этим! Это пошло с войн!
- Раскройте ваше предположение, Павел Иванович.
- На войне солдатам всегда давали пить и курить! Это же так просто! Снимает стресс, ведь каждая минута может оказаться последней! Там о здоровье просто некогда думать!
- Логично. – почесал подбородок Сан Саныч. – Я об этом как-то не думал.
- Я был на войне! – возбуждённо восклицал майор. – Адреналин почти не даёт запьянеть. Без алкоголя на самом деле очень тяжело. Вот и наши отцы и деды, которым удалось выжить во второй Мировой, привыкли снимать стресс водкой и сигаретами, а их дети, как обезьяны, всё переняли! Я своего батю без папиросы просто не представляю!
- Но пили ведь всегда…и не только на Руси.
- Тоскливо людям. Забыться хотят.
- В точку, Павел Иванович. – одобрительно кивнул врач. – В самую точку. Однообразие, тяжёлая работа или наоборот много свободного времени…молодёжь за взрослыми. Так этот ком и прирастает.
- Но ведь занятий-то интересных море, доктор! Море! – сжал кулаки майор и зажмурился. – Кроме пьянок ведь столько увлекательного на свете! И ни деньги, ни времени много тут не надо! Мне иногда говорят, что некогда в спортзал сходить! Какой страшный самообман! Приседать, отжиматься, делать наклоны, тренировать пресс…всё это можно делать дома. По лестнице пешком можно ходить, наконец!
- Прекрасно у нас идёт дело, Павел Иванович. – подбадривал доктор. – Давайте продолжим работать с разрушающими факторами-!
- Дальше идёт неправильное питание и малоподвижный образ жизни.
- Давайте раскроем механизмы. – кивал Конев.
- У нас кишечник травоядных! – военврач никак не мог справиться со своим возбуждением. – Он в несколько раз длиннее, чем у хищных животных. Белковая пища просто протухает и человек постоянно отравляется ею! Сравните запах протухшего помидора и куска мяса! Разница огромная!
- Согласен с вами, Павел Иванович.
- Знаете, почему ворон живёт триста лет?
- Потому что падалью питается?
- Да! – хлопнул в ладоши военврач. – Представляете, какая у него совершенная защита при таком питании!
- Но ведь, если я не ошибаюсь, по одной из теорий именно мясо дало обезьянам необходимую энергию и освободило им время для развития интеллекта и превращения в человека. – направлял дискуссию доктор.
- Да, согласен. – кивнул пациент, показывая что у него есть ответ и на этот вопрос. – Мало того что мясо дало энергию и освободило время от постоянных сборов низкокалорийных плодов и ягод, оно видимо ещё и особым образом отравило мозг, давая толчок развитию человека…или деградации…кто знает как это наше состояние нынешнее расценивать?
- Нет худа без добра.
- Но не забывайте, Сан Саныч, – прервал собеседника майор. – что первобытные люди редко доживали до тридцати. Они были в постоянной опасности. Мы на войне, как утки, почти не жуя, заглатывали тушёнку с хлебом и всё прекрасно переваривалось. Никакого намёка на запор! Адреналин – это сильнейшее вещество. Он настолько сильно активизирует все процессы, что при его постоянном присутствии в крови мясо переваривается с наименьшим вредом для здоровья! Ведь у человека позади сотни тысяч лет опасной жизни в постоянном напряжении и борьбе! А мы придумали режим, живём спокойно и сыто! В этом и кроется большой вред для здоровья!
- По-вашему, нам нужна война?
- Война ужасна. – поморщился пациент. – Не дай бог никому увидеть смерть друга у тебя на руках…когда он хватает руками воздух, агонизирует, хрипит, кровь вокруг, стоны, кто-то маму зовёт. – лицо его помрачнело от тяжёлых воспоминаний.
- Понимаю вас, Павел Иванович. – кивнул доктор. – Какой же выход вы видите?
