совсем не про мою душу? Или наоборот, готов вселиться?…
2
Вечер затухал. Норма была выпита, заготовленный паек еды выкушан. Пришла пора понемногу расходиться. Первой засобиралась Ирина. До интервью так и не дошло, поэтому я сделал первый шаг.
- Не желаете, чтобы я проводил вас?
Она кивнула.
Было холодно. Дул противный северный ветер. Зато в пруду безмятежно плавали утки.
- И как они не мерзнут? Вот повезло им с обмундированием, - позавидовал я пернатым.
Ирина поддержала меня.
- Жалко, что Бог не в перьях, тогда и мы бы сейчас не зябли. Чистили бы себе перышки - и все заботы.
- Это нам в испытание, - пробурчал я, безуспешно пытаясь увернуться от ветра. – В космосе холод собачий, а Они спокойно там летают без скафандров. Значит, в перьях… А нам испытание послали, чтобы мы, спасаясь от холода, цивилизацию построили. Теплую, уютную. Местами получилось, местами, наоборот, загадили Землю. Но богословы говорят, что у Него божественный План. Выходит, все идет по плану, и то, что мы мерзнем, и то, что в водоемы дрянь спускаем.
Пруд был грязен до безобразия. Как только утки терпели?
- Хорошо жить в соответствии с Планом. Все всегда ясно. Власть – от Бога, богатство – промысел божий, болезнь – божье наказание, бедность – божье испытание…, - продолжал я ворчать.
- А я недавно прочитала книгу воспоминаний актрисы Елены Прокловой. Она пишет, как ее дедушка учил закону жизни, христианскому по своей сути. Он говорил ей: представь, что ты идешь по узкой тропинке над пропастью. Навстречу человек. Надо разойтись так, чтобы не отдавить друг другу ноги и, тем более не столкнуть его в пропасть. Тревожная ситуация. Надо расходиться, держа равновесие. Вот разошлись и опять легко и хорошо. И так будет до конца жизни. И если ты сумеешь пройти по краешку до конца никого не столкнув, то можешь считать, что твоя жизнь удалась. Правда, хорошая метафора? А затем я подумала: вот я буду придерживаться того же правила, а что делать, если меня попытаются столкнуть? Упасть обречено или же начать бороться за себя, не останавливаясь перед тем, чтобы столкнуть обидчика? Где мера самообороны?
Задачка… Я не знал, что ей ответить, тем более, по-умному. А надо было. Все же автор трактата на библейскую тему. И тут я вспомнил фразочку из собственного сочинения.
- Трактуют сей вопрос по-разному. Иисус предлагал подставить щеку. Но если, получив по левой щеке, мне влепят и по правой до того, как я успею ее подставить, - как быть? Ведь я собственно того и хотел! Вот вопрос, и, боюсь, на него нет ответа. Впрочем, Достоевский дал ответ. Однажды на прогулке кто-то сильно ударил его по голове. Он упал, разбил лицо. Нападавшего задержали. Оказался какой-то подвыпивший крестьянин. На суде тот клялся, что это произошло случайно. Федор Михайлович заступился за обидчика. Попросил отпустить его. Судья назначил штраф. Шестнадцать рублей, кажется. И Достоевский, не будучи богатым человеком, сам же заплатил штраф. Каково? Отсюда вопрос-размышление: а что сделали бы вы? Мне бы лично захотелось морду тому ухарю набить, а не деньги давать, чтобы тот пропил за мое здоровье.
- А если тот крестьянин переродился, как иные персонажи у Достоевского в романах?
- Кто его знает. Что было с тем крестьянином далее - истории не известно.
Так, за разговорами мы дошли до трамвайной остановки.
- Ну, вам пора. Жена, небось, заждалась?
- Я не женат.
- Все вы не женаты наедине с молодой женщиной.
Я рассмеялся:
- Не часто встретишь женщину, которая умеет регулярно подкалывать.
- По этой причине от меня как минимум два мужичка уже сбежали. А третий подумывает.
