хватало стройматериала, энергии. Варвара ела с трудом, сначала через капельницы, зонд, потом пыталась есть сладкую жижу, которой её кормила веснушчатая медсестра, как маленького ребёнка, рассказывая о том, что вместе с ней в квартире живет ещё одна семья с маленькой девочкой, и она её кормит, когда бывает дома, играет с ней. Оленька, так называли все эту медсестру, рассказывала Варваре стихи, как маленькой девочке, а она слушала и улыбалась, иногда плакала, чем тревожила Оленьку, боявшуюся, что она что-то сделала не так. Её пытались кормить часто, с каждым месяцем увеличивая объем, но этого было мало, катастрофически мало – организм требовал, организм пожирал сам себя, желая быстрее восстановиться. Варвара сильно исхудала, кожа да кости, так это обычно называется. Ей усилили белковое питание, неприятная бурая масса со странным вкусом, её хотелось есть больше и больше. Лечащий врач хвалил Варвару за аппетит, но не разрешал давать больше.
Телевизор Варвара почти не смотрела, выбирая в длинном списке радио, где круглосуточно крутили классику. Иногда смотрела новости, от первых звуков крик-шоу ей становилось плохо, непослушные пальцы жали не на те кнопки, желая скорее переключить канал. От этих криков она испытывала физическую боль, пальцы на руках дрожали, кровоточили, она тогда очень боялась, повинуясь нападавшей на неё панике. Она знала, что лица у неё больше нет, чудом сохранились глаза и лоб, шея обгорела, но хорошо заживала, странно, но волосы остались целы, подпаленные, но не сожженные. И пускай её побрили наголо, пускай, она вся обмотана бинтами, на ней по несколько раз в день меняют повязки, наносят толстые слои прохладной мази, после которой дышится легче, несмотря на её противный запах, она знала, что хотя бы волосы отрастут. Это немного тешило её женскую гордость.
Руки были целые, обгорели кисти и предплечья, не страшно, их можно закрыть одеждой. Грудь и живот пламя не тронуло, как и спину, ягодицы, бедра, немного подпалив левое бедро. Варвара осторожно ощупывала себя, с опаской трогая те места, где с живота брали немного её кожи, ощущая режущую боль на ягодицах, они заживали быстрее всего, легко восстанавливая отобранную ткань. Хуже было со спиной, она ужасно чесалась, невыносимо, страшно чесалась. Варвара понимала, как сильно она исхудала, превратившись в скелет, в старуху, но почему-то, это не доставляло ей сильных душевных терзаний, ей хотелось одного – жить, а как будет, так будет.
5. Каролина
Сегодня ей разрешили встать. Никогда раньше Варвары бы не радовалась тому, что может встать с постели, привычная обычная жизнь, оставшаяся в прошлом, далеко от неё, всегда сводилась к постели, и чем старше ты становился, тем сильнее тебя тянуло лечь. Уже не были интересны развлечения молодости, когда постель была полем игр, писком наслаждения, всё приедается, особенно тогда, когда не находишь того самого. Варвара так и не нашла, отдаваясь полностью детям, не находя ответной реакции от мужа, бывшего мужа. Странно, но он ей больше не снился, во всех её нынешних кошмарах, а кошмары ли это, она так и не определилась, его не было. Один раз ей показалось, что она увидела его в окне, он бегом пронесся мимо, даже не взглянув на пылающий дом, будто бы её не существовало. Но всё это пустое – ей сегодня разрешили встать и сделать несколько неуверенных шагов к окну!