- Только изменение отношения к питанию. Кардинально. – пациент будто стряхнул с себя грустные мысли. – Я прекрасно понимаю тех, кто ищет адреналин: с парашютом прыгает, в горы ходит, на мотоциклах гоняет…без опасности человек тряпкой становится. Но, доктор! Такой энергии, радости, светлости головы у меня не было в детстве и юности. И это все говорят, кто мясо к минимуму свёл, рацион не менее чем на половину свежими овощами и фруктами наполнил! Кто еду не запивает и тщательно её пережёвывает! Какая малость и какие преимущества!
- Позвольте, Павел Иванович, я подведу небольшой итог. – осторожно спросил доктор Конев.
- Подведите.
- Если кратко, то ваша задача доказать людям, что их главные враги это то, что они привыкли видеть с детства на своём столе, от чего они получают удовольствие, чем пользовались их предки, что вошло в культуру: песни, стихи, литературу…непростая миссия, мягко говоря. – врач внимательно посмотрел на пациента. – Уже погиб человек, вы находитесь тут. – он говорил очень мягко и спокойно. – Может стоит поискать другой путь, Павел Иванович?
- Но я же на своём опыте всё испытал! – взорвался тот. – Я был гибкий, как кошка, выносливый, как ишак! В афгане голыми руками духов душил, как котят! – он выставил вперёд дрожащие ладони. – А пришёл домой, тридцать лет мне было, и зажил как все: пил, жрал, курить начал! И в тридцать пять в старика превратился! Лежал я как-то утром и задумался – страшно стало. Понял я, что если не изменю всё, то сдохну в болезнях и немощи! И я изменил! Понимаете, доктор! Я же сам прошёл этот путь! Это было как второе рождение! Это как из трясины выбраться! – он заплакал. – Я же им руки подаю! Хочу из трясины этой вонючей вытащить, а они руки отталкивают и на дно идут.
- Успокойтесь, Павел Иванович.
- Доктор! – взмолился майор. – Как успокоиться! У меня сосед от рака лёгких умер в пятьдесят с небольшим! Всё курил на лестнице до последних месяцев! – он постучал себя костяшками пальцев по голове. – Сыну его двадцать три года! Тоже стоит на лестнице курит! Я его спрашиваю: «Дима, сынок! Ты же видел как батька твой от боли орал! Он же на твоих руках в страшных муках умер! Что же ты с собой делаешь?» Смотрит на меня, как баран, и отворачивается. – военврач вытер слёзы. – Вот так же баран под нож идёт, не сопротивляясь. Ему горло режут, а он молчит и не рыпается. Но этот баран ещё тупее…он сам себе горло режет…
- Всё так, Павел Иванович. – согласился Сан Саныч. – Но испортив свои нервы, вы никому не поможете.
- Да знаю я. – отмахнулся он. – Я спокойный был. Это меня смерть полковника немного из равновесия вывела.
- Понимаю вас, Павел Иванович…прекрасно понимаю. Смотрю вокруг и вижу массовое саморазрушение. Как говорится, народ голосует гробами и размножаться не хочет. Полагаю, что это особая форма протеста против существующего положения вещей. Где-то очень глубоко во всех живых организмах заложен механизм саморазрушения и сейчас именно у нас в нашей стране почему-то этот механизм набирает обороты. Вроде бы и жизнь немного наладилась. – пожал плечами Сан Саныч. – И голода нет, и одежда, и досуг разнообразный появился. А вот народ массово гробами голосует против этого всего. Никак не пойму, почему так происходит…не пойму и всё. Что же гнетёт то так, что заставляет так неистово себя разрушать?
- Идеи нет сильной, Сан Саныч. Идея нам нужна. Жрачка, одежда, развлекуха дешёвая… - махнул рукой военврач. – Дёшево это всё для нас, мелко и неинтересно. Чужое это всё…чужое…извне искусственно привнесённое.
- Думаете, нас только в голоде держать нужно, только тогда мы мобилизуемся и за жизнь цепляемся?
- Не в голоде или достатке дело. Жизнь должна быть достойная в смысле материальных благ. Но материальные блага не должны быть конечной и высшей целью, вот о чём речь. Должно быть что-то великое…цель должна быть впереди грандиозная. Только тогда мы мобилизуемся. Так сделаны мы…не можем по иному жить. Не можем без великой цели, пускай и далёкой, и мифической…где-то наивной, но великой…по-настоящему великой!
