ГВАРДИИ МЛАДШИЙ СЕРЖАНТ

мне казалось, что ты умнее. Ладно, не будем об этом, как твои дела, в смысле здоровья?
    - Все – абсолютно здоров.  Городской доктор сказал, что ты сделал все как надо, и я должен  благодарить тебя за своевременную и, это…, как ее…? О, вспомнил! И грамотно оказанную медицинскую помощь! Спасибо тебе, Леша, и извини меня, пожалуйста, я идиот и болван. Помиримся? - протянул он руку.
    - Хоп, - ответил Алексей, - и  пожал солдату руку. – А как твой шрам? - Посмотрел он на область глаза, где была рана от солдатской бляхи. Шрам был еще розовым,  но  получился  аккуратным  и не  портил лицо Барсукова. -  Слушай, - вспомнил вдруг фельдшер, - меня на днях переводят во второй дивизион, как там командир?
   - Куда?! – изумился  Барсуков, - Во второй?!  Ексель, моксель! Все, хана тебе, Леха! Там, брат,  зверь, а  не командир! «Подполковник Колпаков - первый среди дураков!», у него и кличка «волчара»! Сволочь редкостная, злобная и мстительная! Кличка дана ему не просто так.  Здоровый, как  тюрьма,  жесткий, как гранит. Одним словом – салдофон!  Да еще и бестолковый,  упертый, и несправедливый.  Мой совет тебе: открутись,  если  сможешь.
   - Какой – открутись?!  Приказали шмотки держать наготове. Как только туда пойдет машина, я  с ней и двину в этот второй, будь он не ладен.  Да-а, - протянул Алексей, - огорчи-ил ты меня, очень  огорчил.  Ну, да  ладно: «Бог  не  выдаст - свинья  не съест». Бывай, - еще раз пожал он  Барсукову руку, - и не поминай меня лихом! Если погибну – считайте меня коммунистом!
   Через день во второй дивизион уходила машина, увозя с собой, по служебной надобности,  двух офицеров, и гвардии рядового Черкасова, для дальнейшего прохождения службы….
   
…Утром, после  зарядки,  туалета  и  прочих  процедур, Черкасов, напуганный слухами о строгости и дурости командира второго дивизиона, подполковника Колпакова,  поспешил  в  столовую, чтобы  проверить порядок  на пищеблоке, чистоту посуды, снять пробу с еды,   сделать запись в журнале о ее качестве и пригодности к употреблению.
    Кроме него на кухне, в небольшой комнатушке, сидя за столом, снимал  
пробу, а заодно и завтракал,  дежурный офицер по дивизиону в звании  старшего  лейтенанта. Представившись ему, Черкасов пристроился с тарелками на подоконнике.
    - А вы что это так  скромненько, у окошечка? – весело окликнул его офицер. - Садитесь за стол – это же ваша вотчина.  Мы тут бываем не часто, вот, как я сейчас - по случаю дежурства, – говорил он, ловко орудуя вилкой и ножом. - А вы, как я понимаю, должны посещать кухню регулярно,  и не раз в день; так, что милости прошу, -  показал он на стул напротив себя.
    Сняв пробу, Алексей прошел на кухню; расписавшись в журнале,  направился проверять чистоту посуды. Познакомился с поварами, посудомойщи-
ками, обслугой кухни. Осматривая посудомойку и перекидываясь с посудомойщиком фразами об особенностях и трудностях работы в столовой, услышал вдруг несущийся из кухни, чей-то, крайне, недовольный, громкий, и очень уж басовитый голос.
    Выглянув  из  двери, он увидел высокого, крепко сложенного подполковника.
   «Здоровый, как тюрьма», - вспомнил он слова Барсукова.
   Лицо подполковника - будто высеченное из камня, глаза холодные, как у выброшенной на берег белуги, голос, как иерихонская труба.
    «Точно – “хана”, -  вспомнил он опять Барсукова,  и  не преминул помянуть “добрым,  тихим”  словом  Перепелкина:  –  Зараза,  второй  раз  он  меня подставляет».
    А подполковник продолжал  раскачивать и гонять, туда и сюда, горячий воздух кухни,  своим мощным басом. С силой швыряя его на стены пищеблока и в уши обслуживающего персонала, он нагнал на него такого страха, что люди не смели даже вздохнуть, не то что,  в чем-то возразить ему.
