антенной и тяжелым аккумулятором, если что, таким телефоном можно было и обороняться. Злобин вспомнил про один памятник, который он мельком видел на кладбище в Нижнем Новгороде: на огромном черном камне из полированного гранита во весь рост стоял лох в спортивном костюме, а на заднем плане блестел его мерин двухсотого кузова. Смотрелось это всё нелепо, особенно рядом с убогими оградами, выкрашенными в синий или зеленый цвета, со стандартными памятниками и тусклыми лицами с не лучших фотографий, которые каменщик вытравил, взяв нелепо большую сумму. Как и здесь, как и на любом другом кладбище: всё здесь пахло деньгами.
Капитана Злобина сторонились, особенно те, кто ездил на старых жигулях, раздавая всем визитки. Скорбящие, которые не смогли дойти ногами от ворот до места захоронения, правдой и неправдой въехав на территорию, настороженно смотрели на его форму, боясь, что он пришел по их душу. Но это было не так, капитану Злобину было всё равно на этих людей, на их мелочные нарушения, желание сохранить комфорт даже там, где человек должен совершить хотя бы малый, но путь… и не было в этом ничего религиозного, капитан был абсолютно неверующим, еще в училище увидев, что если бы бог и был когда-то на земле, то он давно умер. Это не простила ему его первая жена и, что уж скрывать, единственная. Он так и не смог создать семью, отдавая себя полностью работе, находя утешение в разговорах со шлюхами на трассе, видя в них в первую очередь несчастных женщин, потерявших дорогу. Он любил одну из них, а она, ему хотелось так думать, любила его. Но она уехала домой, в Ангарск, он сам дал ей денег, почти всё, что накопил за долгие годы службы, не проверяя, правду ли она сказала о болезни своего сына. Наверное, правду.
Злобин остановился у одного из памятников, эта была красивая девушка из белого мрамора с голубыми прожилками, дорогой памятник, безумно красивый не больше полутора метров. Скульптор и не пытался передать истинный рост, девушка была тонкая, в длинном платье, в каких танцевали балерины конца XIX века, и она парила, изящно отведя левую ногу назад, вытянув к кому-то тонкие руки, изящная головка была повернута влево, а глаза её смотрели почему-то вниз, она плакала. Злобин понял это не сразу, лишь после третьего посещения, когда увидел её в сумерках, заметив в заходящем солнце крохотные слезинки на щеках юной красавицы. Она прожила всего семнадцать лет, что с ней случилось, почему такая красивая жизнь вдруг оборвалась? Можно хоть сотню раз задавать эти вопросы, на них нет ответа, и не будет никогда, капитан знал это хорошо. Не раз сталкиваясь со смертью лицом к лицу, и в конце концов он сломался. Он подумал о Юле, о её сыне, в кармане завибрировал телефон, это звонила она, как обычно по воскресеньям.
¬– Привет, – ответил он.
– Привет, Женечка, – ответила Юля, голос у неё был хрипловатый, но в нем чувствовалась нежность и тоска. – Ты опять на смене, да?
¬– Да, опять. Меня решили сгноить в дежурствах.
– Я поняла, – она задумалась и спросила. – Жень, а ты не хочешь бросить эту работу? Может, переедешь к нам?
– Хочу, очень хочу, – вздохнул Злобин. ¬ Я уже рапорт подал, но пока молчат, мне тут полковник сказал, что меня уволят, чтобы готовился. Так и сказал, думал, я испугаюсь.
– Не переживай, ты же знаешь, что ты все делал правильно, –¬ сказала она, через тысячи километров, он понял, что она улыбнулась, и он улыбнулся ей в ответ. – Сашка очень хочет с тобой познакомиться, и мама тоже. Ты даже не представляешь, как мы тебе благодарны.
– Прекрати, не начинай опять, – нахмурился капитан.
– Хорошо, не буду. Знай, мы все тебя любим, я тебя люблю, – сказала она.
– Я тебя тоже люблю, – вздохнул капитан.
– Позвони мне после дежурства, хорошо?
