наемных ополченцев. Рядом переходили с места на место хромающие лошади. Между камнями, упавшими сверху, текла вода. Значит, скорее всего, тут находился подземный ручей, идущий поперек улицы, поверх которого когда-то поставили перекрытия, чтобы улица могла идти дальше. Дно тут, похоже, находилось на таком же расстоянии от уровня земли, как полторы высоты этажа в среднем купеческом доме. При этом кучи камней позволяли десятнику и его товарищу встать на них и протянуть руки к товарищам - чтобы взяли за руки и вытянули наверх. Ганс посмотрел на балки: они были раза в полтора длиннее, чем рост среднего человека, имели квадратное сечение, их толщина составляла где-то пятую часть длины. Прямоугольные камни, лежавшие рядом, выглядели прочными. По виду улицы не было никаких признаков, чтобы по ней никто не ездил, - видимо, множество проезжавших тут лошадей и повозок пересекали это место, и ничего не обваливалось. Перекрытие могло обвалиться, скорее всего, под действием магических сил, мешающих отряду выполнить задание - либо благодаря магии, либо вмешался дьявол, либо вмешались силы мироздания. И те же силы, видимо, вызвали отваливание дна у сумки с бомбами.
Нужно было срочно уходить. Срочно. Ганс это прекрасно понимал.
Ганс вдруг заметил, что жители католического района совсем не стремятся посмотреть на обвалившееся перекрытие. Они не собирались у провала и не смотрели в окна. Это было объяснимо относительно католиков. Жители могли найти себе более приятные или более полезные дела и не желали смаковать зрелище обвала. От мысли, что кому-то могло быть настолько хорошо, чтобы не сбежаться на картину чьей-то агонии, омерзение захватывало целиком. Отсутствие интереса к произошедшему у жителей было полным - возможно, кроме образа жизни тут действовала магическая сила. То, что ни одного лица не выглянуло из окон и ни один человек не шел по улице к месту события, скорее всего, было вызвано теми же силами, которые обрушили перекрытие. Видимо, просто тот человек, который мог бы выглянуть в окно или проехать по улице, начинал заниматься чем-то другим. Сила, под воздействием которой находился католический район, продолжала действовать дальше.
Ганс внезапно осознал, что ждет, что скажет десятник, - несмотря на то, что уже какое-то время прошло с пониманием, что убираться надо немедленно. Он дождался, когда десятнику и его товарищу помогут выбраться, и поскакал в ту сторону, откуда приехал, а затем свернул в ближайший переулок, на случай, если кто-то сейчас в него целился. Когда сворачивал, заметил, что все же не целились, но взяли ружья в руки, - видимо, ждали, что скажет десятник.
По узким переулкам и улочкам Ганс выбрался на одну из больших улиц, добрался до крепости и выехал из города. Он собирался действовать так, чтобы, если будет отдан приказ на его арест, оказаться вне досягаемости австрийских властей. Придется заглянуть в пороховую лавку, сказать лаборантам, чтобы делали порох, как раньше, а еще забрать часть сбережений. А дальше - скакать за пределы Австрии, на север, в протестантские княжества, где власти не испытают особого рвения к тому, чтобы его выдать, даже если приказ о розыске пройдет по всей империи. На севере жили однокурсники по университету. Многие из них одобряли охоту на вампиров как дополнение к охоте на ведьм, способное, при удачном развитии событий, расширить это прибыльное дело до больших масштабов, - как в прошлом веке и даже больше. Охотники на вампиров иногда утверждали, что вампирами могут становиться ведьмы и колдуны. Это помогало объяснить, зачем жечь ведьму или колдуна, добавляло работы демонологам. То, что ведьм почти перестали преследовать, конечно, не радовало выпускников университетов, особенно тех, которые могли заниматься демонологией, - теперь исчезал простой способ набить карманы. Ганс продолжал ехать к лагерю и раздумывал, стоит ли заниматься охотой на вампиров, и вообще, стоит ли поддерживать сторонников Ветхого Завета, - бросать вызов силам, не допустившим сожжения семинарии, не хотелось.
***
Давно не мытые, грязные серые стены иудейского храмового комплекса Суботицы оглашались визгами спорящих иудеев. Три небольшие комнаты с распахнутыми дверями заменили теснящимся людям зал собраний, некоторые пришедшие сидели, большинство стояли и слушали очередного выступающего, который махал руками со скрюченными пальцами и протяжным голосом произносил речь. Абрам Маркович, один из трех учеников раввина, слушал, сидя на одной из низких лавок. Также получили возможность сидеть раввин, другие его ученики и двое богатеньких купцов. Собравшиеся терлись друг о друга в тесноте: некоторые хотели принять более удобную позу, другие старались заглянуть за стоящих впереди, чтобы разглядеть говорящего.
Говорил сейчас один из дельцов, мастер по производству краски, какой можно было красить ткани для одежды и мягкой мебели.
- Мы потерпим. Потерпим еще год. Устои требуют от нас поить граничар, которые ближе к нам по пониманию Ветхого Завета, чем остальные православные. Устои требуют теперь и оплачивать работу команд наемного ополчения. Хорошо. Это теперь сильно вычищает карманы. Но вытерпим. Правда, долго это продолжаться не может. Мы сами хотим пожить.
