поразительно, но хирургам удалось сохранить ей большую часть носа, челюсть была обтянута грубой кожей, она напоминала себе средневековую куклу или мумию, и это была она, Варвара узнавала себя – это было её лицо, пускай и пострадавшее, в шрамах, грубое, кривое, но её.
– Пётр Михайлович сказал, что через год, на вас всё быстро заживает, так вот через год кожа станет лучше мягче, разгладится, –¬ сказала Оля, и она не врала, эта девушка не любила врать, научившись этому от Петра Михайловича.
– Как на собаке, – улыбнулась Варвара.
¬– Что, как на собаке? – удивилась Оля.
– На мне всё заживает, как на собаке. Также Пётр Михайлович сказал?
¬– Ну да, я не хотела так говорить, мне казалось, что вы можете обидеться, –смущённо улыбнулась Оля.
– Нет, не обижусь. Это правда, на мне всё зажило, видишь? Можно выписывать.
– Нет, пока рано ещё. Вам должны сделать протез, а ещё надо курс реабилитации пройти. Ещё много работы, очень много!
– Какой ещё протез? – удивилась Варвара.¬ У меня же все ноги целые?
– Я не знаю, мне объясняли, но я не поняла, – честно ответила Оля. – Вроде такого, как у военных, ли нет, я не помню точно. Пётр Михайлович всё расскажет.
Варвара улыбнулась Оле, та ответила ей широкой улыбкой в зеркале. Варвара медленно пошла обратно к кровати, стоять дольше было уже тяжело, мышцы, обрадованные нагрузке, дрожали, норовя подвести, и тогда она упадёт на пол. Оля помогла ей одеться. В палату постучали и, не дождавшись ответа, вошли. Это был Пётр Михайлович и другой врач, Варвара уже несколько раз видела его, он осматривал её ногу, что-то измерял, больно щупал, тыкал иглами в поясницу и левую ногу, удивляясь, что она не чувствует боли, а потом принимался за правую ногу, радуясь тому, как Варвара вскрикивала от его манипуляций. Он нёс с собой странную конструкцию, напоминавшую скелет ноги с поясом наверх. Конструкция была подвижная, и казалось, что при ходьбе она тоже куда-то идет, двигаясь шарнирами и рычагами.
– Так, Оля, помогите Варваре раздеться, будем проводить осмотр, – сказал Пётр Михайлович.
¬– Я сама, – сказала Варвара и стала раздеваться. Это далось ей с трудом, но она смогла всё сделать сама.
– Прекрасно, – похвалил её Пётр Михайлович.
Он долго осматривал её кожу, пульпировал в некоторых местах, брал лупу и всматривался в швы. Закончив осмотр, он кивнул коллеге.
– Варвара, вы можете одеться, – сказал травматолог.
Варвара неожиданно для себя покраснела, она заметила, что травматолог старался не смотреть на неё, занимаясь принесенным механическим устройством. К ней вновь вернулась стыдливость, она почувствовала себя женщиной перед этими мужчинами, симпатичными, они ей нравились, каждый по-своему. Оля помогла ей одеться.
– Варвара, вы же помните свои зубы? – вдруг спросил Пётр Михайлович.
– Не знаю, – честно ответила Варвара. – Помню, что не было проблем.
– Вам повезло, многие мучаются костоедицей, а у вас прекрасная природная санация. Как вы помните, нам пришлось удалить вам передние зубы, они были повреждены.
– Да, помню, – Варвара машинально дотронулась до лица, но быстро убрала руку. На самом деле она и забыла про зубы, пища была жидкая, жевать особо нечего.
– Мне можно уже начать протезирование?
– Можно, но незачем. Вот, взгляните на ваш последний снимок головы. Как вы видите, кости черепа хорошо срослись, вот здесь была повреждена кость глазницы, она срослась ровно, как и была.
Варвара взяла в руки снимок, направив его к свету. Это был череп, часть шейного позвонка. Странно видеть себя вот такой, без телесной оболочки, пожалуй, страшной, но не уродливой. Варвара узнала себя, она уже видела свои снимки до авиакатастрофы, когда попадала в аварию, тогда этот череп хорошо врезался ей в память.
