Как от чумы бежал он тогда прочь, держа пакетик с яйцами. Лишь нескольких минут разговора с ней, её слёз, улыбки было достаточно, чтобы парализовать его волю, заставить вопреки здравым рассуждениям приходить каждый вечер к закрытию павильона и наблюдать за ней из кустов, а потом неистово молиться, прося Иисуса избавить его от греховных мыслей.
Как и в каждый вечер за последнюю неделю Иван ближе к восьми часам занял место в кустах напротив павильона. Он ждал, когда выйдет она.
- Хорошая девочка.
Услышал он тихий голос рядом с собой и обернулся… Слева от него внимательно наблюдая за павильоном на корточках в светящихся в сумраке белых одеждах сидел Иисус.
- Ты? – только и смог спросить юноша.
- Я. – ответил он, улыбнувшись.
- Как?
- Ты же звал. – удивился Иисус. – Я и пришёл.
- Как? – задыхался от волнения Иван
- Как, как…во сне. – передразнил он Ивана. – Как же ещё?
- А зачем ты пришёл?
- А зачем ты звал?
- Я хотел спросить, что мне делать?
- Жить.
- Как?
- А как ты хочешь?
- Я хочу верить в тебя, господи! – Иван сильно волновался.
- Как же я устал. – выдохнул Иисус. – Знаешь, сколько меня просят? Сколько зовут?
- Не знаю.
- Моё дело было принести весть. – продолжал он, сокрушённо кивая. – Передать слова, как почтальон, понимаешь? – Иисус выставил, видимо в доказательство своих слов, тёмно-синюю дермантиновую сумку с гербом и надписью «Почта России».
- Да.
- А что креста касается…так не было просто выхода другого. Я и не представлял, что про меня столько придумают всякого…мне потом так за это всё влетело. – он поморщился, видимо вспомнив что-то неприятное. – Слова мои главное, понимаешь? Главное то, что мне передать поручено было. А вы, неразумные, вцепились в крест, вместо исполнения заветов бога. Крест ничего вам не даст. Только истина может спасти.
- Во что верить, господи! – взмолился юноша. – В святое писание…в проповедь? Подскажи!
- В любовь, в жизнь, в свои силы верь. – пожал Иисус плечами. – А что писания касается…так можешь верить, тут я не указ, но знай – писание через сотни лет после меня составлено…домыслы во всех ваших писаниях, без исключения. Религия – творение человека. Истина вечна, а любое ваше творение исчезнет рано или поздно. Истину ищите, а не ритуал, движение к свету ценно, а не монотонное однообразие. Мне самому ничего не скажут, пока я со всем этим не разгребусь.
- С чем? – не понял Иван.
- Да вот с такими, как ты. Думаешь все ваши молитвы исчезают. – он грустно улыбнулся. – Каждую разобрать нужно, справки навести…а информации у меня очень мало. Нужно у главного спрашивать. – он вдруг щёлкнул пальцами. – Помоги мне!
- Как? – Иван ничего не понимал.
- Скажи там, когда проснёшься, чтобы к самому главному напрямую обращались.
- А как его зовут?
- А. – поднял палец Иисус. – Вот это-то вам и мешает. Не нужно имён никаких. Их там и быть-то не может.
- Ничего не понимаю. – прижал ладони к лицу Иван.
- Стучите, и отворят. Это я точно говорил. – похлопал Иисус по плечу собеседника. – Это я помню… Света выходит! – указал он на павильон.
- Да не до этого. – отмахнулся Иван.
- Да кто тебе вообще сказал, чтобы ты без любви себя мучил? – возмутился Иисус. – Сергий твой! Да плюнь ты на него! Как можно от любви отказываться! Иди к ней, глупый!
Он встал, повернулся и пошёл прочь. Иван, еле дыша, смотрел ему вслед. Вдруг Иисус остановился и хлопнул себя по лбу.
- Совсем забыл. – повернулся он к Ивану. – Ты моим именем больше людей не пугай! Не надо. Я никакой не судья. Каждый сам себя судить будет. – он хитро подмигнул. – Своим там это тоже передай.
