ПРОИСШЕСТВИЕ

есть модус, образ Бога, существуя в Его теле – божественном разуме как атрибуте божественной субстанции. Человек является душой на время индивидуальной жизни, будучи проявлением действия тела Бога, Его разума (дхармакайи или тела закона, завета). В Его разуме как божественной среде (мире, царстве Духа) медитирующей душе являются идеи как множество светоносных сущностей (самбхогакайя - тело света разума). Тогда сама душа, пока она проявлена в жизни, является индивидуальной эманацией энергии света разума (нирманакаей или телом воплощения, «сияющей пустотой» человека). До и после уплотнения энергии разума в материю, что называется в христианстве актом творения Богом человека, его Я, человек пребывает в непроявленном виде не-Я. Человек блажен, когда причастен разуму в виде Я. Как только человек теряет себя из вида Я во время жизни, он становится на время непроявленным, бессознательным. В вечности человек пребывает не сам по себе Я, а как не-Я  Я Абсолютного Духа, являясь вариацией Иного, представленного Ему как инвариантному Не-Иному.
      В раз-воплощенном виде человек, естественно, не есть он сам и тем более дух, духовное существо. То, что у него есть возможность быть самим собой, а не только материалом воплощения, есть та мера свободы (духовности), которая дана ему для реализации только в этой жизни. Иначе она теряет всякий смысл. Представление людей о том, что в жизни после смерти они станут духовными существами, ангелами есть иллюзия. Это иллюзия в свете истины. Такова истина лжи человека самому себе. Человек не ангел. Ему не дано быть им. Единственное, чем он может быть в вечности, так это материалом для воплощения, для проявления Я. Но зато ему «все карты в руки» при проявлении: покажи все, на что ты способен. Непроявленное состояние есть состояние заблуждения, незнания, которое соприродно человеку. Духу естественно быть истинным, правдивым, как человеку лживым. Человек часто бывает лживым и в проявленном состоянии, которое в настоящей жизни является для него лишь пустой возможностью истины по его же вине.   
      Думай сам, но говори, как положено, чтобы тебя поняли, не обидевшись, не дав повода отомстить тебе и нанести ущерб. Для этого необходимо не спорить и говорить привычные для людей вещи. Они не знают истины, и все сделают для того, чтобы помешать тебе или мне установить истину. Все следует делать к месту и вовремя. Человек живет в мире двусмысленностей и противоречий. Поэтому он пытается определиться в заданной системе координат. Но дано сложное, которое человек пробует упростить, свести к одному или прямо ему противоположному. Задание идеальное, а исполнение материальное, обусловленное массой погрешностей. Не так в сказке, как в жизни. Если в жизни нет ничего понятного, то в сказке все понятно. В ней истина – это истина, ложь – это ложь, добро – это добро, а зло – это зло. Только в сказке человеку нет места. Умные люди знают не истину, а то, что живут не по истине. По ней люди не могут жить. Истину можно знать только, если живешь по истине. У становятся хитрыми, когда говорят глупым, что нужно жить по истине. Вот тогда они занимаются идеологической пропагандой любого толка: политического, религиозного, обыденного, научного и прочего характера.
        Как в сказке живут только духи. Они ясно видят то, что есть истина и что именно она есть. Люди выдают сказку за жизнь, и жизнь принимают за сказку. Они считают добро слабостью, а зло – силой. По их мнению, правда губительна, а ложь спасительна. Между тем все устроено прямо противоположным образом - в добре и правде сила, а во зле и лжи слабость. Для того, чтобы жить по правде, требуется сила духа, но человек не дух, он человек. Поэтому по своей слабости он злой и для этого врет. Короче, человек сам не свой. То есть, он есть то, что не есть, и не есть то, что есть. Человек имеет Я, когда есть не-Я, и он не имеет Я, когда является Я. Человек мал в большом и большой в малом. Поэтому когда он говорит правду, то лжет, а лжет он тогда, когда говорит правду. Ведь его правда – это правда лжи, из лживых уст. Человек говорит правду только для того, чтобы солгать, ввести в заблуждение, в лучшем случае, другого, а в худшем случае, самого себя. Правда не знает полутонов, она пряма как шпала. Ложь же изворотлива. Ей самое место в нашем мире. В чистом виде истина не встречается в нашем мире. Впрочем, так же не встречается в нашем мире и чистая ложь. Она всегда грязная. Сколько ее не чисти, всегда запачкаешься. По правде в силе сила. Но по лжи, по вере, как говорят христиане, сила Бога обретается в слабости. Все врут проповедники. Есть ли в истине ложь? Есть. Это истина лжи. Например, говорят: «власть народа – это народная власть». Это правда? Нет, не правда, не вся правда. Все правда в правде? Нет, не все, а только правда вся.
        Но могут возразить: вот вы о духе пишете, а как же дух жизни? Он в жизни или жизнь в духе? Дух жизни – это ее дыхание. Дыхание означает или представляет обмен внутреннего с внешним веществом, энергией и информацией/данными. Например, обмен легких с воздухом химическим элементом (вдыхают кислород и выдыхают углекислый газ), энергией движения и выделения тепла и, наконец, теми пределами вдыхания и выдыхания, в границах которых возможно такое движение воздуха и выделения тепла. По аналогии с такой естественной метафорой возможно толкование жизни человека в духе, общения с ним: человек взывает к духу и дух наводит его на мысль, которую человек может представить в материальном виде, если осуществит соответствующее действие, о-предметит ее таким образом, что сможет вновь ее рас-предметить и обдумать. Но от этого мысль не станет идеей, а человек духом.
        В людях живет надежда на то, что вот они воспрянут духом и будут поститься до упора, так что в постоянном бого-общении через творение непрестанной молитвы обретут святость и заслужат в жизни после смерти вечную жизнь в Боге в Его Царстве в раю. Что на это сказать? Бог в помощь. Больше нечего. А если серьезно, то это несерьезно, - полагаться на домыслы проповедников.




