Русский мир 2. Рождение державы

жизнеописатель Оттона Бамбергского монах Эбон рассказывал о войне рутенов со штетинцами, что было возможно лишь при их непосредственном соседстве. Рутенов Эбон изобразил язычниками, а, ведь, Киевская Русь к тому времени уже давно была крещена:
    “Rutheni paganicis erroribus adhuc irretiti, audita Stetinensium conversione, graviter indignati, quod sine respect et consilio eorum idolis renuntiantes, christianam subissend legem, bello eos lacessere veriti non sunt; et coadunato grandi exercitu, ripas fluminis obsident, aciem horrisono armorum apparatu instructam statuunt, et ubi sit Deus eorum, vel si invocantibus se succurrere possit,insano clamore perquirunt” (Ibid., P. 69).
    “Рутены, всё ещё пребывавшие в языческих заблуждениях, услышав об обращении штеттинцев, были глубоко возмущены тем, что те без почтения и совета отреклись от своих идолов и подчинились христианскому закону. Они не побоялись преследовать их войной; собрав большое войско, они заняли берега реки, выстроили боевой порядок, вооружившись грозным оружием, и с безумным криком стали призывать на помощь их бога” (там же, с. 69).
    Когда же Оттон вознамерился склонить рутенов к христианству, то они его немедленно предупредили через своих послов:
    “… quia si ipse vel quisquam suorum fines Rutheniae praedieandi gratia adire praesumeret, sine mora capitibus amputates ad lacerandum bestiis exponerentur” (Ibid.).
    “… ибо если он или кто-либо из его людей осмелится приблизиться к границам Рутении для проповеди, то их немедленно обезглавят и бросят на растерзание диким зверям” (там же).
    И эта Рутения – вовсе не Рюген (Руян), как простодушно уверял А.А. Котляревский (А.А. Котляревский “Книга о древностях и истории поморских славян в XII веке”, Прага, 1874, с. 91), потому что она располагалась на материке, да и Оттон не собирался плыть по морю, о чём в жизнеописании нет и намёка, он намеревался из земли поморян сразу же пересечь границу земли рутенов. К тому же, рутены угрожали скормить его не рыбам, а лесным зверям, стало быть граница подразумевалась сухопутной.
    В Штаденских анналах (XIII в.) упоминается король Руссии Вартислав (Альберт “Штаденские анналы” // М.Б. Свердлов “Латиноязычные источники по истории Древней Руси IX-XIII вв.”, СПб, 2017, с. 277). На Руси такой князь неизвестен, к тому же, тогда имя неизбежно звучало бы как Воротислав. А в государстве поморян это имя действительно использовалось (М.Я. Морошкин “Славянский именослов или собрание славянских личных имен в алфавитном порядке”, СПб, 1867, с. 35; Саксон Грамматик “Деяния данов”, т. II, М., 2017, с. 245).
    Варяжская русь прибыла в Новгородскую землю через территорию Пруссии или сушей, или морем, но второй вариант предпочтительней, потому что на судах передвигаться и быстрей, и безопасней. Если вожди варягов, как сказано в летописи, “пояша по собЪ всю Русь”, значит, переселялись люди вместе со своими семьями и война с пруссами в такой момент представлялась крайне нежелательной. Варяжскую русь можно оценить как довольно многочисленный народ, расселившийся по всему славянскому поморью. В XIX веке было записано два предания о Рюрике и его братьях: одно под Мекленбургом на бывшей территории славян ободритов записал французский путешественник Ксавье Мармье (В.А. Чивилихин “Память”, кн. 2 // “Собрание сочинений”, т. IV, М., 1985, с. 419-420), а другое записано на территории Эстонии (Ю.