воли существа своему повелителю. Кем был слуга, какова его сущность, я не знал и мог лишь строить предположения. Меня напугало его поведение ночью. Только бы он не следовал за нами сейчас, следя, как бы мы не нашли что-нибудь, способное навредить барону. А ведь здесь мог прятаться кто-то третий, ведь я слышал не то стон, не то вздох, и его не могла издать кошка.
- Пока я не замечаю ничего тревожного, - проговорил Генрих.
Я обрадовался. Значит, он тоже чувствует, что здесь происходит нечто непонятное, а потому насторожен и пытается доискаться до правды. А ведь отсюда недалеко до подозрения, что к этому причастен добрый дядя.
- Кроме кошки, - подсказал я.
- Про кошку мы всё выяснили, и от кретинов, которые забавляются, подбрасывая их в чужие дома, есть только одна защита, и то ненадёжная, - мощные запоры. А тем кошкам, которые избирают подвалы для спокойного перехода в мир иной, можно прекратить доступ, загородив отдушины решётками. Но сомневаюсь, что это следует делать. Не так много кошек захотят здесь умереть, а живые кошки полезны в качестве мышеловов. И ещё в одном качестве.
- В каком? – спросил я, недовольный, что он смешивает серьёзные поиски с шутками.
- Не будь здесь кошек, не на кого было бы сваливать вину за стоны и прочие звуки, которые ты время от времени слышишь. Не расстраивайся, но я убеждён, что половина их существует лишь в твоём воображении, а вторую половину издают кошки, мышки и всякое такое. Знаешь, как я перепугался этой ночью! Я не говорил тебе об этом, потому что ты был в… возбуждённом состоянии и непременно выдумал бы какие-нибудь ужасы.
- Когда это было? – спросил я прежде всего.
- Я же говорю, что ночью. А когда именно?.. Точного времени я, конечно, не знаю, но ты уже спал, а я отсидел себе то место, где у меня синяк, проснулся и стал поворачивать его поудобнее. И тут… Самое время для таких историй! И самое место.
- Что же произошло?
- О, как тебя разобрало! Ладно уж, томить не буду. Я услышал странный шорох. Ночью все шорохи кажутся странными, но объясняются естественными причинами: ветер пронёсся за окном, раздул занавеску, птица какая-нибудь пролетела мимо, задела за стекло или раму, мышь занялась поисками съестного… Мало ли какие существуют причины звуков. Но ветра не было, дождь уже перестал, а если бы птица задела за стекло или раму, то был бы хоть самый лёгкий стук, да и звук был бы коротким, и мышь шуршит по-другому.
- Где был шорох? В каком месте комнаты?
- Где-то около окна.
- На что был похож этот звук? Долгий он был или короткий? – расспрашивал я.
- Продолжительный, но не очень. А закончился громче, чем был до этого. Таким, знаешь ли, глухим всплеском.
У меня в мозгу словно взорвался фейерверк всевозможных догадок, но их было так много, что я не буду их перечислять.
- А что было дальше?
- Дальше? – ухмыльнулся Генрих. – А дальше я почувствовал, что похолодел от ужаса. Хорошо, что свеча не была потушена и не успела прогореть, а то утром меня бы нашли с пеной у рта и лепечущим всякий вздор. Кажется, такими описывают сумасшедших. Кое-как, с большим трудом я заставил себя встать и поднести свечу ближе к тому месту. Я так и ожидал, что меня вот-вот схватят костлявые руки, а может, я увижу какую-нибудь образину, не похожую на человеческую. Это на меня так подействовало твоё описание Фрица. – Произнося это имя, он сильно понизил голос, а потом продолжал громче. – Делаю шаг, ещё полшага, ещё четверть шага и…
- Что?