– И что вы видите? – спросил её Пётр Михайлович, травматолог встал рядом, с интересом следя за её реакцией.
– Ничего, вроде всё цело, – ответила она.
– Именно, всё цело! – торжествующе воскликнул Пётр Михайлович. – А вы внимательно посмотрите на зубы, посмотрите! Видите? Они растут! Причём я и без отдельного снимка вижу, что они у вас были уже давно, просто сидели глубоко.
– Не понимаю, – улыбнулась Варвара, не открывая рта.
– Это просто и поразительно одновременно. Ваши коренные зубы имеют вторую смену, – ответил травматолог. – У вас выходят новые зубы, которые уже давно выросли и просто ждали своей очереди, как у акулы, понимаете? Вам вырвали двенадцать передних зубов, так как они были сильно повреждены. Потрогайте свои дёсна, они уже показались, вы их почувствуете.
Варвара потрогала дёсна, почувствовав острые резцы и острия клыков, сильно выпиравших, по сравнению с другими зубами.
– Я поняла, – медленно ответила Варвара и добавила поспешно. – Но это будто и не мои зубы, у меня не было таких клыков.
– О, клыки ваши отдельная песня, – засмеялся Пётр Михайлович. – Мы с коллегами уже голову сломали, как это понимать: либо это в вас проснулась память предков, сыграл затаившийся ген, либо вас покусал оборотень, и вы превращаетесь в волка.
– В волчицу, – заметила Варвара. – Меня так бывший муж называл.
– Мне кажется, что это грубо по отношению к вам, – сказал травматолог.
– Ну, вы со мной не жили бок о бок, – слабо улыбнулась Варвара.¬ Я не вижу в этом ничего обидного. У меня было много времени подумать, и так получается, что моя жизнь – это бег по кругу окольными путями, можно сказать даже бегство.
– Возможно, ваши мысли мы не можем опровергнуть, но, и вот тут главное но – у вас начинается новая жизнь, заметьте, Варвара, не заканчивается, а начинается. Я уверен, что у вас всё получится, вы человек крепкий, умный, немного уверенности в себе и поддержки самых близких родных и друзей, и вы сможете построить для себя новую жизнь, – травматолог улыбнулся. – Да, она будет совсем иная, и вы будете другой. И дело тут даже не во внешности, которая играет ключевую роль в жизни женщины.
– И мужчины, – улыбнулась Варвара и тихо засмеялась шипящим смехом. – Мой бывший муж большая баба, чем я в плане ухода за собой.
– И такое тоже может быть, –¬ согласился травматолог. – Я закончу мысль, итак, у вас новая жизнь, запомните это. Не знаю, дарована ли она вам кем-то свыше или так звёзды сошлись, а может просто совпадения вероятностей – выбирайте объяснение себе по душе, если оно вообще кому-то нужно, это объяснение.
– Не нужно, – согласилась Варвара.
– Варвара, вы женщина, зрелая и, не думайте, что я вам вру, хоть я и врач и это моя работа, вы красивая женщина. Пройдёт год, и вы сами это поймёте. Не отрицайте сразу мои слова, лучше вернитесь к ним через год, и тогда, я уверен, вы поймёте то, что я хотел вам сказать.
– Спасибо, – сказала Варвара и задумалась. – Я пока не готова адекватно воспринимать ваши слова.
– И вы имеете на это право, – добавил Пётр Михайлович. – Процесс вашей реабилитации будет непростым, долгим, но вы справитесь, я вижу это в вашем характере. Закончим с этим. Варвара, я должен сказать, что ваш гормональный фон пришёл в норму, конечно, по нижней границе, но это норма.
– Возможно, – пожала плечами Варвара. – Я, наверное, уже больше пяти лет, может семь, чувствую себя фригидной. Видимо, возраст пришёл.
– Глупости! – перебил её Пётр Михайлович. – Вам нужны положительные эмоции, вам нужен взрыв, понимаете? Взрыв эмоций! И это ваша работа – вы должны полюбить себя, а это не так уж сложно.
– Правда? – удивилась Варвара.
