значат, если ты не готов за них ответить.
Никто не вышел, но выкрики с места продолжились. Кто-то уже подтащил Рома к кругу, но он вырвался, отбежав назад. Один из стариков встал и вышел в круг. Все замолчали, яростно кричавшие на Ору женщины, спрятались за спинами других людей.
Наши беды начались еще до того, как к нам пришла Дея, сказал старик. – Ора спасла эту прекрасную девушку, она вылечила многих из вас, вы не помните добра! Вы! Да вы, те, кто бежал к ней, когда болел ваш ребенок! Вы, кто забыл, как она дежурила ночами у больных, излечивая их своим искусством! Вы все забыли! Позор вам всем, позор!
Племя молчало, внимательно слушая седого старика, он говорил раз в год, когда кончалась зима, никто не знал, сколько ему было лет, но он знал всех и помнил всю историю племени.
Ора воспитала свою сестру, Дея лучше многих из вас, старик посмотрел в лица людей, а потом повернулся к костру. – Рыжий великан пришел из других земель, мы там не были, никто из вас не был. Это люди воды, когда-то давно мы все были единым народом, очень давно. Он принес для нас новую кровь, такой жертвы не угодно ни какому богу! Ора вела нас верным путем, при ней вы никогда не голодали. Ваш выбор решит вашу судьбу, но пока мы все должны слушать Ору. Если кто может заявить свое право – пусть скажет сейчас!
Посмотрим, что будет летом, Ора! – выкрикнул с места Ром.
Ора даже не посмотрела в его сторону. Она взяла старика под руку и отвела на место бережно посадив.
Спасибо, Эон. Ты как всегда не по годам мудр, улыбнулась Ора, старик погладил ее по ладони. Она повернулась к племени и сказала. – Другого пути у нас нет, кто не хочет идти, может остаться здесь, но здесь вы погибнете. Горы не родят для вас новой жизни, они заберут себе вашу. Больше нечего говорить, еще есть время до ночи, но у нас нет времени. Утром выдвигаемся в путь. Мое решение. Это моя воля.
20.
Посреди центральной площади возвышался гранитный осколок скалы черного цвета с тонкими нитями прожилок медно-желтого цвета. Матовая черная поверхность гранита впитывала в себя всю солнечную энергию, и чем ближе ты подходил к нему, тем больше казалось, что вот-вот и солнце скроется навсегда, иногда гранит будто бы вспыхивал изнутри, и медно-желтые прожилки начинали светиться искрящимся светом. Но это были разговоры горожан, никто в действительности не мог ничего подобного видеть. В центре гранитного осколка была дыра, в которой можно было различить мерцающий свет, возможно, то эти отблески и вспышки излучения и провоцировали видения у людей, а может все просто повторяли услышанную кем-то шутку, приняв ее за истину.
Отец Роб стоял неподалеку от камня, держа в руках дозиметр. Каждое утро он приходил сюда и в разных точках замерял уровень радиации. Идея поставить на площади величественный монумент и вбить в него горящий радиацией символ веры, принадлежавший ранее святому отцу, тело которого давно уже сожгли возле черной речки, а прах его сбросили в воду, в последний путь, родилась сама собой, отец Роб и капитан D пришли к ней после долгой прогулки вдоль берега озера. Отец Роб и другие инженеры нашли этот осколок на одном из дальних складов, он стоял под открытым небом и ужасно фонил, возможно поэтому его и не стали использовать в городе. Но Робу это показалось даже интереснее. Они установили этот монумент, созданный самой природой, олицетворяющий незыблемость веры, а площадь рядом с ним огородили невысоким забором. Труднее всего было вытащить этот раскалившийся амулет, пришлось вырезать его вместе с частью камня и вложить в черную нишу в осколке. После этого и начались чудеса, как считали горожане. Каждый хотел заглянуть внутрь , чтобы увидеть свет веры, но не решался. Отец Роб устал объяснять что они могут навредить своему здоровью из-за сильной радиации, поэтому просто изрек догматический запрет, ибо свет бога недозволенно видеть простому человеку. Человек может видеть этот свет лишь в своем сердце. Эту фразу вычитала Мэй в истинном писании, удивительно, как много нужных слов можно было оттуда почерпнуть, и как мало они знали об истинном содержании этой книги.