- А как себя же судить? – в который раз удивился Иван.
- Потом узнаешь…
Весь следующий день после удивительного сна Иван не находил себе места. Мысли метались в его голове с огромной скоростью. Было страшно и радостно одновременно. Два образа Иисуса стояли перед его глазами одновременно: изнемогающий в страшных муках жертвующий собой человек, и подмигивающий, хлопающий себя по лбу, совсем как прохожий с улицы. Ему больше нравился второй, но первый привычно занимал в его душе очень много места. И именно чувство вины перед страдающим Иисусом беспокоило Ивана больше всего.
Ближе к вечеру всё существо его неумолимо потянулось к ней. Желание увидеть свою возлюбленную на время примирило двух Иисусов…тем более что второй настоятельно советовал идти к павильону.
Иван, воодушевлённый сном, решил на этот раз подойти к Светлане и заговорить. Он умылся, расчесал волосы, подстриг усы и бородку, почистил одежду и обувь…
- Добрый вечер. – обратился он к ней, остановившись в нерешительности посередине пустого павильона. – Узнаёшь меня?
- Да. – девушка испуганно смотрела на него.
- Что-то случилось?
- Роза умерла. – выдохнула Света, закрывая ладонью рот.
- Как? – его бросило в пот, колени задрожали.
- За три дня сгорела. – она обхватила голову. – Мне страшно. Приходили цыгане, спрашивали про тебя.
На ватных ногах, пошатываясь, Иван брёл по ночной улице, не разбирая дороги. В голове гудели слова Иисуса: «Ты моим именем больше людей не пугай…не пугай…не пугай…»
Откуда-то выскочила собачья свадьба. Чёрная средних размеров сука подошла к Ивану и стала его обнюхивать. Несколько здоровенных кобелей окружили его, те что поменьше стояли вдали, словно резерв. «Сейчас они меня разорвут. – подумал Иван. – И слава богу.»
Он сел на землю и рванул ворот куртки, обнажая шею. Сука внимательно посмотрела ему в глаза и лизнула в щёку. Ивана заплакал, обхватив лицо руками.
Собаки, возбуждённо дыша, скрылись в темноте.
Иван не знал, сколько часов ходил по освещённой редкими фонарями и полной луной округе. Наконец ноги принесли его в тупик, образованный деревянными заборами.
Слева в частном трёхэтажном доме, напоминавшем большой сарай, горел свет. Двор был заставлен машинами, на крыльце курило несколько человек.
- Розу поминают. – раздался справа слабый скрежечущий голос. – Второй день уже поминают. – захлюпала в чьём-то горле мокрота.
Иван пригляделся: около покосившегося забора на каком-то бревне сидел маленький ссохшийся дед. В руке его еле тлела папироса.
- Розу? – выдохнул Иван.
- Помёрла Роза. – подтвердил дед. – Туда и дорога ведьме этой.
Иван, словно заворожённый светом больших окон, миновал полуоткрытую калитку и направился к дому. Куривших мужчин уже не было, они оставили дверь распахнутой, и он беспрепятственно проник в дом. Прошёл сквозь просторный коридор, заставленный обувью и через высокую арку вошёл в огромный зал.
За большим заставленным едой и бутылками столом сидело около полутора десятков цыган, только мужчин. Видимо старший из них, пузатый и седовласый задумчиво развалился во главе стола в напоминающем трон кресле. В комнате слева за отдельным более скромным столом сидели женщины.
Когда вошёл Иван, глаза мужчин молча уставились на него. Кто-то выглянул из женской комнаты.
- Тебе чего? – брезгливо спросил один из них, молодой, высокий и крепкий на вид.
- Вы меня искали? – спросил Иван, почему-то глупо улыбнувшись.
- Кто тебя искал? – не понял спрашивавший.
- Ты из церкви? – сощурился старший. – Ученик Сергия?
- Да.
- Это он тебя прислал?
- Нет.