– Да, это очень просто, достаточно увидеть себя в глазах того, кто вас любит, – ответил Пётр Михайлович, травматолог закивал в знак одобрения. – А сейчас Анатолий Фёдорович покажет вам ваше будущее.
Травматолог взял механическую ногу и поставил её рядом с Варварой. Она села на кровати, осторожно, боясь сломать, стала щупать этот блестящий механизм.
– Это ваша будущая нога. С ней вы сможете ходить, немного гулять, без поддержки. В марафоне участвовать не сможете, но зато никаких костылей.
– Я её боюсь, – честно призналась Варвара.
– Да, выглядит сурово. Вам предстоит учиться ею управлять, привыкать к ней. Это займёт несколько месяцев, за это время мы будем настраивать механизм, подгонять его под вас. Работы много, и многое зависит от вас.
10. Охота
Яркое солнце, теплый ветер, безмятежность лазурного неба сменялись кадр за кадром тяжелыми тучами и стеной мокрого снега. Каролина открыла глаза и смотрела в окно. Сколько времени она так лежала, никто не знает. В комнате ещё светило яркое солнце, играя озорными лучами на её лице, а за окном шумела буря, ныл ветер, визжали тормозами машины, оправдывая себя истеричными клаксонами.
Каролина встала, и протянула руки к солнечному свету, Лучи обняли её, сняли ночную рубашку, согревая тело, пробуждая от долгого сна. Сколько же она спала? Каролина пыталась вспомнить, вроде было лето, а сейчас уже зима. Она громко и звонко засмеялась, её смех отразился в солнечных лучах, комната вспыхнула, и она почувствовала, как яркое солнце наполняет её, заполняет ту пустоту, что бездонным колодцем образовалась в ней. Каролина закружилась в танце под беззвучную музыку, горящая солнечным светом, светящаяся, окутанная яркими желтыми лучами, словно в платье.
Каролина вбежала в ванную и прыгнула в ледяную воду, от которой пахло лесом, молодыми травами, а в воде плавали полевые цветы. Она визжала от удовольствия, пыталась нырять, баловалась, расплескивая воду повсюду. Наплескавшись вволю, она вышла из ванны, мокрая, чуть дрожащая от приятной прохлады, греясь под лучами солнца, светившего только в этом доме, в её доме. Она кружилась в танце, не глядя, обходя кровать, шкаф, закрыв глаза и напевая странную детскую песенку. Слов она ещё не понимала, но мелодия была хорошо уловима, и Каролина повторяла игру невидимых флейт и арфы, доносившуюся с игривым теплым ветром, кружащимся вместе с ней, став её партнёром. Каролина чувствовала, как её ведут в этом безумном танце, чувствовала сильную и нежную руку партнёра, то прижимавшего Каролину к себе, то отдаляясь от неё, чтобы через круг вновь приблизиться к ней.
Каролина посмотрела вниз – она парила в воздухе. Вдруг всё исчезло, и она упала на кровать. Комната наполнилась мрачным светом снаружи, Каролина расхохоталась, села и, как ребёнок, который не согласен с решением взрослых, повертела головой. Мрачная атмосфера вмиг рассеялась, и в комнате вновь засветило солнце. Каролина вскочила и побежала на кухню. Вытащив из духовки два противня с пирожками, она высыпала их на огромное глиняное блюдо с простыми узорами в виде сказочных птиц. Пирожки были ещё горячие, от них пахло печкой и свежим хлебом. Каролина проглотила сразу три, бросилась к холодильнику, и стала вытаскивать из него всё, что там было, выставляя еду на стол. Она ела жадно, старалась унять аппетит, но с каждым новым куском голод ещё больше разгорался в ней. Каролина наливалась силой, голова прояснялась, мысли возникали одна за другой, но всё ещё была под сильным впечатлением от танца, она заново переживала этот танец, подрагивая от удовольствия.
Насытившись, она убрала со стола, помыла посуду, удивляясь тому, как ей это легко даётся, в настоящей жизни она никогда не любила мыть посуду – она это ненавидела. Достав из шкафа ноутбук, она села за работу. Перед её глазами мелькали сотни, тысячи лиц, казалось, что