Это не был религиозный документ, там не было ни слова о поклонении богам, о жертвах, молитвах, покаянии, нет, это был свод правил, написанный сложным, но понятным языком, человек, изучивший писание, был способен ответить на любой вопрос, дать нужный совет, предостеречь. Роб за первые месяцы служения так и не смог изучить писание целиком, он часто засиживался с Мэй до утра, разбирая ту или иную главу, все больше убеждаясь в том, что один человек может неверно понять, не увидеть главного. Мэй иногда спорила с ним, доказывая свою точку зрения, они звали в судьи Лиз с Бобом, но и тогда не удавалось разрешить спор. Молодые люди видели все иначе, часто Лиз обижалась на Боба, что он не поддерживает ее, а она должна быть всегда права.
Отец Роб несколько раз пытался начинать разговор с горожанами, предлагая им обсудить одну главу, например, о том, что есть правда и какая она может быть для каждого, но всегда получал в ответ лишь недоуменное молчание – люди ждали от него правильных слов, наставлений, чтобы со всем согласиться и вернуться домой, и жить по-своему, повинность на сегодня они отработали. Капитан D сказал, что Роб зря старается, этих людей уже не исправить. И тогда отец Роб стал проводить занятия с детьми, с которыми было еще труднее, дети не хотели новых уроков, но, поняв, что отец Роб их слушает, что он не просто вбивает в них непонятные слова, стали ходить чаще. Роб устраивал занятия вне стен школы, за городом или возле фонтана, просто прогуливаясь по городу: выбор места зависел от темы, которую дети назначали сами в конце каждого занятия. Лиз помогала отцу в этом, вместе со своими друзьями организовывая школьников, споря вместе, проводя занятия по анатомии, Боб рассказывал про растения, насекомых, животных, показывая все детям вживую, не на старых картинках, где ничего не было понятно.
Родители не спорили, всецело доверяя отцу Робу, но совет города все чаще обращал внимание Роба на то, что давно не было суда, и действительно, за эти месяцы никого не наказали, никому не пустили кровь. Были кражи, были драки, но все решалось иначе, люди учились договариваться, когда отец Роб просил, то виновные сами приходили к нему. Мэй это пугало, у них дома часто появлялись такие лица, которых она никогда не видела живыми, они попадались ей на стол в лучшем случае, но она была горда, что ее мужа так уважали.
С противоположной стороны площади к Робу шел секретарь Е, главный помощник советника А, человек, который знал многое, часто сам определяя, что следует доносить до сведения советника А или следователя В. Секретарь Е каждое утро приходил на площадь чуть позже Роба, но до того, как из разных уголков города сюда потянутся служащие, отбывать положенную норму труда.
Доброе утро, отец Роб, поздоровался секретарь Е и протянул вперед руку для рукопожатия, чего не делал никогда ни советник А, ни следователь В.
¬ Доброе утро, секретарь Е, Роб пожал его руку, тонкую, как у женщины, но достаточно крепкую для мужчины. Секретарь был болезненно худ, и никто не знал, сколько ему лет, все его помнили уже седым, с вытянутым лицом, обтянутым тонкой кожей. Как-то Лиз сравнила его с манекеном, точно подметив, что у секретаря Е такой же безразличный взгляд.
Как вы считаете, отец Роб, скоро воля господня поглотит нас? – спросил секретарь Е, не смотря на Роба, взгляд его был устремлен на осколок скалы.
Не думаю, что мы достойны этого, ответил Роб.
Вот как? – секретарь Е повернулся к Робу, но смотрел он на пустые улицы спящего города. –Вы считаете, что господь покинул нас?
