заступились, нашего брата не любят в народе, хотя в этой нелюбви мы не виноваты, и…
-Палач? – спросил незнакомец, перебивая. Он шуршал в каком-то картонном ящике, не глядя даже на Арахну, как будто бы ее вовсе не существовало для него.
-Э…да.
-Нашего брата не любят не меньше, - доверительно сообщил он, вытаскивая какой-то потертый кувшин и два грязных стакана. Вместе со стаканами показалась и тряпка, и незнакомец тщательно начал вытирать тряпкой стаканы, но они становились лишь грязнее от этого.
-Вашего брата? А вы к какой братии принадлежите? Как вас вообще зовут? Кто вы? – Арахна поняла, что незнакомец не очень-то и раскрывается с нею, но ей нужно было знать. Хотя бы имя!
-Эмис, - ответил он, отставляя один стакан на столик, к кувшину и принимаясь за другой. – Я – бард.
-Бард7 – Арахна хмыкнула. Почти угадала. Ну, уличный поэт, бард…велика ли разница? – Забавно.
-Я – серьезный творец в несерьезное время, - казалось, Эмис даже обиделся. – Вам не понять всей глубины музыки, всей красоты слова! И именно поэтому я подрабатываю на городской площади в лавчонках. Выживать-то надо, а мне нужна работа, но без привязки к времени, чтобы я мог творить.
Арахна не знала, как реагировать. С поэтами и уж, прости Луал, бардами, она общалась очень редко и то, скорее, по долгу службы. Пользуясь ее молчанием, Эмис налил по грязным стаканам темного пойла из кувшина. Странный запах ударил в нос, но Эмис, не смущаясь, подтолкнул один стакан Арахне.
-Утро же…- попыталась она отказаться. – Для алкоголя как-то…
-Это не алкоголь. – поправил Эмис, - это травяной сбор. Успокаивает нервы, позволяя жить в сумасшедшем городе.
-Сумасшедшем городе?
-Столица спятила, - кивнул Эмис, отпивая из стакана, - люди превращены в ресурс, каждый мечется, носится с утра до поздней ночи, а куда носится? Вот ты, какого Луала ты пришла на площадь рано? Не терпелось кому-то башку отрубить?
-Мы не только головы рубим. И это у нас не так происходит, - Арахна взяла стакан, с опаской сделала маленький глоток, но вкус поразил ее приятно. Мирный переход от сладости к легкой остроте и горечи. При этом, Арахна в самом деле не ощутила алкоголя. – Слушай, а вкусно…
-А то! – хмыкнул Эмис, - самые лучшие в мире – бесплатные. Все эти травы растут в лесах, а вы?
-Мы…- Арахна помотала головою. Этот человек не вписывался в ее мировоззрение, ладно еще принц Мирас, он хотя бы должен по положению своему быть непонятным, а этот?
-Так что ты здесь делала? – продолжал Эмис, как ни в чем не бывало.
-Мой друг вчера был казнен. Он был палачом.
-Палачи, казнившие палача! – Эмис охнул, восторженно огляделся по сторонам, не найдя чего-то принялся барабанить пальцами по столу, - та-рата-та. Палачи палача казнили, палачи палача убили…тира-ра-та! Палачи палачей забывают, в пепел души их обращают, убивая…та-ра-ра-та, на глазах у людей, своих любимых и друзей!
Арахна даже забыла, что сидит с протянутой к стакану рукой. Никогда прежде ей не доводилось видеть такого вдохновленного безумца.
-А…- Эмис осекся, заметив ее ступор, - ну да ладно. А вообще…да, да! Это будет классно! Палачи, сопровождают до смерти-та-ра-ра, их обнимает могильный ветер, пам-пам, и ведет их судьбы на эшафот, а они берегут народ…пам!
-вы не в себе, - догадалась Арахна, следившая за этим безумным, откровенно сумасшедшим и, если честно, почти бездарным человеком, который был настолько бездарен, что аж хорош и мог считаться непризнанным гением.
-Тихо-тихо! – не согласился Эмис, налил Арахне еще в стакан из кувшина, почти до верха, подлил и себе. – А почему бы тебе не рассказать об этом казненном?
