с Небес, он успел побывать в доме Лентула Плабия Вара. Еще до встречи с Зильземиром. И в самой Олимпии. Он не в силах был изменить то, что происходило с Гаником и вокруг него, но все рассчитал и подготовил. И он знал даже больше, чем сам Зильземир. Он знал все, что готовиться против Ганика. И кто за этим стоит. И теперь он действовал, отправив ангела Зильземира, мать Ганика в дом Варов. В тот дом, в который скоро попадет Ганик. И где все решиться, и всему скоро будет подведен итог.
Миллемид вернет матери ее родного Небесного сына. И он вернет себе своего любовника Зильземира, и его обещания все себе.
Он уже знал, что Лентул Плабий Вар с Луциллой на пути к вилле Олипия. И спешил. Спешил сделать свое дело. Спасти всех, кого надо было спасти. И отдать Ганика в руки Луцилле Вар, для его появления в доме Варов, где все и должно было закончиться.
Он не мог изменить то, что происходило сейчас, но мог внести свои коррективы в происходящее. Судьба Ганика была тесно связана с семейством Варов. Так сложилось Свыше. И изменить ничего было нельзя.
Но повлиять на ход событий Миллемид был вправе. Уберечь остальных, кто окружал Ганика.
- Что нам делать, Ардад?! – запричитал за его спиной, паникуя в слезах Хароний Магма.
Он прижался к каменной стене тюремной камеры и к своим рабам Лакасте и Римию, держащим н а руках полумертвого, в крови Ферокла – Ферокл умирает! Скоро и нам крышка! Ардад!
- Заткнись, Хароний! - рявкнул, снова, не оглядываясь на него Ардад - Ради спасения всех. Ганика и моей Лифии, я согласен – он сказал Миллемиду, глядя своими вытаращенными уже ослепленными от яркого искрящегося света плохо видящими глазами в черные глаза ангела. Он практически ослеп, но со страха даже этого и не заметил. Он видел теперь только белый свет перед собой, но продолжал смотреть туда, где стоял ангел.
- Я согласен и готов пойти с тобой – Ардад произнес еще ангелу Миллемиду.
Ардад, оставив остальных, первым шагнул в сторону яркого лучистого свечения, где стоял только что ангел Миллемид. Где образовался огненный светящийся большой шар, издающий громкие гудящие и шипящие звуки.
Где его первым в свои распростертые объятья принял посланник Неба, и поглотил в себе, растворив его негра эфиопа черное гладиатора мускулистое тело, рассеяв его на атомы. Оставив только внутри себя Ардада его душу, заключив в сон и небытие, ожидая остальных, стоящих у каменной стены своей тюрьмы. И те уже даже не протестуя последовали следом в тот яркий лучистый гудящий свет.
У них не было выбора. Они просто хотели жить. И он обнял их всех тем своим ярким жарким свечением. Обнял их своими раскрытыми над ними ангельскими оперенными огромными крыльями. Крыльями ангела Миллемида. Погрузив их в свое то астральное свечение. Всех, кто пришел к нему за своим спасением.
Огромный яркий из лучистого живого астрального света шар, поглотив их всех. И сделав тоже, что и с Ардадом, расплавив до основания металлические из толстых прутьев решетки их тюремной подземной каменной подвальной камеры. Вырвался в коридор между другими большими подвальными подземными камерами нижних этажей амфитеатра. И устремился по нему к самому выходу. Летя стремительно по закоулкам и лестничным каменным со ступеньками пролетам вверх, покидая это залитое кровью и наполненной смертью, страданиями и мучениями здание, превращенное теперь в тюрьму для осужденных на смерть.
Подлетая уже к самому выходу, шар еще сильнее загудел на всех звуковых интонациях, переходя на непереносимый громкий свист, ярко вспыхнул, разбрасывая во все стороны свои лучистые искры, и исчез.
Мгновенно, как будто его и не было. И на этом месте ничего совершенно ни осталось, кроме пустоты и затхлого идущего из глубины подземелий здания амфитеатра воздуха.
В тот же миг внезапно пришедшие в себя, проснувшись от гипнотического глубокого сна, их соседи по несчастью и вся стража так и не могли понять, что здесь произошло, лишь осматривались в полумраке ночного каменного подвала по сторонам, напуганные, вытаращив свои в ужасе глаза, прижавшись к каменным стенам подвалов.
Кто-то из них смог даже выскочить, бросив все, что было в руках наружу, прямо на мокрую после проливного дождя арену, через квадратные решетчатые деревянные окованные железом ворота. С криком, толкая друг друга в спины, и падая в тот сырой в лужах арены песок главного римского амфитеатра.
Там внизу в полумраке тюремных подземелий за решетками остались среди заключенных, только те, кто был обречен на следующее утро быть казненными за измену и покушение на императора Рима Цезаря Тиберия I Клавдия Нерона.
***
- Слышал, Лентул? - произнес, громко перебивая шум скрипящих колес в ночной темноте по Апиевой дороги сенаторской повозки Марк Квинт Цимбериус – Этого придурка из нашего римского сената сенатора Цестия Патриция Касиуса тоже схватили. Мол, за покушение на Тиберия. Говорят, его гладиатор метнул копье в мать Тиберия Ливию. Правда все обошлось, но Тиберий рвет теперь и мечет. И сенаторы все сидят по своим домам и дрожат от страха.
Арестовали всех. Даже ланист всех школ.