        На мой взгляд, не с  философской точки зрения вечности, а с человеческой точки зрения настоящего не правы и Иван Иванович, и редактор относительно возможности жизни после смерти для человека. В одном из разговоров с Антоном Павловичем Иван Иванович проговорился, что он еще не жил, что время его еще придет. Вот я и подумал: если Иван Иванович уже умер, то когда придет его время? Неужели оно никогда не придет? А если оно придет, а Ивана Ивановича уже нет, то, как это время наступит? 
        Что до редактора повествования, то он излишне категоричен в невозможности для человека жить после смерти и вообще быть бессмертным, вечным. И все потому что он якобы не ангел, не дух. Положим, что он не дух, не ангел. И в самом деле какой он ангел? Одно недоразумение. Да, действительно, дух разумен, но от него происходит душа, а она не только разумна, но и чувствительна, склонна к симпатии, любви. Неужели вечен только разум? А как же любовь, что «движет миром и светила», как сказал поэт?
        Правда, в народе говорят, что «любовь зла, полюбишь и козла»? О чем это говорит? О том, что не всегда «по одежке растягивай ножки». Иной раз любить других – тяжелый крест. Тогда любовь нарушает принцип справедливости, и хороший человек любит плохого человека. Но для кого он любит? Для себя? Нет, для того, кого любит, и своей любовью может исправить, сделать лучше. Иногда это получается. Разумеется, чаще всего «козел» в любви остается «козлом».
        Между тем духи свободны, разумны, знают свою (общую) меру, идеальны. С тем, что основа Я общая, а не индивидуальная, приходится согласиться. Являясь в человеке в виде разумной души, они подставляют себя под человека, позволяют ему быть Я. В этом смысле в той мере, в какой каждый человек реализует себя как Я, он способен быть и после смерти в проявленном состоянии. Возможно из эмпатии (сопереживания), симпатии (приятия) и чувства любви такой человек способен помочь тем, кого он любит, проявиться в новой жизни без потери лица, при условии того, что они стояли на пороге проявленного состояния. В этом смысле Я может стать общим, инвариантным с тем, кого ты любишь, вариациями которых будут индивидуальные Я.






        Хочется согласиться с сентиментальными мечтами читателя, но «чистая совесть» редактора препятствует тому, чтобы человек закрывал глаза на очевидность смерти себе подобных существ и даже на ее всеобщность для всех живущих существ. Что может служить основанием сентиментального отношения к смерти и жизни после нее? То, что мы никогда не окажемся свидетелями собственной смерти. В этом смысле мы сознаем себя только живыми. Поэтому условно можно сказать, что мы вечны и бессмертны для своего сознания. Повторю: для сознания, субъективно, но не объективно и для других людей. Так как наше сознание прямо связано с телом, то наше незнание собственной смерти распространяется и на тело.
        Но не во всем не прав мой оппонент, вдумчивый читатель. Для сознания нет смерти, как, впрочем, и рождения его зачатка во младенчестве. Поэтому тот человек, который постоянно или по преимуществу, но с меньшей вероятностью, думает, сознает себя, вряд ли, почувствует смерть, но проскочит ее как мгновенный пропуск в осознании, разумении себя, что позволит ему задержаться в разумном мире духов, где и тело духов разумное и сама атмосфера их вечного существования разумна.
        Особое внимание следует обратить на обычное человеческое заблуждение о посмертной судьбы религиозных людей. Единственно с чем относительно них можно согласиться, так это с тем, что постоянная дума о Боге располагает не только к возвышенному образу жизни, мысли, чувства и поведения в этой земной жизни, но и к тому, чтобы быть ближе к Богу уже после смерти, когда ничто не отвлекает от этого занятия. В служении Богу люди начинают служить друг другу и между ними завязываются крепкие связи, которые можно назвать «любовными связями». Но почему обязательно служить Богу как принято ими в течении сотен, а то и тысяч лет? Неужели так более правильно? Понятно, что история скажет, что это правильно. Но это история человека, а не Бога. Но люди и Бога, Духа сделали человеком, чтобы им было удобно, понятнее ему поклоняться. Вся эта религия имеет больше отношения не к тому, что будет, а к тому, что уже было. Что есть, это я имею сам право устроить по своему разумению, а не тех, кого уже давно нет. И не факт, что они у Бога. Культ этих так называемых «отцов», конечно, вызывает у публики уважение. Но я равнодушен к нему. Почему? Да, просто потому, что им нечему научить меня. Я и без них знаю то, что мне нужно. Они нужны тем, кто ничего не знает и знать не хочет, а надеется на других в том, что должен добыть сам. Вот для таких ротозеев, смотрящих на шарлатанов якобы от духа, открыв рот, нужны проводники. Но куда? Знают ли эти духовные слепцы, куда они ведут «свое стадо», выдавая Бога за самих себя? Наиболее «святые», «великодушные» еще более самонадеянны, выдавая себя за Бога.
        Однако против того,