-Так, ну все! – Арахна рывком отставила от себя стакан и поднялась, злая на ту старуху, на этого безумца, на внезапное знакомство с принцем Мирасом. – Отвали!
Она быстро повернулась к дверям и зашагала, но возмущенный Эмис крикнул ей в спину:
-Эй! А рассказ?
-Я тебе не сказочник, - огрызнулась Арахна и вышла на посветлевшую улицу.
Она шла по улицам, сама себя ругая. За все, начиная с самого выхода из Коллегии. Зачем она не пошла по срезам дороги? Зачем разоткровенничалась с Мирасом и села в его карету? Зачем пошла за этим явным безумцем?
В результате ей уже надо было возвращаться, давно, если честно, надо было уже быть на месте, а она все еще шла до Коллегии. Благо, ее подвезли на половину до Коллегий в телеге крестьяне, сдавшие свой товар верткому лавочнику. Они пытались заговорить с нею, но Арахна была слишком занята саморазрушением и угрызениями совести, чтобы обращать еще внимание на эти попытки к беседе.
В конце концов, она сошла, сунув крестьянам пару серебряных монет и зашагала, не оборачиваясь. Миновала одну Коллегию, другую…вот уже мрачные стены Дознания, чванливое и горделивое Судейство…
-Ты где была? – Лепен был в ярости. – Где ты была? Регар пошел искать нового палача, сказал, что тоже тебя не видел, но…
-Слушай, где я только сегодня не была…- Арахна почувствовала безумную усталость в ногах и попыталась пройти к себе, отодвинув Лепена, но тот стоял насмерть:
-Ара, ты понимаешь, что мы переживаем? Ты бы хотя бы записку оставила, а то что это за исчезновение в никуда? Арахна, так нельзя поступать. Особенно сейчас, когда мы остались поддерживать друг друга, когда…
Приступ тревоги сменился другим, более зловещим.
-А ты где была? С кем? Куда ходила…
-Леп, не трогай меня, прошу, - Арахна предприняла еще одну попытку обойти его. Но Лепен желал получить ответы. – Слушай, я сегодня уже сделала много глупостей, не заставляй меня делать еще одну, а?
-Какие? – тяжело и мрачно спросил тут же Лепен. – Какие глупости ты совершила?
-Не надо, - попросила Арахна снова и толкнула его от лестницы, но Лепен перехватил ее руки и тряхнул:
-Отвечай!
Никогда прежде он не обращался с нею так. Это обожгло сильнее удара. Она выдернула руки из его хватки и, преисполненная бешенства за его желание контролировать ее и требовать что-то, выкрикнула:
-С принцем Мирасом мило поболтала!
-Кого? – боевой пыл Лепена сразу уже обрушился. – То есть…чего?
-Того, - передразнила Арахна, сильно ударив по плечу Лепена и он все-таки посторонился, пораженный. – Не тронь меня больше никогда, не лезь, не лезь!
Арахна рванулась по ступенькам к себе. Она злилась на Лепена, на его интерес, настойчивость, когда было видно, что не хочется ей говорить! Но и на себя Арахна тоже злилась. Еще вчерашним поздним вечером они обещали друг другу держаться вместе, чтобы справиться с переживаниями. И…
И вот, не прошло и двенадцати часов, а Арахна уже нагрубила, да и с пустого места Лепен взбесился.
Арахна хлопнула дверью своей комнаты и, облокотившись на нее спиной, сползла вниз. День только проходил свое утро, а она уже молилась на ночь.
***
Арахна слышала, как бродит по нижней зале Лепен, наверное, тоже коря себя за все напрасно сказанное и досадуя. Ей хотелось бы выйти, но тогда пришлось бы еще хуже – пришлось бы извиняться перед ним, слушать его извинения…
А так, избегая общения, она могла побыть наедине с собою, и отложить в любом случае неприятный разговор. Конечно, до бесконечности его не отложишь, но, хотя бы успокоиться, перестать мыслить чувствами и найти слова в разумном подходе.
Арахна решила отвлечься на чтение, подошла к книжным полкам, установленным здесь Регаром еще при ее детстве для учебной литературы, и придирчиво принялась оглядывать выбранные уже самостоятельно книги.
