которые невозможно сгладить никакой редактурой. Верующему на это наплевать, ибо он верует не в истину, а в правду. Свою, своего сословия, своего народа, своего государства. Это естественники могут искать и находить истину, но и у них формула воды истинна только в виде аш два о. Если кто-то начнет доказывать, что лучше использовать в водопроводе вещество с формулой аш два эс о четыре, то его пошлют куда подальше все ученые и все верующие. Но если этот же человек скажет, что Бог носит бороду, то к этому заявлению отнесутся с пониманием. Точно также, если он заявит, что Бог – бесплотный дух. Или с тремя лицами и шестью руками. И мало кто скажет: «Откуда тебе это известно? А как твое утверждение проверить?» Не важно, главное - вера, а вера покоится на силе. Силе какой угодно: силе убеждения, силе традиции, силе гонений на инакомыслящих… Почему на силе? Потому что Бога никто не видел, и никто не знает где он, и что он думает по этому поводу, и что намерен предпринять, и намерен ли вообще что-либо делать. Никто не знает даже, есть ли Он! Верят, что Он есть, должен быть… в виде бородатого дяди, или бесплотного духа, или шестирукого и многоглазого… Да без разницы какого. Какого выдумаем, такой и будет. Главное, людям нужна вера. В гений-ли товарищей Маркса, Ленина, Сталина, или в бессмертную душу, или в коммунизм, или в капитализм. Вера может быть разной, главное, чтобы она покоилась на Силе и чего-то сулила в будущем. И вот являешься ты и начинаешь, как в свое время антикоммунисты: «Ваша вера ошибочна. Тут есть противоречия…». Ну и развалили великое государство на хрен, ибо без веры в светлое будущее неохота напрягаться. Тут же нашли другую веру, уже привычную – но опять же с верой в светлое будущее, только заупокойное. Главное, чтобы муравьи исправно несли свой груз и не лезли к власти с глупыми вопроса типа: почему вы жируете, когда нам хреново? «А потому что, - отвечают им, - что, во-первых, всякая власть от Бога, а во-вторых, на Том Свете обрящите желаемое». И люди верят, как до этого верили в пришествие коммунизма. И пусть верят. Так им на роду написано – верить в лучшее. Идеология - вещь хотя и сменяемая, но долговременная. Нужно будет – вновь вернемся к атеизму. Или сменим религию. Но пока что под рукой ничего подходящего нет, кроме испытанного оружия.
Мелькали за окном огни среднего по размерам города со средним населением. И ехали в машине два дурака, которым не было больше других забот, как только спорить непонятно о чем и зачем.
- Так-то оно так. Но «тварь ли я дрожащая или право имею?» Когда Кант разрабатывал свой категорический императив в духе «делай что должен делать, вплоть до самопожертвования», он упустил из виду, что не только мы выбираем, но и нас выбирают. Не только я могу сподличать, но и со мной. Или так: я могу и не подличать, но со мной могут это делать раз за разом. И что, все равно тупо идти на самопожертвование? Христос один раз взошел на крест, и сколько вокруг этого события умиления. А если человека таскают туда неоднократно? Кроме того, после креста Иисус попал в объятия Отца Небесного, и далее на отдых в райские кущи, а если ты после очередного попадания на крест оказываешься там же, откуда тебя взяли перед арестом, и ты сознаешь, что могут выдернуть еще разочек? Ведь так жили еще недавно по историческим меркам наши деды в сталинских колхозах или прадеды в крепостном рабстве. Пушкин написал, что русский бунт бессмысленен. Он забыл, как портил дворовых девок и потом насильно отдавал замуж в чужие деревни. А как за его женой приударили, так смертельно обиделся и бунт поднял не менее бессмысленный – на того, кто только что женился на сестре его жены. Застрелил бы – сестра осталась б вдовою. И все равно полез… А каково было тем, кто терпел от младых лет до старости? А тут являются интеллигенты и начинают возмущаться: «Ах, русский мужик Бога забыл! Ах, ему бы только бунты бессмысленные поднимать». Этим философам легко было писать – их дочерей в барских покоях не насиловали. Тургенев только не сопливел. Маменьку не стал выгораживать. Описал ее садизм. «Муму». И Достоевский не стал папеньку, убитого крестьянами, выгораживать, ссылаться на бессмысленный бунт. На своей шкуре испытал, каков папенька в деле. А ведь дворяне христианами были, в церковь ходили и при этом душами торговали. Так, не стесняясь, и говорили: «Владею столько то душ крестьян». «Купил столько то душ». «Продал по выгодной цене столько-то душ обоего пола». Так и жили: в церковь сходят, службу выстоят, свечечку поставят, и айда обратно – христианские души утилизировать. Дьявольским ремеслом столетиями занимались, а потом нашлись деланно простодушные, что удивлялись: «С чего это на Руси революция случилась? С чего это усадьбы глупые крестьяне пожгли? И с чего это церковь была отвергнута? Ах, какой рюс muzik некультурный» не чета западному. Вот и начал я ответы искать на «почему?» да «отчего?»
