девочку или нет? - гадал Алексей, лежа в кровати, - Скорее всего - нет…
Я за чашкой шоколада,
Не навязчиво с эстрады,
Музыка звучит…, - зазвучала вдруг в нем нивесть, откуда взявшаяся песня, -
В окнах гроздья винограда,
Лист резной глазам отрада,
Матово блестит!
Вдруг вошла: - О! Это Чудо!
Этот миг я не забуду,
Как его забыть?
Как вошла – всех ослепила;
Сразу всех вокруг затмила –
По другому не могло и быть…!*
Скорее всего, никого за тобой не пришлют! А жаль, в этой даме чувствуется порода, она настоящая аристократка. Вот только зачем настоящей аристократке задрипанный сержант?! Она бы могла блистать, где нибудь в офицерских кругах высшего состава. Могла бы, да не блещет. Не блещет, потому что здесь негде и не перед кем блистать! Шикарная дама. Нет, не пришлет она девочку - очевидно, был минутный порыв слабости, а уйдя, она взяла себя в руки и на этом все…
- Леха, - раздался громкий шепот дневального.
- Чего тебе? – спросил Алексей, уже догадавшийся, что за ним пришли.
- Там девочка маленькая тебя спрашивает.
- Угу, - сделав недовольным голос, буркнул он, вслед уходящему дневальному, - опять кто-то заболел, ни днем, ни ночью покоя нет…
Элеонора, так звали платиново-блондинистую «львицу», уже ждала его на кухне. На столе стояли: небольшой графин с коньяком, нарезанная тонкими кружочками, приличная по тем временам колбаса, ломтики помидоров, сыр, шпроты, что-то еще.
- Света, - строго сказала дама дочери, - отправляйся спать.- Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, мама, – сказала, зевая девочка и, скрылась, уходя в детскую комнату, за поворотом.
- Ну, что, попробуем сыграть в любовь? – пристально глядя в глаза Алексею, своими темно карими глазами промурлыкала блондинка.
Алексей заметил, что эта дама говорила, по крайней мере, с ним, то очень строго и лаконично, то мурлыкала, как кошка.
От ее призывного взгляда у Алексея пошла кругом голова и он неопреде-
ленно пожал плечами…
Потом все было здорово. Алексею показалось, что Двойра, уехавшая с мужем в Киев и Роза, вышедшая замуж где-то в Бердичеве, и обретавшаяся рядом с Фимой, по сравнению с ней были - так себе - начинающие, в делах любви, ученицы.
А сейчас, с ним в постели возлежала метресса, как сейчас бы сказали, львица секса.
* песня - авторская
- А почему ты не спросишь меня, отчего я изменяю мужу? – холодно глядя куда-то в сторону, спросила «львица», - Между прочим, он у меня и статный, и красивый, и умный. И солдатская любовь, - беспощадно рубила она с плеча, - мне не понадобилась бы, если бы он был еще и здоровый. Но он облучился на этих ваших проклятых станциях, кабинах, под этими чертовыми локаторами и теперь…, впрочем, ты понимаешь, что теперь…
- Мне можно курить? – спросил Алексей.
- На кухне, - жестко сказала дама, - открой форточку, свет не включай.
- …, да-а, - слышал он голос Элеоноры, выпуская дым сигареты в распахнутое окно, - бедный Димка, это он и посоветовал мне взять тебя в любовники. Сойтись с офицером – на второй день об этой связи станет известно всей округе, а такая слава, как ты понимаешь – неприятна для любого мужчины. Стать подстилкой для солдата – еще менее почетно - неизвестно чем он может наградить тебя и будет ли он скромным вообще. А ты – доктор, тебя профессия обязывает быть скромным и не болтливым…. И это же, в большой мере, как я понимаю, касается и здоровья! – хохотнула блондинка, - Так, что придется тебе, дорогой мой, тянуть еще и эту лямку, надеюсь – она не покажется тебе такой уж неприятной и обременительной, или я ошибаюсь?
- Что ты, что ты, Эля! Эту, как ты говоришь, лямку я готов тянуть вечно! - искренне и чуть не взмывая от восторга отвечал Алексей.