Варвара лежала на кровати, возбуждённая, переживая эти минуты заново, повторяя их про себя, жмурясь от удовольствия. Да, у неё сейчас болело всё, всё, что только может болеть, и это тоже было счастье. Она ощущала себя живой, способной на движение, пускай и малое, осторожное, смелое, порывистое, жадное. Она и не подозревала, что Оля, эта милая девушка, окажется такой сильной. Встав и сделав свой первый неуверенный шаг, Варвара провалилась, теряя связь с пространством, в голове её зашумело, прижившаяся кожа ответила острой болью, а ослабленные мышцы застонали, прося пощады. Оля легко подхватила её, помогла выпрямиться, став для неё опорой под левую руку, мягко поддерживая за локоть, левая нога Варвары не могла больше секунды держаться, проваливаясь, ломаясь. Так они дошли до окна, ещё было лето, самый конец, когда в сладком теплом ветре уже чувствуется тихая красота осени. Эта минута у окна была прекрасна, она мало что могла разобрать сквозь потоки слез, исчезавших в белоснежных бинтах, за окном шумели деревья, слышался шум улицы, шуршание шин, громкие голоса прохожих, смех. Оля отвела её назад на кровать, и Варвара тут же уснула, переполненная новыми старыми ощущениями.
Пока она спала, Оля вместе с другой медсестрой успели сделать всё то, что вызывало у Варвары тягостные мучения, жаркий стыд. Они обмыли её, лечащий врач осмотрел приживающуюся ткань, пощупал левую ногу, на голени которой осталась одна кость и слабые волокна мышц. Варвара ничего не почувствовала, она потеряла чувствительность на левой ноге, которой могла двигать, управлять, поэтому осмотры хирурга, травматолога, и многих других, несколько раз в неделю приходивших к ней, не доставляли ей дискомфорта. Варваре было даже интересно наблюдать за этими серьезными мужчинами, вполголоса удивлявшимися, как нога ещё не отмерла, ещё живет, движется.
Варвара старалась не смотреть на ногу, её пугала эта «костяная нога», она сама назвала её так. Её пугала она сама, во снах, когда она подходила к зеркалу, на неё всегда смотрела женщина в чёрной маске, она не видела своего лица, будто бы оно больше ей не принадлежало, а снять маску она не решалась. Так же, как и не решалась взять в руки телефон, который передал ей сын. Он присылал каждый день новые фотографии, писал сообщения, звонил, но Варвара боялась телефона, что-то непонятное творилось в ней, когда телефон начинал вибрировать от входящего звонка или полученного сообщения. Поэтому он продолжал писать ей короткие письма, передавая их через Олю. Варвара писала в ответ, не сразу, на следующий день или позже, обдумывая каждое слово, словно боясь напугать, прикоснуться и… она не знала, почему себя так ведёт. Может от того, что стыдилась себя, может боялась, что они не будут любить её такой, уродливой, убогой.
Она спала, забыв про обед, про всё. Сон был яркий, она гуляла в лесу, густом, шевелящемся сотнями жизней, шепчущемся с ней. Деревья и кустарники расступались перед ней, она гладила их ветви, листья. Вот пробежал перед ней олень, остановился, подошёл ближе, покорно склонив голову, опасно подставляя шею. Варвара гладила его, но олень опустился на передние ноги, выражая полную покорность. И тут Варвара заметила, что в её руках большой нож, с чёрным лезвием, страшно острый, она видела, как блестит остриё лезвия на солнце. Олень ждал, когда она одним ударом рассечёт его шею, вскроет артерии, отделит голову от туловища, ждал и не дрожал от страха, покорный, смелый.
Варвара опустила нож, не в силах убить животное. Она часто об этом думала, в прошлой жизни, сможет ли она убить хотя бы курицу? Эти мысли приводили её, совсем юную, в ужас, тогда ей казалось, что по рукам течёт горячая живая кровь, разъедая кожу, оставляя незаживающие язвы. Этот детский страх не сделал из неё вегетарианку, она здраво разделяла убийство и промышленное производство животных, разделяла право есть мясо и право его не есть, выбирая для себя право есть. Нож исчез, а в руке появилась сочная морковь. Варвара села на землю, во время сна она была легка в движении, не чувствуя боли, и стала кормить ею оленя. Красивое животное с благодарностью принимало угощение, прижимаясь мордой к её лицу. Скоро Варвара заметила, что рядом с ними сидели и другие обитатели леса, большие и малые, хищники и их жертвы, не нападая, не рыча, не соперничая.