Полки крепились к стене железными штырями и держали крепко, но Арахна все-таки не нагружала их до предела, предпочитая все выбивающееся держать на столе и в шкафах нижнего зала или в кабинете. Но сейчас вниз не пойдешь, а в мыслях кипение, значит нужно обойтись тем, что есть.
Арахна коснулась пальцами каждого корешка пальцами, пытаясь почувствовать, что нужно ей вернее. Стихи, история народов, собрание пыток, записки известных палачей, кодексы, правила…несколько любовных романов, уличные баллады – это все не то. В конце концов, Арахна вытащила книгу в черной жесткой обложке, без всякой надписи.
Но Арахна знала эту книгу наизусть. Слишком часто обращалась к ней в детстве, когда было плохо и одиноко. Регар берег ее, давал кров, пищу, обучение, заботился, как умел. Но она оставалась одинока, совсем одинока без друзей, без четкого понимания мира, знающая лишь мир закона. Редко вспоминались ей родители и прежний дом, и воспоминания эти мучили ее до тоскливых слез. однажды у Регара был гость – один из жрецов Луала и Девяти Рыцарей Его, он заметил эти тоскливые слезы и угадал их причину. На следующий день принес Арахне книгу – эту самую, в черной жесткой обложке и сказал читать в минуты внутренней смуты.
Она открыла страницу наугад, одновременно устраиваясь с ногами на смятой-перемятой постели. Строки услужливо зачернели.
«И умыв из холодного ручья лицо своё, Шестой Рыцарь Великого Луала прозрел; и открылись перед ним картины мира, и возрадовался он высокому солнцу да чистому небу, певчей птицы да ловкому зверью. Зашумели ветра, ликуя от радости его, понесли быструю весть по землям – свершилось чудо! И многие тогда обрели надежду на прозрение. Шестой Рыцарь, прозрев же и оглядев мир, отправился в долгий путь, чтобы нести мудрость Луала по другим землям, отныне верил он в Луала и в слово его и нес благую весть…
Ну отлично! Арахна перевернула сразу же несколько страниц. Из всех Девяти Рыцарей Луала, сказаний о самом Луале, о наследниках его и пророчествах, именно про Шестого Рыцаря история казалась ей самой отвратительной.
Шестой Рыцарь начинал свой путь из нищей долины, и, желая вырваться из нищеты, отправился в город. До города он не дошел, попал на Разбойничий Тракт, где, соблазнившись легкостью и доступностью монет, принялся лиховать с шайкой убийц и грабителей. Однажды налетев так на купеческий отряд, увидел он в лице одного из жертв, смирение перед судьбою. Будущий Шестой рыцарь спросил тогда у смиренного, почему не сопротивляется он участи? Почему не пытается договориться или биться? И тот поведал, что верит в Луала, в справедливость и торжество на земле. Посмеялся над ним будущий шестой Рыцарь, а перерезав смиренному купцу глотку, ослеп – таким было наказание Луала за насмешку над его последователем.
После Шестой Рыцарь скитался, брошенный своей шайкой, был нещадно бит, голодал и однажды услышал от Луала, что сжалился над ним и пришел из Чертогов в образе старца в Маару, что есть холодный ручей, где умыв глаза на рассвете, можно вернуть зрение, но – прежде надо раскаяться.
Шестой Рыцарь раскаялся, добрел с бедами и болью до ручья, оборванный, на последнем издыхании умылся и действительно смог видеть. После этого он понес мудрость Луала по другим землям, дожил свой век в старости и почтении среди учеников и был принят в Чертоги Луала как – ученик, и увековечили его люди именем Шестого Рыцаря.
И во всем этом Арахне не нравилось то, что, на ее взгляд, заливающий кровью и грабящий невинных людей человек, не понес наказания. С этим вопросом она лет в двенадцать пристала к Регару.
-Как это не понес? – удивился он. – Шестой Рыцарь ослеп. Он бродил по земле, был бит, скитался, оборванный, несчастный и брошенный.
-Ну и что? – Арахна искренне не понимала. – А кто видел это? Карать надо так, чтобы все видели. Ослеп он! Мало ли слепцов