– Хорошо, если ничего не случится, –¬ сказал он, внезапное странное предчувствие овладело им, так уже бывало перед тем, как его патрульную машину протаранил Камаз в глухой ливень.
¬– Ну, прекрати, а то я буду волноваться, – она засмеялась. – А знаешь, мне уже четвертый разряд дали на фабрике, представляешь?
– Нет, я вообще не понимаю, что ты там делаешь со своими склянками, –¬ засмеялся он.
– Поздравляю, зарплату-то подняли?
– Ага, на целый рубль! – засмеялась она. – Ладненько, ты позвони, как сможешь, вечером, мои спать будут. Я буду ждать.
¬– Позвоню, пока.
– Пока, – она отправила ему воздушный поцелуй.
Капитан убрал телефон и вновь посмотрел на каменную девушку, она была чем-то похожа с Юлей, такие же прямые волосы, тонкая фигура, большие глаза. Жизнь не пощадила Юлю, профессия обезобразила её черты, испачкала душу, а он с первой их встречи разглядел в ней ту, которую когда-то привезли в Москву, ту, которая по наивности искала здесь лучшей жизни, как и многие, но сумевшая не отказаться от ребенка, даже не пытаясь понять, кто мог быть его отцом, она не хотела этого знать.
Он отвернулся и пошел дальше. Дойдя до конца главной аллеи, он повернул налево и быстрым шагом пошел в самый конец кладбища. В нагромождении металлических оград он выхватил взглядом могилу ученого, огороженную камнями, свободную от оков общества, с простым камнем без ненужных лиц, мертвыми глазами смотревших на тебя. На соседнем ряду была похожая могила, он к ней и шел. Она была шире остальных, огороженная белыми камнями, с которых недавно кто-то смыл грязь. Площадка была засыпана мелкими разноцветными камешками, в островках клумбы пробивались молодые цветы, а во главе стоял массивный гранитный камень, не обработанный, с острыми углами, живой. В центре камня был установлен экран, на котором медленно сменяли друг друга фотографии, ниже были выбиты имена, годы жизни… Капитан старался не смотреть на них, он смотрел на фотографии и видел молодую красивую женщину с черным каре, окруженную тремя детьми, веселыми, недовольными, но было видно, как они любят свою маму, а она их. Женщина на некоторых фотографиях грозила сыну или ругала дочь, за то, что та поколотила младшего братика, а на другой фотографии два мальчугана и девочка, самая старшая, вцепились в мать и повалили её на зеленую траву. В какой-то момент капитан поймал себя на том, что он жалеет, что не может помолиться, ему хотелось хоть что-то сделать, хотя бы хоть что-нибудь для них. Он уже перестал видеть в этих прекрасных детях и любящей, но строгой матери, то, что укладывали в мешки на МКАДе, ему стоило больших трудов заставить себя не видеть больше, не вспоминать. И каждый раз, когда он говорил об этой аварии, обсуждая дела с Денисом или Петром Ильичом, единственными, кого это дело ещё волновало, капитан не видел тела, он видел живых людей: мать с тремя чудесными детьми, девушку, которая не смогла затормозить и влетела под фуру, ещё совсем молодую, амбициозную, судя по её профилю на facebook, и трех мужчин, возвращавшихся домой после долго дня… и у них тоже были дети, и они остались живы. Капитан никогда не плакал, и сейчас тоже ни одной слезинки, сердце было словно гранит памятника, окаменело, больное и сжатое со всех сторон.
Он так стоял и смотрел, не мигая на памятник, прошло уже больше получаса, а он стоял, думая, много думая. Потом он набрал Дениса.
– Денис привет, – поздоровался он, как только связь установилась.
– Привет Евгений, – ответил Денис, они замолчали, капитан никогда не звонил просто так поговорить.
¬– Видел, что нашу пчелку выпустили?
– Видел, она даже успела новое видео выложить. Теперь упражняется на «зеленой Мамбе».
¬– Да, я тоже это видел. Я вот часто думаю о том, что инженеры, конструкторы сделали гениальные машины, прекрасные, а они достаются почему-то только ублюдкам, одним ублюдкам! Почему же так? А потом мы видим такую красавицу на дороге и думаем, что за рулем какая-то тварь сидит.
