ГВАРДИИ МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ

противоположномего направлению, движении.  Алексей быстро развернулся в другую сторону.  С карабином наизготовку,
насколько можно было бесшумно, сделал три шага к задней части машины, остановился…
  По уставу он должен окликнуть любого, появившегося на территории его поста человека, окриком: «Стой, кто идет»!
    «Ну, уж фиг тебе! – подумал он, - Папа, пограничник, рассказывали, что шпионы без промаха стреляют на звук голоса, и
даже на шорох!  Так что окрика – “Стой,  кто идет?!”, сэр, - не будет»! Будет роковой и громкий выстрел…, - решил он,
стискивая до боли в зубах челюсти, - а потом будь, что будет! “Будь, что будет – я сильней, когда ты рядом…” - неожиданно
и совсем  не ко времени пришли в голову слова лирической песни. – А как же устав? – на минуту засомневался он, - по
уставу – надо окликать. А как - выстрел на шорох…?».
    При этом воспоминании - сердце заколотилось еще сильнее,  скрипнув зубами, и собрав волю в кулак,  решил:
«Попробуем  по-другому -  шуршать не будем, сейчас он выйдет из-за борта, а я в длинном скользящем выпаде, можно,
даже в падении…,  -  с благодарностью к тренеру,  вспомнился  вдруг ему фехтовальный прием. - только в падении,  -
согласился он с собой, -  непременно в падении, нанесу противнику сильный удар штыком в бедро. Если он  успеет
выстрелить, то пуля пройдет выше, а мне тогда придется заколоть его ударом в  живот».
   - Хорошая мысль, сынок, - подбодрили его папины пограничные гены.
   Эта мысль и «папино одобрение» взбодрили его, придали смелости и уверенности.  Он  вдруг понял, что страха нет!
Страх ушел, исчез!  
«Молодец, -Леш`а, молодец, - виконт! Ладно, - молодец, - передразнил он себя, - ты не таво, не очень-то, в смысле, не
очень-то расслабляйся!
   Где-то подспудно мелькнула мысль об отпуске: «А чем черт не шутит, если задержу, или ухайдакаю неприятеля»? – от
этой, краткосрочно  мелькнувшей мысли, он тут же поспешно и решительно отмахнулся: «Вначале выкрутись из этого кошмара, а уж потом будешь думать, что и  как - отпуск, парень,  не пустяк…»Опять прошуршали шаги, но теперь в обратном направлении.
   «Отходит от края, – проконстатировал звук часовой, - Хитрый, гад! Ну да, у него же два пистолета!  Ему выгоднее ждать
меня где-то между  кабиной и бортом, контролируя и левую и правую сторону.  Ну, уж -  фиг тебе, парень! Мы тоже - не
лыком шиты. У нас, может быть, папа пограничником были! – мысленно поднимал себе кураж Алексей. - А он вашего брата
переловил столько…!  Если бы ты знал, сколько он их  переловил!.. – шевелил губами, взбадриваясь папиными подвигами
Черкасов. - Ты и представить себе не можешь, чмо поганое, сколько! А если  бы знал, то ни за что бы, ни сунулся туда, куда
сунулся! И как бы тебе, - парень,  об этом сильно не пожалеть»!  
   Пограничные папины гены тихонько подсказали, что надо бы отойти немного назад, чтобы открыть обзор машины слевой
и правой стороны. Осторожно, шаг за шагом  пятясь спиной вперед, стал отходить: - Стоп! – шепнули доблестные гены
пограничника. Остановился. - А теперь ложись...
   Опустившись на колено,  сразу же почувствовал, что его армейские брючки на колене сразу промокли насквозь, а в сапоги
заструилась, уже успевшая остыть после теплого летнего дня, вода. Поведя рукой вокруг себя, обнаружил, что стоит на
колене, как раз в центре лужи.
    «Ну, и куда вы меня загнали? – возмутился Алексей, возражая доблестным погрангенам  отца,  - Надо выбираться», -
сделал  он попытку  покинуть  пределы холодной лужи.