- Чего тебе надо!? – встал молодой и отодвинул стул, заметно нервничая. – Водки хочешь?
- Это я Розу убил. – снова улыбнулся Иван, но уже не виновато, а почему-то зловеще. – Именем Иисуса убил. А Иисус сказал, чтобы я больше никого его именем не убивал.
Цыгане вытаращили глаза. Молодой, не глядя, сел на стул, едва не промахнувшись. Женщины слева застонали и зашептались.
- Убивать меня будете? – Иван истерически засмеялся. – Я с самого детства приношу людям несчастья…убейте меня, пожалуйста.
Первым в себя пришёл старший. Он что-то забормотал на своём языке и остальные мужчины еле заметно закивали.
- Выпей. – бегая глазами предложил молодой, наливая стакан водки. – Помяни рабу божью.
- Это можно. - согласился Иван, до того пробовавший лишь кагор.
Он залпом осушил предложенный стакан и согнулся, задыхаясь. Две пары сильных рук подхватили его и быстро понесли из дома.
Иван видел всё, как в тумане. Крыльцо, тёмный двор, белая машина, заднее сиденье.
Один из цыган сел рядом с ним, придерживая, второй за руль. Машина быстро поехала по ночным улицам.
Сквозь опустившуюся пелену на Ивана глядел Иисус и улыбался.
- Я иду к тебе, господи. – улыбался ему в ответ Иван. – Совсем немного осталось.
Но Иисус, продолжая улыбаться, еле заметно отрицательно покачал головой.
Наконец где-то через полчаса машина остановилась на незнакомой тёмной улице. Водитель, не глуша двигатель, торопливо вышел, открыл заднюю дверь и бережно вынул Ивана, поставил на ноги, убедился, что тот не падает, так же торопливо вскочил за руль и машина, взвизгнув колёсами, быстро рванула с места.
Иван сначала ждал удара ножом, потом выстрела…наконец он подумал, что его собьют машиной. Но цыгане уехали. Он истерически захохотал, опустившись на колени. Потом, не меняя положения, горько заплакал.
Через некоторое время его одинокую фигуру осветили фары. Сзади остановилась машина.
- Чего, дружок, присел. – послышался веселый голос и приближающиеся шаги. – Устал?
К нему подошли два милиционера и стали по бокам. Один наклонился, взял его за подбородок и повернул лицо к себе, внимательно рассматривая. Второй обшарил карманы и вынул документы.
- Ты чего на дороге расселся?
- Плохо мне.
- Перебрал?
- Смерти ищу, а она от меня бегает. – идиотски хихикнул Иван. – Чеченцы отпустили, не убили, цыгане отпустили, не убили…даже собаки не загрызли.
- Как колобок значит. – засмеялся один из милиционеров. – Ну и мы, ты уж извини дружок, тоже убивать не будем. Грузи клиента. – обратился он к коллеге.
Скорчившись в клетке ментовского бобика, Иван отдался апатии. Ему уже было всё равно, куда его везут и что с ним будет.
Один из милиционеров включил радио и из динамиков зазвучало: «Онемел спаситель и топнул в сердцах по водной глади ногой: «Ты и верно дурак!» и Андрей в слезах побрёл с пескарями домой…»
14 ТРОИЦА
Каждый член иерархической организации продвигается по службе, достигая уровня некомпетентности.
Л. Питер
Пожалуй никогда ещё Максим так явственно не ощущал своей силы…хотя…моменты её, как правило неожиданного, проявления в его жизни являли собой такие яркие вспышки света, тепла, всемогущей радости, способной растопить лёд любых препятствий и разногласий, что всё происходившее до того, даже самое замечательное меркло и именно нынешний приход силы казался исключительным. Но старая жизнь цеплялась, словно тонущий за прутик, отвлекали бытовые мысли, мелкие неприятности силились вышибить его из седла. В такие моменты иногда приходило желание уйти из мирской жизни в тишину и покой уединения, но верх брал азарт борьбы, особый кайф ожидания новых проявлений силы именно среди