– У них есть деньги, наверное, поэтому, – ответил Денис. – Машины здесь ни при чем.
– А почему, почему у них есть такие деньги? Почему эти люди считаются у нас «уважаемыми людьми»? Почему им всё можно?
– Не знаю, может потому, что мы плохо работаем? – ответил Денис, немного подумав.
– Меня пока от дел отстранили, у тебя как?
– Также, звание ещё не отобрали, но грозят увольнением, ждут, когда я ошибусь, – усмехнулся капитан. – Как твоя жена, всё у неё хорошо?
¬– Да, она стала долго спать. Пусть отдыхает, всё хорошо.
– Я рад. Мне пора возвращаться, я и так уже перегулял, –¬ сказал капитан. – Будьте здоровы.
– И ты не болей, голос у тебя нехороший, – заметил Денис.
– Знаю, я и сам уже нехороший стал. Увидимся, как-нибудь.
Капитан отменил вызов и пошел обратно. Через двадцать минут он вышел за ворота кладбища. Быстрый шаг немного утомил его, он купил воды в киоске и один глотком выпил половину бутылки. Возле его мотоцикла, раскрашенного, как положено, никто не парковался, словно он был прокаженный. Он надел шлем, включил рацию, некоторое время слушая эфир. Передавали, что по платной трассе в сторону Москвы движется зеленая Panamera, это было недалеко от него. Злобин выехал с парковки и, включив проблесковые маяки, помчался вперед.
Его пропускали, движение было вполне свободным, капитан легко лавировал на скорости между дачниками на Ленинградке, уходя на платную трассу. Здесь почти никого не было, редкие машины летели в сторону Питера, он быстро обошел их. Связавшись по рации, он подтвердил перехват, за Panamera уже летело два экипажа, не в силах догнать мощную машину. Злобин доехал до разворота и, выехав на обратную дорогу, поехал вперед в крайнем ряду. Он включил сирену, встречные машины заблаговременно уходили в другие полосы, пропуская бешенного мотоциклиста.
Он увидел вдали «зеленую Мамбу», эту Panamera он узнал бы из тысячи. Он летел прямо на неё, водитель явно не хотел уступать, но сдался первым, резко затормозив, так что «зеленую Мамбу» развернуло на дороге. Капитан, не выключая сирены, затормозил прямо перед носом машины.
Он слез с мотоцикла и пошел к водительской двери, рука нервно отстегнула клапан на кобуре. Из машины выскочила девушка в черном спортивном костюме, лицо её было искажено гневом и страхом, капитан хорошо уловил это.
¬ – Ты что, с ума сошел? Ты рехнулся, дебил?! – она налетела на него с кулаками, капитан оттолкнул её назад. Тогда девушка бросилась к машине и взяла оттуда небольшой кинжал, крепко сжав его в руке.
Капитан поднял забрало шлема и долго смотрел на её искаженное гневом и страхом лицо. Сомнений не было, это была она, та, кого он ненавидел больше всего на свете, приняв гибель незнакомых людей, гибель трех детей и их матери как свою личную трагедию, не желая и не в состоянии понять, почему это с ним произошло. Майя бросилась на него с кинжалом, но капитан легко выбил его, оттолкнув девушку к машине.
Она узнала его и истерично расхохоталась. Он заметил, как расширены у неё зрачки, что все движения она делал отрывисто, часто дергая головой, словно у неё заклинивало шею. Он не видел, есть ли кто-нибудь еще в машине, это было неважно.
¬– А! Это ты, мудак! – Майя подошла к нему вплотную и неприятно улыбнулась, но улыбка не получилась, рот всё ещё дергался в судороге, её трясло от страха. – Да ты меня чуть не убил, урод! Ты понимаешь, что тебе за это будет?
– Понимаю, – спокойно ответил капитан, – достав из кобуры пистолет.
– Ты чё, хочешь угрожать мне своей пукалкой? – она залилась громким смехом и