Она встала и пошла на опушку леса, звери шли за ней до самого края, а когда она вышла из леса на поляну, где стоял её пылающий дом, звери остановились и исчезли, как исчез и дивный лес, сменившийся вязкой чернотой. Варвара подошла к дому, он присел перед ней, и она вошла внутрь, как и в прошлые разы не используя дверь, просто пройдя сквозь стену, расступавшуюся перед ней.
Здесь не было ничего нового, тот же запах, та же мебель, даже обои те же. Варвара подумала, что стоит их поменять, но кто-то постучал в дверь. Она открыла, на пороге стояла девушка в длинном белом балахоне, а на голове был надет капюшон, скрывающий половину лица, Варвара смогла увидеть лишь плотно сжатые губы.
«Входи», – сказала Варвара, как бы про себя, не издав ни единого звука. Девушка вошла, как только она переступила порог, балахон сполз с неё, неведомой силой вырванный обратно в черноту. Дверь захлопнулась, а перед Варварой стояла Каролина.
Девушка подняла на Варвару грустные глаза, длинные волосы красиво упали на обнаженную грудь, подергивающуюся от озноба, девушка вся дрожала, красивое молодое тело покрывалось мурашками, бледнело, а зубы её стучали.
Варвара взяла её за руку и отвела в ванную комнату. Девушка села в ванну с горячей водой, Варвара долго мыла её, начисто счищая запах того мира, откуда она пришла. Она чувствовала его, даже от себя, но не могла до конца понять, что это за запах, странный, густой, без ярких или резких нот, забивающий дыхание. Каролина согрелась, порозовела и стала улыбаться. Варвара вытерла её, намазав тело маслом, потом долго расчёсывала длинные чуть вьющееся волосы, Каролина жмурилась от удовольствии, как маленькая девочка, когда её расчесывает мама.
Каролина, чистая и прекрасная, сияющая, взглядом спросила разрешения у Варвары и вышла из ванной. Открыв шкаф, она достала с полки ночную рубашку, короткую, с розовыми кружевами снизу и узорами на вороте. Одев её, Каролина с удовольствием осмотрела себя, высокая, стройная, с красивыми длинными ногами, едва скрываемыми невесомой тканью. Она стала заплетать косу, блестя глазами и изредка пощелкивая зубами. Варвара улыбалась, смотря на неё? А затем, услышав запах пирогов с кухни, ушла туда. В духовке стоял жаркий противень с пирожками. Варвара и не знала, что готовила это, что она умеет это готовить, выпечка у неё всегда получалась не очень. Переложив пирожки на блюдо и достав из холодильника бутылку молока, она пошла в комнату к Каролине. Девушка уже сидела на её кровати и с нетерпением ждала еду. Варвара поставила нагретое от пирожков блюдо ей на колени и села рядом. Каролина взяла верхний пирожок и разломила его на две равные части, протянув одну из них Варваре. Варвара взяла и откусила кусок. Пирожок был с мясом, не сказать, что очень вкусный, мясо показалось ей странным, старым и сладковатым. Каролина же набросилась на пирожки. Она ела жадно, задыхаясь, давясь, словно не ела много-много дней. Она пила молоко большими глотками, тут же запихивая в себя пирожок.
Съев всё, она стала терять сознание, проваливаясь в сон. Варвара убрала блюдо, бутылку и уложила её на подушку. Каролина уснула мертвецким сном. Варвара вытерла её рот, шею от крошек и остатков молока и вышла из комнаты на кухню. Прибравшись на кухне, она прошла мимо комнаты, Каролина спала, не шевелясь, так, как её положила Варвара. Варвара затворила дверь и пошла убираться в ванной. Она несколько часов отмывала чугунную ванну от жирной грязи, которая слезла с Каролины. Вымыв всё, и ванную, и пол