18. ИГРЫ
Так же как поглощение пищи без удовольствия превращается в скучное питание, так и занятие наукой без страсти засоряет память, которая становится неспособной усваивать то, что она поглощает.
Леонардо да Винчи
- В каком вы, батенька, сегодня расположении? – профессор Торшин расставлял шахматные фигуры на доске
- и всем видом показывал своему другу Михаилу Иванычу Колпину, что он намерен повторить разгром, учинённый в прошлой серии игр.
- А зуб-то я вылечил. – улыбался Михаил Иваныч, доставая чайные чашки из горки. – Это резко снижает ваши шансы, батенька.
- Посмотрим…
- Конечно посмотрим. Я вам сюрпризик подготовил.
Великое шахматное противостояние продолжалось без малого десять лет. Друзья могли играть и целую неделю каждый день, но случались и месячные перерывы. Встречи эти были отдушиной для обоих. За это время явного перевеса не наблюдалось. Чаще исход игры решало настроение, место и время.
Игры сопровождались шутками, переходящими в обмен интеллигентными колкостями, партнёры успевали обсудить многое: науку, семейную жизнь, политику…
Сегодняшняя игра началась с мощного наступления белых Торшина; он завладел инициативой на левом фланге, развил успех и, наконец, с победным кличем ввёл в прорыв ферзя. Для чёрных ситуация становилась мягко говоря неприятной.
Профессор Колпин, нервно почёсывая подбородок, в противоположность увлёкшемуся успешным наступлением развеселившемуся другу, молчаливо уходил в глухую оборону.
- Что вас сегодня беспокоит, многоуважаемый? – веселился Торшин. – Надеюсь ничего серьёзного?
- Беспокоит меня то, что сейчас ты, друг мой, начнёшь кряхтеть, стонать, ныть и называть себя всякими нехорошими словами. – он сделал ход. – Ваше слово, товарищ маузер.
- Ах ты! – Семён Маркович хлопнул себя по лбу. – Ну я и кретин! Ну как же так можно! Ай, ай, ай…
Белый ферзь был наглухо заперт в тылу врага и находился под боем. Максимум за что его можно было отдать это конь и пешка.
- Почём нынче ферзи? – теперь уже Колпин весело потирал руки. – Не переживайте вы так, батенька. Не всё ещё потеряно.
- Да, да. – бодрился тот. – Просто ты меня не возьмёшь. Рано радуешься! И как же я так увлёкся-то нападением? Ай, йа, яй.
Потеря ферзя поставила белых в затруднительное положение. Чёрные предприняли мощную контратаку на другом направлении и от мата Торшина спасла лишь ракировка. Он весь сразу сник, стал глядеть по сторонам, зевать, заговаривать на другие темы.
- Может сдашься? – виновато улыбнулся Колпин.
- Нет уж. Ты ещё помучайся. Голову поломай.
- Самоубийство грех, ты это хочешь сказать?
- Какое самоубийство? – не понял Торшин.
- Ну, сдаться значит совершить самоубийство. – Михаил Иваныч округлил глаза. – Это я аналогии с жизнью провожу.
- Бороться до конца всегда было делом чести.
- Но ты же не борешься! Вот в чём дело. – Колпин уже не глядел на шахматы. – Ты просто спускаешь игру и ждёшь следующей чтобы совершить то, что задумал. Ведь так?
- Ты же знаешь, что в любой момент всё может перемениться. – упрямился Семен Маркович.
- Теоретически может. – согласился оппонент. – Но для этого нужно постараться. А ты после потери ферзя просто двигаешь фигуры, ты потерял интерес конкретно к этой игре, которую при желании можно переменить в любой момент…но ты этого не хочешь.
- Миша, ты на что меня разводишь? Хочешь, чтоб я сдался?
- Да я уже давно не про шахматы. – махнул рукой физик. – Представь бомжа.
- Кажется, начинаю понимать. – перебил психиатр. – Ну, ну…давай дальше.
- Вот жил человек. Было у него детство, родители,