Т. “Эстонское преданiе о РюрикЪ, СинеусЪ и ТруворЪ” // “Эстляндскiя губернскиiя вЪдомости”, № 29, 26 Iюля 1890 г., с. 109). Да ещё Адам Бременский обмолвился, что ободритов в его время стали называть “ререгами”. И в земле ободритов появился город Рерик (Й. Херрман “Ободриты, лютичи, руяне” // “Славяне и скандинавы”, М., 1986, с. 344-345). В таком случае представляется вполне реальным предположение, что термин “ререги” или “рюрики” служил самоназванием прибалтийской группы руси, а три брата-варяга из русской летописи – это просто фольклорный образ, связанный с давней традицией разделения государственной территории на три области. Большая часть варяжской руси переселилась к восточным славянам, существенно увеличив их военный потенциал. Но никогда не бывает, чтобы уходили абсолютно все, вот и на этот раз часть русов не пожелала менять место жительства. Они остались жить по-прежнему между поморянами и пруссами, но сохраняли связь с сородичами, ушедшими на восток. Именно там скрывался от брата Ярополка князь Владимир, там он и набрал свою дружину (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, Рязань, 2001, с. 74), именно оттуда на помощь Ярославу “приде Якунъ с Варягы” (там же, с. 144) и эта история продолжена в русском письменном источнике:

    “Был в земле Варяжской князь Африкан, брат Якуна Слепого, который потерял свой золотой плащ, сражаясь на стороне Ярослава с лютым Мстиславом. У этого Африкана было два сына – Фриад и Шимон. Когда умер их отец, Якун изгнал обоих братьев из их владений. И пришел Шимон к благоверному князю нашему Ярославу; тот принял его, держал в чести и отослал его к сыну своему Всеволоду, чтобы был он у него старшим, и принял Шимон великую власть от Всеволода. Причина же любви Шимона такова к святому тому месту.
    Во время княжения благоверного и великого князя Изяслава в Киеве, когда пришли в 6576 (1068) году половцы на Русскую землю и пошли трое Ярославичей – Изяслав, Святослав и Всеволод – навстречу им, с ними был и этот Шимон. Когда же пришли они к великому и святому Антонию для молитвы и благословения, старец отверз неложные свои уста и ожидающую их погибель без утайки предсказал. Варяг же этот пал в ноги старцу и молил, чтобы уберечься ему от такой беды. Блаженный же сказал ему: “О чадо!
Многие падут от острия меча, и, когда побежите вы от врагов ваших, будут вас топтать, наносить вам раны, будете тонуть в воде; ты же, спасенный там, будешь положен в церкви, которую здесь создадут”.
    И вот, когда они были на Альте, сошлись оба войска, и по Божию гневу побеждены были христиане, и, когда обратились в бегство, были убиты воеводы и множество воинов в этом сражении. Тут же и раненый Шимон среди них лежал. Взглянул он вверх на небо и увидел церковь превеликую — такую, какую уже прежде видел на море, и вспомнил он слова Спасителя и сказал: “Господи! Избавь меня от горькой этой смерти молитвами пречистой твоей Матери и преподобных отцов Антония и Феодосия!” И тут вдруг некая
сила исторгла его из среды мертвецов, он тотчас исцелился от ран и всех своих нашел целыми и здоровыми.
    И возвратился он к великому Антонию, и поведал ему историю дивную, так говоря: “Отец мой Африкан сделал крест и на нем изобразил красками богомужное подобие Христа, образ новой работы, как чтут латиняне, большой величины — в десять локтей. И воздавая честь ему, отец мой украсил чресла его поясом, весом в пятьдесят гривен золота, и на голову возложил венец золотой. Когда же дядя мой Якун изгнал меня из владений моих, я взял пояс с Иисуса и венец с головы его и услышал глас от образа; обратившись ко мне, он сказал: “Никогда не возлагай этого венца, человече, на свою голову, неси его на уготовленное ему место, где созидается церковь Матери моей преподобным Феодосием, и тому в руки передай, чтобы он повесил над жертвенником моим”. Я же упал от страха и, оцепенев, лежал как мертвый; затем, встав, я поспешно взошел на корабль.
    И когда мы плыли, поднялась буря великая, так что все мы отчаялись в спасении, и начал я взывать: “Господи, прости меня, ибо ради этого пояса погибаю за то, что взял его от честного твоего и человекоподобного образа!” И вот увидел я церковь наверху и подумал: “Что это за церковь?” И был свыше к нам голос, говорящий: “Которая будет создана преподобным во имя Божией Матери, в ней же и ты положен будешь”. И видели мы ее величину и высоту, если размерить ее тем золотым поясом, то двадцать локтей – в ширину, тридцать – в длину, тридцать – в высоту стены, а с верхом – пятьдесят.