- Я тебя понимаю, но чем дальше, тем больше перестаю понимать другое – я-то как здесь оказался? Я - теоретик по забиванию гвоздей в стену. Не забивать же их самому!
- Есть три варианта пути. Первый: мучительное и долгое восхождение к Абсолюту во им внутреннего спокойствия. Второй: преодоление человеческого в человеке во имя выгоды. Третий: развитие человеческого в человеке. Я придерживаюсь третьего пути. Хотя это самый невыгодный путь. А ты… ты, наверное, предпочитаешь четвертый путь.
Я благоразумно не стал уточнять - какой…
Мы уже подъехали к дому, я не удержался и спросил:
- А что бы ты сказал, если б я объявил, что ко мне прилетел ангел и живет в моей квартире?
Иван подумал-подумал, а потом изрек:
- Сказал бы, что рад за тебя, а про себя решил бы: «Надо же, как не повезло человеку».
Я даже слегка обиделся.
- Почему же мне не повезло? Ангел ведь, а не черт с рогами?
- С чертом-то все ясно: черт – к деньгам. Он бы объявился, чтобы душу приобрести в обмен на мирские радости, а вот ангел… это к Голгофе.
- Ну и видение проблемы! У тебя выходит – ангел к испытаниям?
- Типа того. По-моему, именно так мир устроен, насколько я могу судить.
Мне стало неприятно. На Голгофу не хотелось. Минздрав еще две тысячи лет назад предупредил, что распятие опасно для здоровья. Правда, диетологи доказали: жить вообще вредно.
- Впрочем, - продолжил Иван про свое, - каждый несет свой крест, если он предрасположен к этому. А если нет, тогда взваливает на другого.
- Ну, спасибо, что подвез - поблагодарил я.
- Не за что.
Из дневника
Человекобожие противоестественно, потому что в этом случае абсолютизируются и пороки человеческие. Богочеловечество – тоже мимо, ибо абсолютизирует всю деятельность людей, а тут и уничтожение природы, и войны и прочие смертные грехи. Остается одно – создание Абсолюта и положения, при котором самое лучшее возносится на недосягаемый пьедестал (иначе расторгуют), а люди остаются внизу, у подножия. Так практичнее…
3
Я наскоро просмотрел сделанные на «совещании» заметки. Взгляд задержался на том месте, где коснулись «Легенды о великом Инквизиторе». Опять Достоевский… Я не поленился достать том «Братьев Карамазовых». Нашел «Легенду». Перечитал. М-да, тема там заявленная обширная и много чего там вписано, - легко согласиться, но легко найти и контраргументы. Но есть места, где писатель проявил себя пророком. Ну вот, например, Инквизитор говорит плененному Иисусу:
«На месте храма твоего воздвигнется новое здание, воздвигнется вновь страшная Вавилонская башня, и хотя и эта не достроится, как и прежняя, но все же ты бы мог избежать этой новой башни и на тысячу лет сократить страдания людей, — ибо к нам же ведь придут они, промучившись тысячу лет со своею башней! Они отыщут нас тогда опять под землей, в катакомбах, скрывающихся (ибо мы будем вновь гонимы и мучимы), найдут нас и возопиют к нам: «Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали». И тогда уже мы и достроим их башню, ибо достроит тот, кто накормит, а накормим лишь мы, во имя твое, и солжем, что во имя твое».