Теперь во время дежурств мужа Элионоры, старшего лейтенанта из технического дивизиона, и его командировок, в казарму входила маленькая девочка и вызывала дядю Лешу доктора, потому что у ее мамы, что-то «плохо» с сердцем…
Через пару, другую недель, посреди ночи, был объявлен подъем и построение, на котором объявили, что дивизион, оставив на месте постоянной дислокации, караульную службу, для охраны городка и техники, в срочном порядке снимается с места и движется в направлении ближайшей железнодорожной станции. Там будет осуществлена погрузка техники на платформы, для дальнейшего следования на полигон Эшалук.
Прибывшие к этому времени из Херсона тяжелые тягачи, машины ТЗМ, зацепив стационарные ракетные установки, кабины «А» и «Б», ракеты укрытые и замаскированные брезентом, в сопровождении охраны двинулись к станции, где быстро погрузившись, закрепили технику на открытых платформах. Погрузилась и техника, подогнанная с других дивизионов.
Офицеры занимали пассажирские вагоны, а рядовой и сержантский состав грузился в обыкновенные - товарные. В них были сколочены столы для принятия пищи, по два яруса полок, для отдыха личного состава, на которые настелили солому, накрыли сверху брезентом, простынями и одеялами.
Черкасов, Коляня, и Перепелкин, при погрузке техники, рассредоточенные вдоль всего состава, были готовы в любую минуту, в случае получения
кем-то из личного состава травмы, оказать пострадавшим медицинскую помощь.
Когда погрузка была благополучно завершена, их подозвал к себе началь-
ник медицинской службы.
- Ну что, орлы, - сказал он, - двое из вас должны будут ехать в пассажирских вагонах и помогать поварам в обслуживании офицеров, а один, поедет с рядовым и сержантским составом.
- С вашего разрешения, я поеду в товарнике, - сказал Алексей.
- Ну, вот и ладушки, - согласился начмед, а то я думал, что придется жре-
бий бросать, чтобы было без обиды.
Ехали весело, горланили песни, рассказывали анекдоты. Песни были иногда грустными, иногда веселыми.
Младший сержант из секретной части штаба полка, профессиональный музыкант, очень здорово играл на гитаре и пел итальянские песни.
- Кому подражаешь? - спрашивали ребята, слушая его мягкий баритон с небольшой хрипотцой.
- Адриано Челентано, - отвечал секретчик-музыкант, кстати, он сейчас, по-моему, тоже служит, отличный певец скажу я вам, парни! У нас, в Союзе, он только, только появляется. Ну, а теперь, братцы, наша – солдатская, жалостливая, – тяжело вздохнул он и, грустно склонил голову к деке гитары.
«На знакомой скамье я с тобою не встречу рассвет,
Только взглядом своим я тебя бесконечно зову,
Вот уж тополь отцвел, весь осыпавшись пухом, как снегом;
Запорошил дорожку и скамейку в саду.
Я не встречу тебя, не пожму твоих рук загорелых,
Значит, было все зря, значит, зря переписка велась;
Верю я - нелегко ждать три года солдата,
Но друзьям напишу я, что – меня дождалась…».
Парни, вспомнив каждый свое, притихли, взгрустнули. Затосковал и Алексей, опять вспомнилась Галка, все-таки, он, судя по всему, любит ее до сих пор. Очевидно, таки, да; раз уже и через два года, воспоминания о ней также сильно тревожили его душу и сердце.
«На знакомой скамье я с тобою не встречу рассвет…»
Повторял первый куплет секретчик-музыкант.
- Вадик, - перебил его Моня, писарь полка, - ты мине так разбередил душу, что, «еще чуть, чуть и с глаз моих польются слезы …» - так говорит Шекспир, он живет в Одессе на Старой Мойке в сорок пятом доме. А он, поверьте старому бродяге Моне, знает толк в колбасных обрезках, любви и военной службе. Сбацай, что нибудь за девушку вот с такой грудью и такой попой, - показал он на себе руками, - и нам всем будет немного веселее, особенно мине, потому что эта будет песня за мою Софу.