- Это тебе мой раб рассказал? Этот Репта, болтун? Или Касиус? - спросил Лентул Плабий Вар.
- Нет, это мои мне подчиненные доложили из Рима – ответил Вару Марк Квинт Цимбериус - Зимий и Вара. Они почти с твоими рабами, одновременно прискакали, и доложили мне о том, что твориться сейчас в самом Риме. Идут сплошные аресты и обыски в римских домах. Как бы и сюда эта волна не докатилась.
- Так и должно быть всегда - произнес Лентул Плабий Вар – Если бы я был Цезарем, то этот страх за свою шкуру у них бы не проходил никогда. И вообще, после Октавиана никто не должен носить это имя, кроме меня. Никто.
Он, аж, весь передернулся. И произнес еще – Мне бы Гракха в учителя. Я опоздал с рождением и жалею об этом. И даже жалею, что не был ровесником Гракху и Красу. Я бы вычистил весь Рим и его окрестности от придурков, вроде этого Цестия, куда основательней.
Лентул Плабий вар поморщился и сплюнул в дорожную серую пыль.
- Сейчас этот Цестий Касиус в городской тюрьме - продолжил Марк Квинт Цимбериус - Трясется от ужаса и молится о пощаде. К нам его посадили довермя казни. Не с этими рабами.
- Без разницы – отозвался на вопрос Лентул Плабий Вар – Дурак, он всегда дурак. И умирает, как дурак.
- Может сам Тиберий захочет с ним поговорить. И его нужно прикончить, и я думаю, по быстрее – продолжил свой разговор Марк Квинт - Пока до него не добрался Тиберий.
Луцилла Вар глянула на Марка Цимбериуса и на отца, из-под верхней пурпуной накидки. Поправив окольцованными в бриллиантах золотыми кольцами и перстнями тонкими девичьими пальцами локон у виска русых волос и большую в правом ухе золотую сережку, она, отвернувшись, загадочно и хищно, заулыбалась. У нее все шло как нельзя лучше, и это было для нее главное.
- Я же сказал тебе, Марк Кинт. Мне без разницы. Я его уже не знаю, и не помню этого придурка из нашего сената - произнес нервно и, предчувствуя, вероятно что-то неприятное впереди Лентул Плабий Вар - Хотя чем быстрее его прикончат в твоей тюряге, тем нам же спокойнее. И о жене его, чтобы не забыли.
- Сделаем, Лентул – ответил ему Марк Цимбериус - Сегодня же после этой поездки, я займусь этой работой. Пошлю своих людей в его дом.
- Да уж постарайся от него нас обоих избавить. И жену его заодно. И прикажи на имущество приказ охраны наложить.
- У него есть знакомые и друзья - произнес, глядя, вопросительно на Лентула Вара Марк Цимбериус - Тот же Кампелий Тимбериус Галла. Как бы он не сдал нас, спасая своего друга. Наверняка, он в курсе твоего договора с Цестием.
- Может и так, но, я уверен, что он и все сенаторы, что были с Цестием Касиусом заодно. И остальные теперь так напуганы арестом Цестия Касиуса, что отошли в сторону. И попрятались, трясясь от страха на своих загородных вилла за Римом. Им свои шкуры дороже друзей - ответил Лентул Плабий Вар – Они будут сидеть до того, так времени пока все не утрясется. Просто убери Цестия и его жену. И все и на имущество арест наложи. Я потом скажу, что дальше делать.
- Этот наш общий раб из Рима произнес старший Вар - Спасибо за это. Ты хорошо поработал, Марк Квинт - произнес в знак благодарности Лентул Вар - Тем копьем, чуть не угрохали мать Тиберия Ливию. Этого идиота давно надо было сместить с трона Рима, как и часть сенаторов с сенаторского места в Риме. Особенно его преторианца Сеяна. Опасная тварь. А этот Цестий Панкриций Касиус. Глупее сенатора я не видел. За свои же деньги и под меч палача. Брошенный и забытый всеми, как и его глупая жена Карнелия. Наверное, весь теперь Рим судачит о заговоре. И о Цестии Панкриции Касиусе и его купленном у меня рабе, метнувшем в ложе Тиберия копье. Ну да ладно. Все идет как надо. Скоро будем уже в Олимпии – произнес довольный самим собой и даже радостный Лентул Плабий Вар – Скоро Олимпия будет вся наша, а Хароний на песке амфитеатра и без головы.
Он засмеялся на всю, казалось Апиеву дорогу, взирая на торчащие останки высохших крестов распятий вдоль обочины. Его это еще сильнее развеселило. И Лентул Плабий Вар вообще закатился истерическим идиотским кровожадным смехом. Луцилла хитро и злобно ему улыбнулась и отвернулась в сторону обочины дороги, не глядя на своего отца, ни на торчащие из земли кресты, ни на его закадычного друга из сената, начальника городской полиции и римской жандармерии Марка Квинта Цимбериуса. Она даже не смотрела на жандармерию и конную полицию Рима, а просто смотрела куда-то, тоже улыбаясь чему-то, и была сама собой самодовольна и загадочна. Луцилле плевать было на отца и его друга. Луцилла Вар рвалась к своему. К тому, что она уже считала по праву своим. И только своим. Она рвалась к своему Ганику. И ей нетерпелось быть как можно быстрее в Олимпии. И заполучить свое. А там хоть пусть потом. Пусть
