этого дурдома и несовершенства, этих вспышек света на бледно-сером фоне, среди депрессивного и заблуждающегося окружения.
Бывали до этого удивительные интуитивные прозрения, заключавшиеся чаще всего в предвидении встреч с определёнными людьми…и даже программирование этих самых встреч. Неприятные ситуации уже не раз рассасывались самым удивительным образом прямо на глазах, вопреки своему обыкновению некоторые из принципиальнейших педагогов и знакомых легко изменяли своим принципам и шли ему навстречу. Про замечательнейшие синхронизмы говорить и не приходилось… Максим уже привык к этим поначалу загадочным, иногда даже шокирующим совпадениям, заставлявшим мозг радостно вибрировать. Может быть и раньше вокруг происходило нечто подобное, а он просто не замечал этого. Ведь он неизменно обращал внимание знакомых и близких, находившихся рядом…но они лишь пожимали плечами, иногда подозрительно глядя на него и в их снисходительных ухмылках читалось нечто вроде: «Займись ты, Максим, чем-нибудь стоящим, вместо того, чтобы всякую ерунду подмечать.» Под стоящим делом каждый понимал разное, кто воспитание детей, кто карьеру, кто копление денег на какую-нибудь, в понимании Макса, бесполезную хрень. Вернее он точно знал, что бесполезная хрень, типа красивых и дорогих консервных банок…всех этих мерседесов и лексусов или модной одежды…всё это и так ему уже полагается в любых количествах за его внутреннюю работу и что самое важное в жизни человека находится выше, шире и глубже видимого материального. Но почти никто за пределами сообщества не разделял его мыслей по этому поводу. Всякая хрень неизменно стояла на первых местах в мечтах и целях.
Поняв, однажды, всю бесполезность попыток обратить внимание окружающих на некую систему закономерностей, то тут то там проявляющуюся в жизни Максим придумал и с гордостью записал свой первый афоризм: «Смотрящие под ноги никогда не поймут заглядывающих за горизонт».
- Слышал? Ты слышал? – возбуждённо хватал Максим за рукав Старого приятеля Вована.
- Чего? – ничего не понимая озирался тот.
- Ну мужик тот сказал: «Кому и кобыла невеста!» Слышал?
- Ну.
- Ты же это мне пять минут назад сказал, когда мы про женитьбу говорили…помнишь?!
- Ну и чего?
- Ты помнишь?
- Да помню, блин! Чего такого? Ну сказал и сказал?
- Синхронизм, понимаешь? – по инерции увлечённо продолжил объяснять Макс, понимая, однако, бесполезность всего этого. – Система себя проявляет. Такие синхронизмы, это как бы участки гармонии или закономерности…или системы опять же в океане хаоса. Система во всём есть, понимаешь? – спрашивал он грустно и глаза его потухали от обиды. – Это же самое главное…раз система есть – значить не нагромождение случайностей жизнь наша, значит правила имеются. Не может система без правил существовать…значит узнать эти правила можно и жить по ним…а может быть и изменить в соответствии со своими пожеланиями! – запинался он, смущаясь. - Мы, понимаешь, всё вокруг мыслями своими выстраиваем…управлять всем можем – добавил напоследок больше для себя.
- А кредит твоя система за меня отдать может? – ехидно улыбался Вован.
- Она всё может…но только не она за тебя, а ты сам с её помощью всё можешь, чего только пожелаешь. Заниматься нужно мышлением.
- Ну, ну. Тренинги твои сказочные.
- Ты представить себе не можешь, насколько всё это реально! Вован, братан! Только начать и через три месяца ты летать станешь!
- Да некогда мне летать! – разозлился тот. – Кредит висит, машина поломалась, жена с дочкой мозг весь пропарила! Тебе-то конечно! Чего не летать! Живёшь в своё удовольствие! Не работаешь, только тренингами своими занимаешься! А чего тебе не радоваться, когда ты ни за что не отвечаешь и тебе не о чем париться? Ни семьи, ни детей. У тебя даже ничего нет, кроме доли в хате с родителями! Да люди в твои годы миллионами ворочают, мир по пятому разу пересматривают, а ты в небесах всё летаешь! На землю опустись, братан, пока не поздно…
Максим всё явственней ощущал пропасть между окружающими и ним. Это было одиночество на которое обрекает огромная сила. Но одиночество не тягостное, а в некотором роде великолепное. Он, оперируя всё нарастающими интеллектуальными возможностями, понимал, что нужно держать свои проявляющиеся способности незаметно. И способности, не особо сопротивляясь, притихали. Их уже не тянуло так настырно как на начальных этапах показать своё превосходство, рассказать о прелестях силы. Они стали ждать и от этого ожидания крепли всё сильнее.
Но напряжённая, без усталости однако, внутренняя работа не могла не творить. Мышление становилось всё многограннее и образнее. Оно переливалось всеми цветами радуги, ничего не упускало, ловило каждый даже самый незаметный оттенок на лицах, в голосах и жестах. Улавливало знаки, угадывало мысли, предсказывало поступки, всё видело, понимало и переигрывало любого пока лишь в мысленном прогнозе различных ситуаций, опережало по всем направлениям и оказывалось в нужном месте в нужный момент.