     - И кто это, … его мать, расписался в моей графе?!  Это, глядь, что за бардак?! Мать вашу в три смычка отконтрабасить…»!
    Перепуганный насмерть Алексей, бесшумно подойдя сзади к подполковнику, заглянул через его плечо в «Журнал снятия пробы и замечаний по кухне»  и с облегчением вздохнул – он расписался в своей строке! А вот в графе для командира части расписался дежурный офицер по части.  Тот самый симпатичный и веселый старший лейтенант, что завтракал с ним  за столом  в комнатушке для снятия пробы.
    - Я полагаю – это подпись, нечаянно расписавшегося  не там, где положено,  дежурного офицера, - робко пискнул Алексей.
  Подполковник медленно, всем корпусом, повернулся к нему: - А это еще кто такой? – уставился он, почему-то на повара,  своим тяжелым взглядом.  
    «Точно – волчара», - подумал про себя Алексей, а вслух, чертом метнувшись «пред  светлы  очи»  командира  и  вытянувшись  в  струнку,  отрапор-
товал:
      - Виноват, товарищ гвардии подполковник! Гвардии рядовой Черкасов!
Прибыл  для  дальнейшего  прохождения  службы  во  вверенный  вам  дивизион  на должность фельдшера! – стараясь выглядеть, как можно более браво, рявкнул он.
     Смерив  фельдшера  тяжелым  взглядом,  своих  стальных  глаз,  командир  произнес  несколько смягчившимся басом: - Дежурного по части - ко мне.
    - Есть дежурного офицера к вам! – пролаял Алексей и метнулся в комнату для снятия пробы; старший лейтенант был еще там.
     - Товарищ гва…
     - Что у  вас, доктор? – перебил его старший лейтенант.
    Запаниковавший от страха Алексей, чуть было ни прокричал ему, что все старлей – хана! Что пришел, старлей,  кварздец!  И что может быть, нам, старлей, лучше бы сразу обоим по очереди, один за другим, быстренько  раз и навсегда застрелиться из твоего пистолета?! Но во время спохватился: - Товарищ гвардии старший лейтенант!  Командир  дивизиона  требует  вас  к  себе в помещение кухни! – виноватым голосом  доложил  он.
    Дежурный офицер, досадливо поморщившись, встал, поправил портупею, кабуру с пистолетом, застегнул воротничок на гимнастерке,  направился в кухню.
    - Лейтенант, ты осел! –  «трепетно, заботливо и ласково» встретил его в двери мощный бас командира.
   Дежурный офицер густо покрылся краской, а вся обслуга кухни застыла в сочувственном молчании.
    «Ни фига себе! –  еще раз изумился фельдшер. -  Если он так разговаривает с офицерами, то, как он ведет себя с солдатами?  Не  удивительно,  что Перепелкин чуть  не плакал в  кабинете у  начмеда. Ну, влетел  ты, Черкасов, в дерьмо с разбега и по самое  не могу»!
    - Я вас  не понял, товарищ гвардии подполковник, - сквозь  зубы  процедил старший лейтенант, возмущенно глядя ему в глаза.
    - Cейчас поймешь  …твою мать, - пообещал командир, - ты какого …,  мать твою…, расписался в моей графе?
    - И что, это повлияло на боеготовность дивизиона?!  Неужели мы из-за этого пропустили вражеский  самолет?!  – ехидно спросил офицер. - Ай-яй-яй! Да мы пропустили целых два самолета! И что же мы теперь будем де-

лать?! Нет, нам теперь, точно,  крышка! Нас будет судить военный трибунал!
– выговаривал старший лейтенант оторопевшему от его дерзости командиру.    - Все, господин  подполковник, я немедленно отправляюсь к бениной маме, не пройдете ли вы со мной?
    - Да я тебя…! – заорал подполковник, - Я тебя…!
     - Я знаю, товарищ подполковник, что вы давно мечтаете поцеловать  меня в это место, - похлопал он  себя по туго обтянутой брюками ягодице, - Поп-
робуйте  –  я  совсем непротив, - дерзко ответил офицер, и вышел из помещения кухни, пнув по пути, попавшуюся под ноги, кастрюлю, из которой высоко выплеснулась широкая струя воды, облив брюки и сапоги старшего офицера.
     - Старший лейтенант ко мне! – рявкнул командир.