   - Куда?!  Ложись…!  Ложись,  твою погранзаставу и  следовую  полосу! – свирепо прошептали папа и его гены, - Вон он -


77777
стоит!  Алексей тут же плюхнулся во весь рост в лужу.  Пригляделся…
    «Кажется, - точно – стоит…! Вон, -вышел из-за борта машины и стоит…!  Или нет…?  В этой непроглядной, негро-
желудочной темноте, ни черта не видно! Как не видно? – спорил часовой сам с собой, - Вон он…. Ну да, вон, стоит! Ага,
теперь – вижу. Стоит, в руках  по пистолету! Стоит и “качает маятник”! Ничего себе мульки! Это что же,  он меня
высматривает! – восхитился часовой дерзости и наглости нарушителя, устраиваясь поудобнее,  в леденящей тело грязище. –
Посмотри на ОН – хочет драться с Я! - Вспомнил он своего дружка болгарина Ванчо. -  Вернее будет: ...хочет стрелять в “Я”»!
   - К бою, Леха! Оружие к бою! – довольно жестко рявкнули папа,  - Карабин, - говорю тебе, - к бою!
   Ослушаться папины гены, он не мог  позволить себе ни под каким предлогом, а потому уложил оружие на ладонь,
опирающейся оземь локоть левой руки, и,  прищурился, пытаясь увидеть неприятеля в этой кромешной, «хоть глаз
выколи»,  темноте.  Мелькнула мысль - выстрелом вверх вызвать караул.
«А ты железно уверен, что там  кто-то есть? – спросил он себя, - А если никого нет? Засмеют, ведь тогда напрочь!
Обязательно – засмеют! И будут смеяться до самого конца службы, а может быть и дольше…!  Что ты мелешь, кто
засмеет?! Вот же он, - стоит»!
   Алексей почти кричал про себя! Беззвучно, бесшумно, но - кричал! И кричал так, что в ушах звенело от этого совершенно
отчаянного крика! Страх  опять  полностью завладел им.
    - Успокойся, сынок. Возьми себя в руки. Но он, гад проклятый, точно, стоит! – подтвердили папа его догадку. - Стоит и,
наверное, еще и потешается над нами. Точно, - потешается, сволочь! По всему видно - это старое,  матерое волчище,  
догадывается о нашем состоянии. Сынок, - проникновенно продолжали говорить папа, - соберись, не раскисай, ты же
советский солдат! И потом, у нас нет никакого другого выхода, - как принять бой. Или он нас, или мы его…
   «Папа, - вежливо осердился Алексей, - вы меня отвлекаете, - не мешайте смотреть и слушать…, кажется опять…  Нет,
тихо, и опять никого! Что за чертовщина?! Вновь, - что ли, показалось»?!
  Кроме машины, темнеющей огромным безобразно-уродливым пятном, не видно никого и ничего.
    «Да, - еще раз удостоверился Алексей, - не видно никого и  никакого движения…».
    Он почувствовал некоторое облегчение и судорожно вздохнул, но, кажется, раньше времени….
    Конечно, раньше времени! – «Этот гад ползучий,  вот он, опять - тут как тут! Стоит, - зараза….  Ну да, стоит!  
Продолжает “качать маятник”.  Или опять слинял…»? – споря с собой, напрягая зрение, всматривался часовой  в темноту.
    И  тут,  вдруг,  все  опять  осветилось, выкатившейся  из туч луной.  Она, такая  вся  веселая, серебряная  и  круглая, как  
бы сжалилась над  страхами Алексея и решила, осветив местность вокруг,  показать, что все в порядке и чужих, на позиции
никого нет.
   «И, правда -  никого! – облегченно вздохнул  Алексей, - А вы, папа, только панику, почем зря на меня наводите! Разве ж
так можно?  Совсем и почти насмерть перепугали  ребенка!  Машина, - вот она  передо мной, вся как на ладони,  и рядом с
ней никого»! – говорил он виновато молчавшему, папе».
   Черкасов оказался в тени бруствера, прикрывающего установку с ракетой, что давало ему некоторое преимущество, если,
все-таки, вдруг что. «Да, если вдруг что, то я его смогу увидеть, а он меня нет, - размышлял он, - и куда он, тогда, делся? –
оглядывая машину, подумал он о нарушителе, не до конца поверив луне, - Успел скользнуть за борт…»?  
    Еще раз внимательно осмотрелся: « Ускользнуть то ускользнул, а может и не за  машину вовсе?  Может  быть, он  в этот
самый миг заходит мне  за  спину,  или, как тут в армии говорят, - в тыл»?