- Кто таков, почему не знаю?
- Мой муж. Знать его не обязательно.
Хрусть…
И она выжидательно посмотрела на меня. В ответ я помог ей взобраться в вовремя подошедший трамвайный вагон. Ну, нельзя мне приглашать ее домой! Вообще никого. А может, мне показалось, что она ждала приглашение посетить мое лежбище? На кой черт я ей нужен?
3
Я вернулся в гостеприимный дом. Что-то осталось недоговоренным. А может, вернулся, чтобы просто досидеть вечерок в мужской компании. Хозяйка копошилась на кухне, остались Вадим Семенович, Иван и Виктор Шаров. Рассуждали про политику. На этот раз я стал слушать. Эти банальности говорить не будут. Говорил Иван.
- Почему либералы хвалят Горбачева и Ельцина? За то, что даровали глупому народу свободу? И за это, конечно, но все же по-крупному - это флер. Они их хвалят за то, что те были истинными разрушителями. Россию может порушить либо война, либо дурно понятые принципы свободы. Другим способом ее не развалишь. Мы оставили все худшее от старого режима и добавили все худшее, что есть на Западе. И подключение к тамошней канализации сотворили именно либералы. По видом критики сталинизма новые шеф-повара подсовывают тухлятину с деланным удивлением: «Чего нос воротите, ведь раньше хуже было». А может их Высшие Силы держат для расчистки исторического пространства? И час России, да и всей европейской цивилизации пробил! И мы должны уступить пространство другим народам и цивилизациям, новому циклу истории?
Я про себя вздохнул. В советские годы как все жарко мечтал о свободе, и вот она пришла. «Дорога должна вести к Храму! Иначе зачем она нужна?» – провозгласила передовая интеллигенция на заре перестройки. Но оказалось, есть и другие столбовые пути – к казино, например…. И еще, подумалось мне тогда: почему во времена несвободы появлялись титаны духа в искусстве, а пришло освобождение от цензуры и прочего диктата - и ни одной по-настоящему великой фигуры. Правда, была надежда на старых титанов духа. Я помнил как преобразились «старики»-корифеи, после 1956 года: Герасимов проставил мощный «Тихий Дон», Ромм – великолепные «9 дней одного года», Райзман – удивительную для его возраста «А если это любовь?», Пырьев экранизировал Достоевского… Так почему бы ренессансу не повториться?
Наши крупнейшие режиссеры и писатели – Климов, Рязанов, Захаров, Аксенов, Войнович - так громко жаловались на цензуру и бюрократов, то после упразднения первой и вторых я стал с нетерпением ждать шедевров. Но время шло, но ничего крупного не появлялось. Нет, сначала было весьма интересно. Мы увидели обнаженными известных актрис, а кинорежиссер-эстет Виль…. даже продемонстрировал голого Костю Райкина со всеми причиндалами. У нас на кафедры женщины впервые обсудили то, что раньше обсуждалось только мужчинами. Однако затем закралось недоумение: неужели в этом ню и состояло настоящее расхождение с Советской властью? Свобода слова вылилась в свободу мата, свобода предпринимательства – в свободу воровства, свобода любви – в гомосексуализм, свобода человека – в свободу от ответственности, и тэ дэ и те пе. Вот ситуация: Бог вернули, а ничего святого не осталось. Свобода почему-то получилась по Смердякову. Что сделали не так?…
Черт, не обошлось без проклятой политики. И вновь подумал об Ангеле. Может, и вправду он прибыл накануне назревающего Апокалипсиса, раз все пошло наизнанку? Тогда какая роль предназначена мне?…
4
На этот раз гостеприимную квартиру я покинул вместе с Иваном.
- Ну, как тебе вечер?
- Спасибо за доставленное удовольствие. Правда-правда, хорошо посидели. Давненько не участвовал в интеллектуальных дискуссиях. Молодостью пахнуло. А Виктор кто по профессии?
- Учитель истории и обществознания в колледже и завуч к тому же.