Нет, мы покинули его, ответил Роб, привыкший к такому началу разговора, секретарь Е каждое утро задавал подобные вопросы. – Вы что-то хотите мне сказать, секретарь Е?
Пожалуй, да, он помедлил и продолжил. – Совету очень не нравятся ваши занятия с молодежью.
И почему же? Мне кажется, что это им на пользу.
Кажется, повторил секретарь Е. – Я часто думаю, что все вокруг мне только кажется, как вы считаете? А может ничего этого нет, а мы плод чьей-либо больной фантазии?
Кто знает, а ведь мы никогда не узнаем этого, но с другой стороны, если это дарует нам жизнь, то мы должны быть благодарны этому безумцу.
Это недостойно человека, быть чьей-то игрушкой, как считаете?
Дар жизни достоин деяний человека, улыбнулся Роб. – Вместе с жизнью нам даруется воля.
Воля, зачем она человеку? Что дает она нам, кроме горя? Вы учите детей наукам, учите познавать мир, разве этого от вас требует наша вера? Разве этому учили нас наши отцы, прадеды?
Познавать мир, созданный вселенной, познавать себя, созданного творцом – не это ли истинная вера? Познавая себя, мир вокруг и мир в себе мы выполняем волю творца, истинную волю, только познав это мы сделаем малый шаг вверх к нему.
Сомневаюсь, что наш творец хотел этого, секретарь Е скорчил презрительную гримасу, уловив движение на улице. – Наш творец давно мертв, как и всё, что он создал на этой планете. Мы мертворожденные и не способны родить новую жизнь.
Отец Роб удивленно посмотрел на секретаря Е, что-то изменилось в этом человеке, зажглось, а может это и было всегда, скрытое за маской живой куклы.
Вы хотите воспитать в человеке волю, дав ему знания, научив думать, но большинству из них этого не нужно, и никогда, слышите, никогда не было нужно! Они! – секретарь Е ткнул пальцем в улицу, не указывая ни на кого конкретно из показавшихся вдали фигур людей. – Они не хотят решать, они хотят, чтобы за них решали, но так, как они хотят. Чувствуете, парадокс? Не стоит путать волю с желанием, люди хотят, желают, вожделеют, но за чужой счет, покупая и продавая свою волю. Вы скоро поймете, о чем я.
Возможно, что я и так понимаю, о чем вы. Но почему мы не можем попробовать воспитать других людей?
И у вас это получится до поры до времени, пока ваша воля, а это именно она, ваша воля, ваше желание изменить других, ваше, не их, и оно будет жить, пока не столкнется с их желание, жаждой, жадностью, а тех, кто останется верен вашим идеалам – их сожрут новые, а косточки обглодают те старые, которых воспитали вы.
Получается, что все бесполезно?
Нет, не бесполезно. Одна волна смоет все с берега, другая привнесет новое из глубин озера. Таков закон природы, постоянное движение ведет лишь к сгоранию, иногда, чтобы двигаться вперед, стоит отойти назад и оглянуться, ответил секретарь Е.
Послушайте, Рим, вам стоит пойти к нам на субботний семинар, Роб по-дружески похлопал его по плечу. – У вас прекрасно получится, может кто-то сможет переспорить вас? Как думаете?
У меня нет на это воли, секретарь Е пристально посмотрел в глаза отцу Робу. – Она давно умерла, а я, как видите, еще жив, и буду жить еще долго. У нас осталось пару минут свободы, я хотел сказать, что наш Совет скоро будет встречать посла.
Посла? Откуда? – удивился Роб.
От людей леса, вы же слышали о них, секретарь Е ехидно усмехнулся.
Это же дикари, каннибалы! – воскликнул Роб.
И что? Они не люди? Люди, такие же, как и мы, но вы не знаете одного немаловажного обстоятельства – у них есть оружие, а у нас технологии, энергия. Мы нужны им.
А зачем они