- Вижу стул, на который ты в растревоженных чувствах кое-как бросил снятую одежду. Оказывается, брюкам надоело висеть на самом краю спинки в неустойчивом положении и они стали соскальзывать с тихим шорохом, а потом в убыстрённом темпе упали на пол. Я сразу пришёл в себя, убедился, что все непонятные звуки надо объяснять естественными причинами, поднял брюки, достаточно аккуратно и прочно повесил обратно на спинку стула, а потом утешил себя предположением, что похолодел не от ужаса, а от ночной прохлады, поэтому закрыл окно и в полнейшем спокойствии устроился спать на треклятом стуле, стараясь не тревожить ушибленное место и посмеиваясь над пережитым страхом. Так что учись на чужих ошибках и делай выводы, а вывод лишь один – не забивай себе голову всякой мистикой. Фантазируй сколько душе угодно, раз ты собираешься стать писателем, но умей отделять вымысел от правды.
Его история была поучительной, и, разумеется, я признавал справедливость его наставлений, но не мог им последовать здесь, в этом замке. Я даже подверг сомнению причину падения брюк со стула. Если бы она заключалась в моей небрежности, то они упали бы быстро, а не дожидались, когда мы с Генрихом уснём. Окно было ещё открыто. Не пытался ли тот, кого я смутно различил за стеклом закрытого окна и кому в бессознательном состоянии его открыл, пробраться в комнату? Генрих вовремя проснулся, спугнул его и закрыл окно.
- Но я не хочу мешать твоим творческим замыслам, - поспешил предупредить мой друг. – Если тебе необходимо проникнуться атмосферой тайн и ужасов, то проникайся. Но помни при этом, что я рядом, живой и не похожий на выходца из могилы, поэтому не давай воли страхам. А я, далёкий от вдохновенного самоистязания человек, буду продолжать наблюдения. Как я уже говорил, ничего тревожного я пока не замечаю. Отдушины и здесь не забиты мусором, трещин, различимых при таком тусклом свете, тоже не видно, из чего можно заключить, что замку не грозит опасность разрушения, а мелкие трещины неприятны, но лишь с эстетической точки зрения.
Оказывается, он был занят не теми поисками, что я.
Местами подвал был разделён стенками на отдельные помещения, маленькие и большие. Их предназначение было мне неизвестно. Может, здесь что-то хранили или собирались хранить, или перегородки служили опорами для свода, как и колонны.
- Если бы замок был густонаселён, то здесь можно было бы устроить отличные хранилища для всяких припасов, - рассуждал Генрих с видом хозяина. – Наверное, в по-настоящему старинных замках так и было. Под защиту его стен забивались жители окрестных деревень, а содержимое подвалов и прочих помещений помогало выдержать долгую осаду. Потом за такое благодеяние с крестьян драли по три шкуры, чтобы вновь заполнить хранилища и прибавить к этому кое-что ещё в виде платы за услугу. Но этот замок не так стар, чтобы заподозрить моих предков в выдающемся деспотизме. Надеюсь, они были достаточно гуманными для своего времени людьми. Недаром у их потомков нет накопленных поколениями богатств.
- Пожалуй, это веский аргумент, - признал я. – Трудом и способностями можно добиться ограниченного благосостояния, но не богатства. Оно так просто не приходит. Чтобы его получить, требуется кого-то обделить, если не обобрать.
Мне казалось, что мы идём очень долго, но при этом мы могли пройти незначительное расстояние, ведь фонарь и свеча тускло освещали лишь крохотное пространство, а мрак вокруг нас казался ещё гуще.
Болтовня Генриха отвлекала меня, не давала испытывать сильный страх. Будь я здесь один, мои нервы подверглись бы большому испытанию. Даже сейчас, имея рядом беззаботно стрекотавшего друга, я порой вздрагивал, если мне чудилось, что рядом кто-то появился. Мне и звуки слышались: то шелест, то шорох, то шёпот, - но они были смутными и какими-то неестественными, поэтому я убеждал себя, что это лишь игра воображения.