- Теперь понятно. А Алексей Крухмалев?
- Трудовик.
- Кто-о?
- Школьный завхоз и по совместительству учитель труда, автодела… и еще чего-то.
- То-то он на геолога похож.
- И с геологической партией ходил не раз…
- Тогда ясно. От земли, от сохи, и небось два неоконченных вуза в придачу.
- Если не три. Причем, один - ВГИК!
- Елы-палы. Ну и компания собралась. Один я с неинтересной судьбой.
- У тебя все еще впереди.
- Теперь я начинаю осознавать, куда и во что попал.
- Это все мелкие ягодки. Главное, чтобы люди продолжали пытаться мыслить. А то скоро совсем затухнем. Останутся лишь столично-республиканские центры….
В этом пункте я был с ним полностью согласен. Есть уровень мышления и есть уровень подачи мысли. То есть, человек может что-то излагать на высоком интеллектуальном жаргоне, но излагать он будет чужие мысли, а свои собственные останутся тривиальными. А есть способные мыслить на уровне производства нового знания. Иван из тех, кто был способен мыслить на таком уровне. Если бы он остался в науке, и если бы спутница жизни понимала его стремления. В общем, если бы да кабы, то…
- А зачем ты в чиновники пошел? Я понимаю, - семью кормить. Но и только? А то писал бы себе, меня не тревожил…
Разуваев зябко повел плечами, поднял ворот пальто от ветра и сказал то, что, наверное, мог сказать только Вадиму Семеновичу:
- В России существует конфликт между талантливой, но политически безответственной интеллигенцией и бесталанной, но несущей на плечах груз ответственности за государство, бюрократией. Во время перестройки, впервые интересы интеллигенции и бюрократии совпали – и государство, на радость интеллигенции и к выгоде тогдашней бюрократии, рухнуло. И выяснилось ради чего интеллигенция низвергла государство - ради свободы оголять актрис на сцене, чтобы мат писать не на заборах, а в книгах, и копировать американские боевики, ибо никаких особенных мыслей и замыслов, задавленных, мол, цензурой у них не оказалось. Второй раз повторять этот же опыт с Россией нельзя.
- А разве ты не интеллигент?
- Интеллигент, но из тех, кто стал стесняться этого слова из-за того, что интеллигенция сделала со страной.
Ну что ж, объяснение было вполне на уровне… Есть исконно русские понятия и есть такие, которые вынужденно приходится заимствовать, например, интеллигенция. А есть понятия, у которых существует несколько значений, например, послать. «Я посылаю вам бандероль». И, казалось бы, достаточно. Зачем другие слова: отсылаю, пересылаю, высылаю? Для чего столько нюансов, включая, послать куда подальше? Значит, нашим предкам они были очень важны. А людям, занимающимся умственным трудом слова-обозначения не находилось аж до XIX века. Но так своего слова образованным индивидам не нашли и потому взяли иностранное – «интеллигенция». Отчего так? Не глупость и необразованность же наши предки предпочитали. Или инстинктивно боялись чрезмерно умствующих? Но решил подначить Разуваева.
- А что такого интеллигенция сделала? Реализовала право на свободу самовыражения, - невинно сообщил я.
Мне вспомнилась теория Ивана о необходимости создания интеллигентских нужников, чтобы определенная часть интеллигенции не загадила культурное пространство. Когда-то я сочувствовал творческой свободе (потом уже понял, что творческая свобода бывает крылатой и бескрылой). По «голосам» услышал, что бюрократы от литературы запретили распространение альманаха «Метрополь». Я возмущался, Иван тоже посчитал, что запрет и шумиха – глупость. Но развил свою мысль, как всегда в неожиданном для меня русле. Интеллигенции должна иметь возможность сбрасывать плоды своего умственного шлака в узкоспециализированных изданиях и выставках. Своего рода депонирование духа. Гнилого духа. Мы же все очищаем свой желудок, чтобы жить в чистоте. Так что не надо было власти отпихиваться от сомнительных