Мы же все прославили Бога и утешились радостью великой, что избавились от горькой смерти. И вот доныне не знал я, где создастся церковь, показанная мне на море и на Альте, когда я уже находился при смерти, пока не услыхал я из твоих честных уст, что здесь меня положат в церкви, которая будет создана”. И, вынув золотой пояс, он отдал его, говоря: “Вот мера и основа, этот же венец пусть будет повешен над святым жертвенником”.
    Старец же восхвалил Бога за это и сказал варягу: “Чадо! С этих пор не будешь ты называться Шимоном, но Симон будет имя твое”. Призвав же блаженного Феодосия, Антоний сказал: “Симон, вот он хочет такую церковь построить”, и отдал Феодосию пояс и венец. С тех пор великую любовь имел Симон к святому Феодосию и давал ему много денег на устроение монастыря.
    Однажды этот Симон пришел к блаженному и после обычной беседы сказал святому: “Отче, прошу у тебя дара одного”. Феодосий же спросил его: “О чадо, что просит твое величие от нашего смирения?” Симон же сказал: “Великого, выше силы моей, прошу я от тебя дара”. Феодосий же ответил: “Ты знаешь, чадо, убожество наше: часто и хлеба недостает в дневную пищу, а другого не знаю, что имею”. Симон же сказал: “Если захочешь одарить меня, то сможешь по данной тебе благодати от Бога, который назвал тебя преподобным. Когда я снимал венец с главы Иисуса, он мне сказал: “Неси на приготовленное место и отдай в руки преподобному, который строит церковь Матери моей”. Вот чего прошу я у тебя: дай мне слово, что благословит меня душа твоя как при жизни, так и по смерти твоей и моей”. И отвечал святой: “О Симон, выше силы прошение твое, но если ты увидишь меня, отходящего отсюда, из мира этого, и если по моем отшествии церковь эта устроится и данные ей уставы будут соблюдаться в ней, то, да будет тебе известно, что имею я дерзновение у Бога, теперь же не знаю, доходит ли моя молитва”.
    Симон же сказал: “От Господа было мне свидетельство, я сам слышал о тебе это из пречистых уст святого его образа, потому и молю тебя – как о своих черноризцах, так и обо мне, грешном, помолись, и о сыне моем Георгии, и до последних рода моего”. Святой же, обещавши ему это, сказал: “Не о них единых молюсь я, но и обо всех, любящих это святое место ради меня”. Тогда Симон поклонился до земли и сказал: “Не уйду, отче, от тебя, если писанием своим не удостоверишь меня”.
    Преподобный же, побуждаемый любовью к нему, написал так: “Во имя Отца и Сына и Святого Духа”, что и доныне вкладывают умершему в руку такую молитву. И с тех пор утвердился обычай класть такое письмо с умершим, прежде же никто не делал этого на Руси. Написано же было и это в молитве: “Помяни меня, Господи, когда придешь во царствие твое, чтобы воздать каждому по делам его, тогда, Владыка, и рабов своих, Симона и Георгия, сподоби справа от тебя стать, в славе твоей, и слышать благой твой глас: “Придите, благословенные Отцом моим, наследуйте уготованное вам царство от создания мира”.
    И попросил Симон: “Прибавь к этому, отче, чтобы отпустились грехи родителям моим и ближним моим”. Феодосий же, воздев руки к небу, сказал: “Да благословит тебя Господь от Сиона, и да узрите вы благодать Иерусалима во все дни жизни вашей и до последнего в роду вашем!” Симон же принял молитву и благословение от святого как некую драгоценность и дар великий. Тот, кто прежде был варягом, теперь же благодатью Христовой стал христианином, просвещенный святым отцом нашим Феодосием, оставил он латинское заблуждение и истинно уверовал в Господа нашего Иисуса Христа со всем домом