Новая Вавилонская башня – это Достоевский предвидел приход большевиков. А последняя часть… Наложи ее на последовавшую за «перестройкой» либеральную революцию, и все сойдется. Тютелька в тютельку. Как ни оспаривай, а гений он и есть гений.
…Не успел поставить книгу на место – звонок.
- Привет! Узнаешь?
- Даже непутевый отец узнает голос своей дочери.
- А разве он у меня не меняется? Я же подросток.
- Это у детей после четырех лет голос неузнаваемо меняется, зато потом голос, подобно отпечаткам пальцев, на всю жизнь.
- Я прочитала, что мой возраст – самый противный. Родители всегда мучаются, зато потом мы становимся хорошими. Думала и голос на это время становится противным.
- Голос у тебя очень даже приятный, а так правильно пишут. Я даже на расстоянии чувствую, как маме с тобой непросто.
Сказал, и почему-то стало неприятно от своего замечания. Алла же щебетала дальше.
- Пап, мне скоро шестнадцать. А что ты мне подаришь?
- Авианосец. Бомби что хочешь.
- У нас речка мелкая. А можно, я тебе намекну?
- Шепни на ушко.
- Домашний тренажерный комплекс. Шестьсот долларов.
- Надеюсь, ты не собираешься качать мышцы, как Шварценеггер?
- Нет, но я записалась в секцию каратэ, и такой комплекс мне бы пригодился. Вдруг на моего парня нападут хулиганы? Кто его защитит?
- Резонно. Будем считать, что глас божий услышан.
«Шестьсот долларов! О, женщины, наше разорение!»
- Спасибо, папуль. Целую. Пока!
Все-таки хорошо иметь дочь. Сын бы, раздев отца, поблагодарить забыл.
Умильно вспомнилось: мы втроем сосредоточенно смотрели фильм «Черный монах», вдруг Светка и говорит: «А какого еще цвета бывают монахи»? Почему-то мы с Машей хохотали до слез. С чего это? Молоды были? Или потому, что герои Чехова – это длинная череда антипассионарных индивидов? Меня они не привлекали. Может оттого, что сам мог стать таким?
А через минуту почувствовал беспокойство. Вроде хорошо поговорили, с юморком, но что, так сказать, в подтексте? А если нет никакой секции? Просто дочь намекнула отцу, что две одиноких женщины чувствуют себя беззащитными, и Алле приходится встать на защиту себя и матери? Но что я могу сделать на таком расстоянии? И разве я виноват, что Маша не сумела вторично выйти замуж? И я что ли был инициатором разъезда? Я делаю для них все что могу. И все равно хреново как-то. Наверное, в генах мужчины сидит необходимость защищать свое гнездо. Впрочем, похоже, ныне оно успешно атрофируется… А с другой стороны, как утверждают внимательные практики – добро наказуемо. Делал бы я для дочери больше, и тем быстрее она стала б рассматривать отца в качестве дойного агрегата. И чем больше доения, тем больше претензий. А так каждый подарок запоминается.
Я направился на кухню, а моя мысль понеслась дальше, откликаясь на «вечную» для интеллигента тему: «Чем больше делаешь добра, тем больше разочарований. В мире все больше гуманизма, и все отчетливей становится ясным, что понемногу это начинает оборачиваться чистым злом; дорогой, ведущей не к Храму, а в Ад».
Не успел дойти до кухни, опять звонок. Пришлось вернуться.
- Здравствуй, - прошелестело в трубке.
- Здравствуй, Ирина!
И повисла пауза. Я ждал, что