Это была пока лишь увлекательная тренировка. Лицо оставалось непроницаемым и Макса пёрло от осознания внутренней власти интеллекта...или скорее силы духа. Рядом, без сомнения, находилась масса талантливых, компетентных в своих областях людей, но всё же насколько поверхностны были они! Как же мелко плавали! Никто из встреченных им вне сообщества единомышленников не видел истоков происходящего вокруг дальше своего носа…дураков и дорог, плохой власти, бездуховности, парникового эффекта, происков недоброжелателей, случайных событий, несправедливого отношения, людской подлости, греховности, распущенности молодёжи, несовершенства законодательства…и прочих, прочих, прочих видимых проявлений взаимодействия невидимых энергий. Как говорится: карта местности воспринимается ими за саму местность. И уж никто, подавно, даже не заикался о наличии в его жизни какой бы то ни было системы закономерностей. Мелко и скучно становилось Максу уже через несколько минут разговоров с ними. Всё же при встрече нового человека мелькала надежда на то, что ну хоть этот да задумывался над ролью сознания в жизни не только его, но и всей цивилизации, не говоря уж о Вселенной…но тщетно. Мелко, дёшево и снова скучно.
Но мышление Макса продолжало творить, оно творило неустанно. Его накрывали волны радости от невероятного богатства внутреннего мира. С такой кипучей внутренней жизнью ни о каком одиночестве речи просто не шло. Ему не скучно в общении с самим собой…и это самое главное
Вот тогда-то и оформилось всё невысказанное в этой замечательной троице, появлявшейся для того, чтобы по ролям разыграть ситуацию и рассмотреть её со всех сторон. Они были плодом его бурной фантазии: романтик – идеалист Ленский, покоритель высоких целей, ревнитель традиций, создатель идеалов. На другом конце шкалы ценностей находился шалопай Фагот из свиты Воланда – развязный тип, болтающий всё подряд, но почти всегда по делу и в точку, но очень уж откровенно и цинично.
Ленский носил в точности как на картинке из томика Пушкина чёрный фрак с белым кружевным жабо и вьющиеся волосы. Голос его был высок и звонок, жесты плавны и возвышенны.
Фагота же Макс нарисовал сам в точности по описанию из любимой книги: длинный, худой, в жокейском сюртуке и клетчатой кепочке, с торчащими усами и пенсне с одним стеклом. Его скрипучий голос и резкие жесты постоянно выводили Ленского из себя и он нередко обижался, замолкал, уходил в себя, а однажды даже вызвал Фагота на дуэль, но тот лишь скрипуче рассмеялся, достал рогатку, подобрал засохшую какашку и растворился в воздухе, засадив перед этим свой снаряд Ленскому прямо между глаз.
Третий же был по-настоящему великолепен. У него не было имени, голоса или жестов… Третьим был могучий межпространственный воин света в серебристых доспехах.
В левом ухе его висела больная серьга с драгоценными камнями и крупной жемчужиной, бритую на лысо блестящую голову венчал длинный казацкий чуб…такие же казацкие усы дополняли мужественный образ.
Он молчаливо и спокойно восседал на широком троне, покрытом пушистыми мехами. Тонкие черты лица и его бледная кожа выдавали благородное происхождение, шрамы на щеке и шее, а так же жилистые мускулистые руки и блестящий, стоящий у трона, великолепный меч – всё это завораживало Макса, говоря об огромном боевом опыте этого персонажа и внушало доверие. Взгляд воина светился голубыватым огнём, напоминая о космической силе и высоком статусе его обладателя. Воин общался с Максом мысленно. Ни Фагот, ни Ленский даже не смотрели в его сторону. Они цепляли друг друга, Фагот изводил Ленского своим цинизмом и издёвками, Ленский смешил Фагота своими надуманными правилами…воин же представлял собой главную жизненную цель Максима – власть над своими мыслями и чувствами, владение собой и окружающей действительностью, полное понимание всего и всех. До спокойствия и силы воина было ещё далеко, но само его присутствие подпитывало решимость идти этим путём. Само наличие запредельной цели говорит о возможности её покорения…а любые пределы – суть свидетельства беспредельности.
Он прекрасно помнил момент их первого появления…это был непростой день.
Максим вышел во двор дома тёти Маши – родной сестры матери и сел в беседку, задумавшись. Кругом со скорбным видом ходила многочисленная родня и сослуживцы дяди Коли. Сам же дядя Коля иссиня бледный лежал в гробу, стоявшем в зале.
Макс с детства помнил дядьку, как непоседливого остряка и хулигана, душу компании, доброго и участливого человека. Года не дожил он до пятидесяти лет. Много курил, часто пил, пропадал на любимой работе, не обращая внимание на боли в сердце. Умер дядя Коля утром прямо в своём кабинете от инфаркта.
На автобусе приехала делегация с предприятия. Вынесли венки, женщины как могли успокаивали тётку и её дочь, мужики угрюмо смотрели по сторонам.
Максим слушал себя и не без удовольствия замечал, что он безразличен ко всем этим страданиям. Естественно он делал непроницаемое лицо, негромко говорил, но липкий страх, тяжкая тревога, которая ныла в душах всех без исключения присутствующих, даже не приближалась к нему. Страх не приближался не потому, что Макс умело от него спрятался или нашёл способ надёжно отгородиться…просто страху, как и всему сущему, для существования нужна энергия. И именно этой самой энергии Максим ему не дал.
Он старался, как обычно в таких ситуациях, разобрать свои чувства на составляющие…проанализировать, всё взвесить самым тщательнейшим образом. Благо всё возрастающие возможности интеллекта позволяли делать подобные операции без особого напряжения.
Тогда-то на помощь и пришла так полюбившаяся им позднее троица.
- Горе в семье. – грустно заметил Ленский. – Дочку жаль…да и жену тоже. Нескоро рана затянется.
- Есть немного. – согласился Фагот-Коровьев. – Но ведь это его выбор. Никто не вправе покушаться на его выбор.
- Ну хоть сейчас не начинай ты этого… - взмолился поэт.
- Чего этого?
- Рассуждений про душу и вечное бытие.
- Почему это?
- Горе у людей. Не время сейчас разглагольствовать. Не соболезнуешь, так просто