- За Софу? – спросил секретчик, - пожалуйста, Моня. Песня за Софу, - повеселев, объявил секретчик и, решительно тряхнув головой, лихо ударил по струнам:
“Как-то Софа раз на пляже стала загорать,
Перевернулась кверху попой – солнца не видать,
А когда легла на спину – подурели, все мужчины;
Софа, где вы теперь?
Эх, Софушка, София Павловна,
София Павловна, где вы теперь?
Готов полжизни отдать,
Только б Софу увидать,
Софа, персик наливной…”!
- Доктор, - обратился восхищенный Моня к Алексею, - ви посмотрите, как он точно отобразил в своей песне характер и физический образ моей замечательной девушки! Вадик, ви не только секретчик, музыкант, ви еще и секретный художник!
Дня через четыре состав остановился на небольшой станции. Метрах в тридцати от нее, через грунтовую дорогу, начинались дома, не то города, не то просто какого-то селения.
- Эй, парни, это что за станция? – спросил путеобходчиков кто-то из солдат.
- Так Ахтубинск, Астраханской области, - ответили им рабочие.
- Что?! – подскочил солдат первого года службы Шарапов, - Парни! Это же мой родной город! – ринулся он к отодвинутой двери.- Вон он, мой дом! – показывал он рукой в сторону поселения, - Всего полтора квартала! Товарищ капитан, - обратился он к дежурному по составу, прогуливающемуся внизу, - разрешите сбегать, там мой дом! Вон он! – показывал он рукой офицеру.
- Ну как я тебя отпущу? – сочувственно говорил дежурный, - А если сейчас дадут отправление, что тогда?
Вдруг Шарапов оглушительно засвистел, закричал, замахал руками, проезжающему по дороге, на велосипеде, мимо состава, мальчишке: - Ко-остя-я! Ко-ост-я! - вопил, он, что есть мочи. Мальчишка ехал, не слыша, сквозь станционный шум, одинокого голоса солдата.
- Кос-тя! – дружно рявкнули сослуживцы, и мальчишка услышал, и остановился, недоуменно глядя на незнакомых солдат кричавших и машущих ему руками из вагона.
- Костя! – замахал рукой первогодка, - это я Андрей Шарапов, смотайся к моим скажи им, что мы тут стоим, пусть подскочат!
- Хорошо! – радостно закричал мальчишка, прыгнул в седло и бешено закрутил педалями.
Минуты через три, он остановился у небольшого дома, прислонив велосипед к забору, забежал во двор. Тотчас оттуда выскочил мужчина, посмотрев
на состав, потешно подпрыгнул, хлопнул себя по ягодицам, забежал обратно во двор…
- Мой отец, - счастливо улыбаясь, объяснял Андрей, - а вот и мама со старшей сестричкой! – показал он на женщин, выскочивших на улицу; руки и ноги парня дрожали от нетерпения.
Выбежавшие женщины запрыгали, засуетились в растерянности, забежали во двор, опять выбежали, за ними выскочил отец, в руках его был огромный мешок. Спросив о чем-то мальчишку, он привязал мешок к багажнику, взгро-
моздился на велосипед и, закрутив педалями, поехал к составу.
- Товарищ капитан…, - умоляюще попросил Андрей.
- Ладно, прыгай, но только здесь и не дальше.
Солдат спрыгнул, отец был уже рядом. Бросив велосипед, он обнял сына: - Сынок, что же ты не написал, что будете проезжать мимо…?! – тиская сына в объятиях, говорил родитель. - Возмужал, окреп, подрос, - констатировал он, оглядывая сына, - я тут рыбки вам прихватил, - сказал он, отвязывая мешок от багажника. Запустив руку в мешок, он вытащил из него две вяленые осетрины и протянул офицеру: - Возьмите, товарищ капитан, сказал он, протягивая ему рыбу.
- Спасибо, - сказал капитан и отошел в сторону, чтобы не мешать общаться отцу с сыном.
- А это вам, ребята, - поднял