- Да, - отвечал еще один владелец мастерской. - Терпение не бесконечно, учтите, - он посмотрел на раввина. - Везде полно чернокнижников, колдунов и других вероотступников. Но нет никаких причин, чтобы убийство этих людей оплачивали именно мы. Да, год, не больше, мы будем платить. Но терпение не бесконечно. И учти, - обратился он к раввину, - мы очень хорошо учтем твои поборы. Это уже далеко не десятина.
- Моисей просил терпеть сорок лет, - ответил раввин.
- Ну-ну, еще это припомнил, - ответил мастер, заявивший, что учтет поборы.
- Моисей требовал потерпеть сорок лет, - еще раз ответил раввин, - и тогда среди нас не было никаких каббалистов, которые то сравнивают бога с машиной, действующей по вечным принципам…
- Ну-ну… - перебил мастер.
- Ни этих ублюдков, которые утверждают, что творение Господа потерпело неудачу.
- Продолжай-продолжай, - с улыбкой сказал мастер.
- Никаких основ, которые бы позволяли обращаться к Господу, к тому Господу, которого мы знаем, у каббалистов нет. Они уже доводят до отрицания того, что Господь наказывает тех, кто ему противится. В том мире, который они измыслили, добро направлено всем. Теперь среди нас множество каббалистов…
- Где хоть один? - спросил Соломон, один из богатых торговцев, которому позволили сидеть на лавке.
- Не среди нашей общины, - ответил раввин. - А вообще, среди евреев. Почти во всех странах Европы, почти во всех общинах. За редким исключением. Таких хороших общин, как у нас, осталось мало. И мы должны попытаться остановить богохульников, извратителей веры.
- Ладно-ладно, - сказал Соломон. - Отчитаться-то хоть можешь, что ты сделал?
- Я нанял отряд для того, чтобы сжечь хроники, по которым богохульники могут изучать свою историю, относящуюся ко временам, когда империей правили Карл Великий и его потомки. К сожалению, перед отрядом провалилась земля. А потом этот отряд заблудился. Десятник теперь отказывается с нами работать.
- И что? - продолжал Соломон.
- Я найму новый отряд!
- А зачем? Зачем все это? Район католиков существовал в Суботице уже давно. Никто не жег их хроники!
- Как вы знаете, католики совсем отошли от устоев. И сейчас их светская наука хорошо займется историей! Все, что творили безбожники в то время, когда империя еще не называлась Священной Римской, окажется достоянием множества читателей! И они решат, что именно так и надо! Добрая вселенная, в которой Господь является одним из механизмов, а не всемогущим Богом, куда привлекательнее истины для тех, кто не хочет соблюдать заповедей. Теперь все всплывет на поверхность. Те, кто сбросил с себя устои своей веры - католицизма, - будут делать так, как их предки! И все это перекинется на нас! Каббалисты, с поддержой отступников из числа католиков, разложат и уничтожат нашу веру!
- Мы и так хорошо жили, - ответил Соломон, - и каббалистов вроде у нас не водится. Ну, вы с учениками изучаете каббалистические новшества, чтобы быть в курсе дела, но не более того. Может, лучше снизить поборы и просто жить дальше, как раньше?
- Нет. Через три месяца, и даже уже меньше, из Вены сюда приедут ученые университета, чтобы переписать все хроники в двух экземплярах. Мы должны их уничтожить. Для этого нужен отряд, человек двадцать. Еще нам надо поить граничар из числа тех, кто может пополнить ряды наемного ополчения.
- И православные будут обвинять нас, что мы их спаиваем! - выкрикнул кто-то из мастеров-ремесленников, стоящих на краю группы, скучившейся вокруг людей, сидящих на лавках.
- Те, кто обвиняет, что спаиваем, это люди, которые поддерживают устои среди православных, - ответил раввин. - Точно так же, как мы поддерживаем устои среди евреев. Ничего плохого в них нет. Почти как мы.
- Община и так уже почти в изоляции, - ответил Соломон. - Почти все поддерживают каббалистов. И может, хватит? Хватит делать так, чтобы мы лишались любой поддержки извне? Я не могу даже арендовать амбар, чтобы поставить три телеги. Все из-за этих правил, которым мы следуем. И я думаю, зря.
- А он прав, - сказал Абрам Маркович, - так и есть, - ученик раввина хотел сохранить богатство своих родителей, за счет которого обучался, и сейчас занял жесткую позицию, как от него потребовали родственники. - Окажемся в изоляции, придется идти землю пахать. Если еще согласятся нас записать хотя бы в крепостные. Это ты хочешь? - ученик задал свой вопрос учителю.
Раввин увидел, что перед ним сейчас только его ученик, вставший на сторону оппонентов, и критикующие его купцы и мастера. И никого, кто бы его поддержал.
Соломон сейчас оценивал свое крепкое стройное тело и пистолет, который он принес в мешке, в котором иногда приносил подарки раввину. Он засунул руку в мешок, будто хотел вытащить дорогой подарок. Достал пистолет и метнулся к раввину,
