Волонтер

возьмешь с собой других, то оставь записку здесь. Это мой участок, я вам помогу. Но только дети, взрослые не годятся.
– Почему? Я тоже уже не гожусь?
– Не знаю, не мне решать. А взрослые заражены, их не вылечить, не перевоспитать. Ты сама поймешь, готова ли ты.
– Я запуталась, – честно призналась Тома. – Но я все запомнила.
– Это нормально. Я тоже, как все понял, сначала не верил, проверял.
– И проверили?
– Много раз. Последнее, что я тебе скажу, а ты это никому своим не говори. Сначала прощупай, проверь много раз, а потом можешь рассказать. Лучше это делать в городе и без шлема, могут засечь, тогда тебя точно расстреляют.
– Я поняла.
– Ничего ты на самом деле не поняла. Прости, но это так. Давай соберем твой заказ. Маршрут свободен, в этом поле патрулируем только мы, роботы ушли в другой район, – он помог собрать ей коробки в мешки, закрепил рюкзаки и сумки , туго подтянув ремни. Девушка была слабая, если бы он мог, то довез бы ее до входа, но этого делать было нельзя, расстреляют на месте без допроса. – Дотащишь?
– Дотащу, – Тома уверено посмотрела ему в глаза. – И не такое уже таскала.
– Ты молодец. Вы меня всегда восхищали, – Кондратьев вздохнул и, наклонившись к ней, шепнул на ухо. – Мы с тобой из одной и той же страны. Мы все одна страна, поняла?
Тома в ужасе смотрела на него, в ее голове завертелся страшный вихрь мыслей. Сержант поймал девушку, когда она стала оседать на пол.
– Это неправда! Это же неправда! – слабо закричала она.
– А ты проверь, подумай. Откуда все эти лекарства, откуда твой шлем знает все, кто все это делает? Мы с тобой говорим на одном языке. Подумай, но не спеши с выводами, не отрицай.
Он взял стул и сел рядом. Достав из кармана пачку крекеров из червей, он протянул половину. Тома удивленно смотрела на него.
– Колбасы в сухпаек не дают, а то бы и ее показал, – хрустел крекерами сержант. – Ешь, ваши, узнаешь?
– Да, вроде наши, – Тома откусила крекер и замотала головой. – Зачем? Зачем так с нами?!
– Старайся не думать об этом, а то не выберешься. Как попадешь на свободу, поймешь, если еще захочешь это понимать.
Из аптеки они вышли вместе. Тома смело подошла к патрульной машине и потрогала ее. Из машины вышли Ваня и Саныч, они были без шлемов. Ваня удивленно смотрел на девушку, смело разглядывавшую его и грозного Саныча.
– Не забудь. Как соберешься, оставь письмо, – Кондратьев кивнул Томе.
– Я не забуду. Я ничего не забуду, – Тома надела шлем и кивнула ему.
Девушка побежала во дворы, ловко обходя преграды, и скоро ее уже не было видно.
– Задурил девчонке голову, да? – раздраженно спросил Саныч.
– Почему задурил? Разве правда дурит голову?
– Да не верю я в твою правду, – проворчал Саныч. – Тебе башку этот урка промыл, а ты и поверил.
– Поверил. Ты и сам сомневаешься. А этот урка поумней нас с тобой, – Кондратьев хлопнул по плечу Саныча, – ты просто боишься себе признаться.
– Вы о чем? – Ваня во все глаза смотрел на сержантов.
– Тебе не надо этого знать. Тебе домой еще возвращаться. Не бери в голову, не надо, – по-доброму, ответил Кондратьев. – Видел, какие у них смелые девчонки?
Ваня закивал, а Саныч довольно крякнул. Они сели в машину, Кондратьев проверил сообщения, переключив шлем на панель. Система требовала от него рапорт, почему он вышел за защитный контур без оружия и шлема.
– Получишь на базе, – заметил Саныч.
– В первый раз было страшно, а сейчас пусть они боятся.

17
Монета последний раз блеснула на солнце и с тоскливым звоном упала на бетонное кольцо колодца. Мордвин ловко подхватил ее, не дав пропасть в черной бездне. Детская игривая улыбка отразилась на его лице, скрыв тень основного я. Он жмурился на солнце и продолжал играть, подбрасывая отполированную до блеска монету и ловя над колодцем. В этой игре было все, что он любил – азарт, риск и детская уверенность в своих силах, когда все зависит только от тебя. Шлем и автомат лежали в пыли, брошенные далеко от колодца, больше напоминавшего шахту первых ракет индустриальной эры.  Никто не знал, что находится внизу, сколько ни старались измерить глубину, понять, что может быть там, ничего не получалось. Пускали туда и дронов, но они выползали помятые, а на видео ничего не было, кроме пустой черноты.