По моему обстоятельному рассказу можно подумать, что я был относительно спокоен и рассудителен. Это далеко не так. Нервы были напряжены, чувства обострены, сердце билось сильно и часто, но меня поддерживали воля, долг перед любимой девушкой и ещё одно, менее возвышенное, соображение. Мы уже раз осматривали подвал, когда какое-то существо издало стон, вздох или тихое рычание, но или не делало попыток броситься на нас, или не имело возможности это сделать. И сейчас оно не давало о себе знать. По этой причине я надеялся, что в это время суток нам здесь не грозят особые неприятности. Опасна ночь. Ночью хозяин замка выходит на прогулку, призывает к себе девушку, ставит свои опыты. Ночью напали на женщину, чьё тело потом вытащили из реки. И именно это время имел в виду барон, когда насмешливо пожелал мне поберечься при моих блужданиях по замку. Необходимо максимально использовать день для поисков, а тёмное время суток - для слежки и для защиты Марты.
Генрих вдруг зафыркал, и я приготовился к его очередной шутке.
- Здесь так темно, неуютно и мрачно, - заговорил он, - что на ум приходят эпизоды из книг. Я ведь тоже читал готические романы, но, разумеется, не в таком немыслимом количестве, как ты. И вот мне представилась тайная усыпальница, мощный каменный гроб и в нём мертвец, по которому ни за что не угадаешь, что он умер не вчера, а двести сорок два года назад, сытенький такой мертвец, в цветущем здравии. Здесь таких, конечно, нет, да и нигде, кроме книжек, нет, но если бы вдруг такой объявился, то как бы поступил ты? Сумел бы вбить кол ему в сердце?
Как всегда, он не принимал всерьёз свидетельства существования вампиров, поэтому я ответил в том же духе.
- Нет, я не стал бы этого делать, поберёг бы свои слабые нервы и попросил бы заняться такой работой тебя.
- Молодец! – одобрительно засмеялся мой друг. – Вот это мне нравится!
Я не сомневался, что мои слова ему понравились, но сомневался, что ему понравился бы процесс уничтожения вампира.
- А здесь может быть такая усыпальница? – спросил я.
- Зачем она? Кому и кого понадобилось бы тайно хоронить? Уверяю тебя, что мои предки не творили беззаконий, а если сомневаешься…
- В твоих предках я не сомневаюсь, но если использовался старый фундамент, то…
- Понял. Ты рассчитываешь на то, что здесь набедокурили прежние владельцы этой земли. Вот за них поручиться не смогу, а свою родословную я знаю достаточно хорошо и уверяю тебя, что место упокоения каждого человека известно, причём все эти места находятся вне замка. Но если бы кто-то из прежних хозяев замка… нет, не замка, а фундамента… до сих пор вставал из своего гроба, то об этом бы знали. Для чего ему покидать своё тайное убежище, если он не желает показываться среди людей?
Наверное, мы находились недалеко от одного из выходов наружу, потому что нам стали попадаться различные предметы, большей частью дряхлые и поломанные.
- Здесь хранили садовые инструменты, тележки и всякие прочие нужные вещи, - сказал Генрих. – Сюда же выносили всякое старьё из жилых помещений. Но прежде здесь можно было отыскать очень даже приличные предметы и мебель, а теперь осталась лишь никому не нужная рухлядь, а всё, на что находился покупатель, распродано. Наверное, старьёвщики и антиквары хорошо нажились, скупая оптом по дешёвке лом вместе с хорошо сохранившимися, но вышедшими из моды столиками и шкафчиками. Обычно такие вещи, уже напрочь забытые хозяевами, через какое-то время вновь входят в моду и приобретают очень большую ценность… Так я и думал! Дяде мало было одной свалки, и он принялся создавать новую! Но может, он решил хранить здесь наиболее крепкие ящики?
Мы были в пустом отсеке подвала, который можно было бы назвать комнатой, только вместо дверного проёма была арка, а окон вообще не существовало. Рухляди здесь не было, но я впился глазами в пять поставленных друг на друга ящиков, каждый из которых