Прикинул: «До ряда машин - метров двадцать, и если бы он побежал к ним, я бы обязательно успел бы и заметить, и
 услышать его. А если он рванул в другую сторону?  Тем более. Если бы он побежал в другую сторону, так там, вообще, до
ближайшего годного для укрытия  места – метров пятьдесят. Значит, если и скользнул, то только за машину…»!
   «Вот сейчас и повоюем», - подумал он, вспомнив о своем преимуществе, и стал ждать.
  - Молоток! Твою погранзаставу и следовую полосу! – восхитились папа, - Прям - рожденный пограничник!  Говорил  же
тебе: поступай в погранучилище. Так нет, ему в медицинское надо было!
    «Так я же с тем, чтобы потом в мединститут, - мысленно оправдывался Алексей, - или в военно-медицинскую академию,
через год могу…
     - Хватит  трепаться,  следи за обстановкой! - заругались папа. - Противника проглядим и прошляпаим!  
    Часовой опять насторожился, внимательно вглядываясь в темноту. Прошла минута, вторая, седьмая…  
   «Черт, так ведь и замерзнуть можно»,  - начал дрожать телом и клацать зубами  Черкасов.
   Через десять – пятнадцать  бесконечно долгих минут,  у Алексея зародилось подозрение, что ему это, вообще,  все
показалось, просто - привиделось, и там, за машиной,  никого нет.  Осторожно подтянув колено, опершись на него
приподнялся, внимательно, не убирая палец с курка, еще раз оглядел машину и ничего не увидев, встал на ноги; с шинели в
лужу и сапоги с шумом стала стекать вода.
    «Черт, вымок, как Бобик и все без толку.  А что я теперь скажу начальнику караула и  ребятам? Они ж меня засмеют! Это
все вы, - осторожно, чтобы не обидеть, пожурил он гены доблестного пограничника папы. - Вашу погранзаставу и
следовую полосу! – как можно почтительней, - но, все-таки, передразнил Алекей его.
    - Так, сынок, такая она эта служба военная! – посочувствовали  папа  в ответ, - А как ты думал? -  «Боец  должен стойко
переносить все тяготы и лишения воинской службы…»!  –  процитировали они слова из устава внутренней и караульной,
опять же, службы.
    «Так я че, я ни че, - оправдываясь, ответил он папе, - вот вымок только изрядно и оттого, как-то холодно вдруг…».
     - Вымок – не беда, просохнешь.  А сейчас - осторожненько, слышишь, сынок, - очень, очень  осторожненько, попробуем
передислоцироваться ближе  к машине и проверить, что там и как там, но помни – ос-то-рож-нень-ко!
  То небольшое расстояние, что отделяло Алексея от машины, он решил проскочить бегом, так ему показалось безопаснее.
Уже у борта машины понял, что свалял дурака.  Его грохот сапогами и прерывистое дыхание, получившее место быть,


77777

после стремительно броска, наверняка не остались без внимания  оппонента, то бишь, противника, если, он вообще там есть.  «А ведь папа предупреждали – “осторо-ожненько”»!
    Прислушался… Тихо, ни шороха…, лишь где-то, совсем недалеко, скрипели сверчки.  С шумом перевел дыхание.
    - Да тихо ты! Твою погранзаставу!.. – возмущаясь, яростно прорычали, папа. – Еще, сынок, - ничего не кончено!
    «Погранзастава, папа, ваша,  а не моя! – осторожно огрызнулся Алексей,  - Сидите на пенсии? И сидите. Можете даже
полежать, а мы уж тут, как нибудь, сами. К тому же - показалось нам все это. Нет здесь никого»!
    - Смотри,  пацан,  добалуешься! – слегка  обиделись  папа. - На посту надо быть всегда настороже. Знаешь  сколько  
нашего брата,  из-за  таково вот,  как  сейчас  у тебя, легкомыслия, и небрежения полегло?..  
   Присел на ступеньку автомобиля, снял пилотку, вытер ею пот со лба. Прислонив карабин к машине, стал отжимать
мокрые полы шинели. И тут  вдруг опять раздался, резко и шумно, топот, шагов! Падая вперед, успел прихватить рукой  
карабин. Уже на земле понял, что лежит с оружием наизготовку.
     - Ну, ты даешь! Автоматом сработал! Настоящий погранец! – пришли в восторг папа.
   «Не автоматом, а страхом»! – ответил родителю Алексей.
    -  Какая разница, - сделал все