     - Да пошел ты! – отмахнулся офицер и широко шагнул за порог.
     Мертвая тишина, воцарившаяся с самого начала этой живописной картины, перемешавшись с запахами кухни, поднялась под самый потолок и намертво повисла там.  Нарушало ее  - легкое шипение, чего-то жарившегося на противне.
    Подполковник, свирепо оглядев всех присутствующих, грубо выругался, круто повернулся и тоже покинул помещение столовой.
   - Вот это да, - сказал кто-то из кухонной обслуги, - все, старлею крантец, он сожрет его без соли, перца  и масла.  
   - Это – точно! – подтвердил повар, - Ну и козлище безрог…!  - продолжил, было, он, но осекся, увидев  Алексея. – Черт! - выругался, сплюнув на пол, работник пищеблока.
   - Все «хоккей», парень, - успокаивая его, сказал Алексей, - но вот плеваться на кухне, да еще в присутствии фельдшера, не рекомендую, - заговорщицки подмигнул он ему и пошел из столовой.
    Под  впечатлением  от  увиденного  и  пребывая  от  этого  в  необыкновенно «радостном и восторженном»  состоянии,  пошел  в казарму  искать помощника  дежурного  –  у того должен был быть ключ от санчасти.
  Сержант оказался у тумбочки, он  подменял одного из дневальных, участвующих в уборке помещения.
   -Товарищ гвардии сержант, разрешите обратиться гвардии  рядовой Черкасов.
   - Чего тебе? – вполне  дружелюбно спросил тот.
   - Мне нужен ключ от санчасти, сказали, что он у вас.
   - Что, новый доктор? - полез помощник дежурного в карман, - Держи, земеля, подбросил он ключ кверху. - Как зовут? – поинтересовался он.
   - Алексей, - ответил фельдшер, ловко поймав на лету брошенный ему кусочек металла, и, испросив разрешения идти, прошел  в санчасть.
   В кабинете он проверил наличие медикаментов и инструментария.  Расставил все несколько по-другому, как было ему удобно. Наводя порядок, он раз-

мышлял над происшествием в столовой.
   «Я на месте старшего лейтенанта, - рассуждал фельдшер, -  непременно бы подал  рапорт  о  переводе  в  другой  дивизион.  И, вообще,  пожаловался бы командиру полка, а еще лучше командиру дивизии, или армии. О! Армии!
Армии – лучше всего! Тем более  что командующий нашей армии – сам Покрышкин!  Да,  уж он-то дал бы прикурить этому самодуру и солдафону!  Это
же надо так обойтись с офицером?! Безобразие! Что ты все об офицере? А что будет, если нечто подобное, случится с тобой…? Дело будет швах, - ответил он себе.   Конечно - у тебя же язык как помело – смолчать, ты не сможешь, а потому готовься! Нет, но как такой  хам, да еще, по всему видно, далеко неумный человек, может быть командиром боевого дивизиона?!  Что-то неладно, братцы, в здешнем  королевстве»! - несколько переиначил он слова классика.
    Наведя порядок,  сел выписывать медикаменты, чтобы затем  передать заказ с оказией в полк; закончив писать, аккуратно сложил рецептуру попалам и тут раздался стук в дверь.
   - Войдите! – крикнул Алексей.
   Дверь открылась, и в кабинет, прихрамывая,  вошел невысокий  худощавый солдат, явно азиатского происхождения.  
    - Слушаю вас, - сказал ему Алексей.
    - Слюшай, дохтур. Миня, вот здесь, - показал он на  переднюю, поверхность бедра, -  что-то сильный болит левий ноги.
    - Раздевайтесь, посмотрим, что у вас там, - доброжелательно сказал «дохтур».
    Солдат снял брюки: - Вот здесь,-  показал он еще раз пальцем на бедро.
    Алексей попросил его лечь на кушетку,  осмотрел левое и правое бедро, сравнил их - внешне ноги ничем не отличались друг от друга.  Значит, разрыва мышечной ткани не было, синяк на бедре,  тоже отстутсвовал, значит, и ушиба не было.  Стал ощупывать бедро;  когда он  касался его передней поверхности  – солдат болезненно морщился.
   - Когда заболела нога?
   - Вчера, дохтур,  и заболел ноги.  Мала, мала хадил, спатикнулся  упадал, ноги сам забалевал.
   «Может, потянул»? – подумал про себя