил я. – По-моему, ты очень ясно излагал свои мысли.
- Были ли они? Мне кажется, я думал только о том, что мне страшно и что на меня кто-то смотрит. Сейчас, я, разумеется, понимаю, что был неправ. А ты пришёл в себя?
- Вполне.
- Там, внизу, ты нёс какую-то ахинею. Теперь ты в состоянии объяснить толком, что с тобой произошло? Я полдороги тащил тебя почти что на себе. Ты был не то в столбняке, не то под гипнозом.
Мысль о гипнозе я отмёл сразу. По моему глубокому убеждению, я был скован всего лишь сильнейшим испугом. Но теперь напряжение постепенно меня отпускало, и я связно и подробно описал случившееся.
- Странно, - в раздумье проговорил Генрих. – Почему же я ничего не слышал и не почувствовал? Может, ты не разглядел, что впереди, и наткнулся на эту вещь?
- А на что там можно наткнуться у самого входа, точнее на самом входе, да ещё грудью и лицом?
- На стенку. Не разглядел, где она кончается, не рассчитал и…
- Удар был бы твёрдым. А свечу у меня из рук выбили. Если бы я наткнулся на стену, я бы почувствовал удар вот здесь. – Я показал на то место руки, которым стукнулся бы о стену. – Я бы, наверное, кисть себе при этом сломал или вывихнул. Свечу именно вышибли у меня из руки, а до самой руки почти не дотронулись. Меня толкнули в грудь и задели по щеке.
Я догадывался, что кто-то охранял временное убежище вампиров, но сказать об этом напрямик всё ещё не мог. Мой друг не поверил бы мне.
- И ты полагаешь, что это была птица или летучая мышь, - повторил тот. – Тогда я вот что тебе скажу… вот что… Летучих мышей у нас нет. Не знаю, может, какие-нибудь мелкие и водятся где-нибудь в пещерах, о которых мне ничего не известно, однако в замке их никто и никогда не встречал. Птиц, как ты догадываешься сам, здесь тоже не держат, но вне замка их полно. Возможно, какая-нибудь из них погналась за мошкой или совсем мелкой птичкой и не заметила, как влетела в отдушину, а они, эти отдушины, крупные. Она, конечно, в панике заметалась, попала в тёмное помещение и совсем растерялась, а может, успокоилась, ведь говорят же, что темнота успокаивает животных. Недаром на клетки с особо разговорчивыми попугаями набрасывают тёмную ткань, чтобы они умолкли и дали отдых чужим ушам. Только не примени этот способ по отношению ко мне! А потом ты появился в комнате со своей свечой и вновь перепугал птицу. Она рванулась на свет, но поняла, что ты отнюдь не солнышко, а всего лишь человек, и сумела изменить полёт и не врезаться в тебя со всего маха, но свечу у тебя из руки всё-таки выбила. Мы не сумеем разыскать бедолагу в большом подвале и не надо, ведь она сама из него выберется. Увидит свет в отдушине и протиснется через неё наружу. Раз сумела влететь, то и обратно пролезет. Как полагаешь, хорошо я всё объяснил?
- Не знаю.
Я, правда, теперь не знал, настоящая ли птица бросилась на меня от испуга или это было существо, охраняющее хозяев, спящих в своих гробах. Наверное, то был птица, ведь сторож попытался бы изгнать меня из запретного помещения.
- До чего же всё становится ясным при свете дня! – засмеялся Генрих. – Но до чего же это неинтересно! Я поддался твоему писательскому влиянию и уже с гораздо большим удовольствием думаю о мрачных тайнах, чем о каких-то банальных птицах. А ты в своей первой книге можешь превратить бедную птаху в грозного орла, коршуна или грифа, охраняющего хозяина-привидение.
- Он бы одним движением лапы выцарапал мне глаза, а клювом выбил мозги.
- Это было бы печально. Но ведь я говорю о книге.
- Если бы я описал мощного орла, а он повёл бы себя как испуганная сорока, читатель сразу почувствовал бы несоответствие, решил, что за таким поведением птицы кроется очередная тайна, а поскольку эпизод не получил бы развития, книгу сочли бы лишённой логики.
- Ну и наговорил! – Генрих веселился от души. – Да никому и в голову не придёт доискиваться до логики, тем более там, где речь идёт о мистике. Нам, читателям, важно, чтобы книга или развлекала, или учила, или поучала. А как должна себя вести птица, крупная или мелкая, это дело орнитологов. Встаём, что ли? На какую же грязь я уселся! Наверное, если бы специально искал, не нашёл бы места хуже. Надо поскорее привести себя в порядок, но сначала я перевяжу тебе руку. Пойдём, не будем задерживаться.
Мы никого не встретили ни в нежилой, ни в жилой части замка и благополучно добрались до моей комнаты.
- Всё-таки придётся обратиться к Марте, - решил мой друг.
- Зачем?
- За бинтом и какой-нибудь жидкостью или мазью.
- Я