– Все играешься, – бросил ему подошедший Георгий Николаевич и поймал монетку.
– Отдай, – проскрипел зубами Мордвин и угрожающе выдвинул челюсть.
– Прирежешь? – Георгий Николаевич подбрасывал монетку, делая вид, что в любой момент может бросить ее в шахту. Он и, правда думал сделать это и посмотреть на реакцию.
– Ты со мной так не шути. Я же тебя за ней туда кину.
– Я не боюсь, и ты это знаешь, – Георгий Николаевич щелкнул пальцами, и монета отлетела прямо Мордвину в ладонь. Он увидел все, что хотел, и испытывать дальше этого костолома не имело смысла.
– Сука ты, товарищ Жуков, – прошептал Мордвин и, спрятав монету, благодушно улыбнулся. – Что прикажете, начальник?
– Тащи первый ящик с фруктами.
– Будем испытывать? – оживился Мордвин.
– Будем, только передай там, чтобы патруль к нам не пускали.
– А они и сами сюда не пойдут. Все нормально, как надо, мы всем и все уже объяснили – это наша территория.
– Не вся, а надо, чтобы вся была.
– Я готов, когда начинать? – Мордвин выдвинул черный клинок из рукава.
– Зубочистку свою спрячь для девочек. Двигай за фруктами.
Мордвин скрылся. Оставшись один, Георгий Николаевич прислушался к ветру, долго следил за облаками, убегавшими вдаль отсюда. Где-то там далеко прольют они липкую от копоти влагу на мертвую землю. Он был в тех местах один раз, когда их этапировали в насквозь пропахшем мертвечиной поезде. Солнце, казалось, отворачивалось от этого места.
Он подошел к шахте и заглянул внутрь. Что-то позвало его к себе. Он знал, что если очень долго смотреть вниз, то тьма постепенно начнет входить в сознание, наполнять тело болезненной черной прохладой. Пять лет назад он почти шагнул вниз, уже стоял на краю и ждал, когда его позовут. Но его не позвали, сильный порыв ветра оттолкнул его. Шрам от удара головой о бетон до сих пор ныл, но зато он понял, что должен сделать. Нет, он не верил ни в какие божественные силы, тем более не верил в судьбу. Он просто понял, почему он еще жив, и почему он здесь, а откуда пришло, или кто надоумил – это отговорки для трусов, которые всегда ищут виновного, кто приказал, кто заставил.
Мордвин притащил  громоздкий металлический бокс. На вид этот ящик весил много, обычному солдату не справиться, особенно если закинуться дурью перед работой. Мордвин нес его на плече, часто переставляя, было видно, что ему тяжело, и он терпел, стиснув зубы и громко дыша. Георгий Николаевич отвлекся от созерцания мертвого поля перед собой, позади него в трехстах метрах начинались первые склады и укрепления военной части. Он посмотрел на Мордвина, пожал плечами и отвернулся обратно к безжизненному полю.
Раньше, если верить картам, здесь шумел густой лес, в котором водились олени, кабаны и волки, а от зайцев и лис прохода не было. Лесные жители охотно приходили в город покопаться на мусорках или выпросить у людей что-нибудь. Бескормица наступала уже с января, и на границе с городом устраивали кормушки, которые со временем переносили все глубже в лес. Теперь же это была черно-свинцовая земля, выровненная до щербатого, покрытого язвами лица мертвого старика. Георгий Николаевич пытался представить себе, как все было раньше, и не мог. Как не мог увидеть в развалинах города приметы прошлой мирной жизни – все было стерто, отодрано с неистовостью неофита, карающего грешников, дочиста, до пораженной псориазом кости, еще державшейся, но готовой рассыпаться в любой момент.
– Почему тележку не взял? – Георгий Николаевич посмотрел на бледное лицо Мордвина.
– Ну, нет. Эти роботы все фиксируют, а я не хочу, чтобы кто-то знал, что и куда я повез.
– Все равно узнают. Камеры здесь давно не работают, но за всеми не уследишь. Хуже камер только скучающий дурак с отличной фотографической памятью.
– Дураков хватает, но вот с памятью ты погорячился, Георгий Николаевич. Эти дебилы скоро забудут, как их матери назвали.
– Сам-то помнишь, свое имя?
– Помню, не подловишь. Но оно мне больше не нужно – тот мальчик умер уже много-много лет назад, – Мордвин посмотрел на небо и резко выдохнул, сбивая с одеревеневших мышц накатившую усталость. – А ты чего там увидел? Неужели к нам враг движется?
– Если бы. Было бы интересно посмотреть на наших генералов, как бы они забегали в этом случае. Но этого не будет.
– Почему? Вот на политчасе как раз объясняли, что враг у самых рубежей, готов сделать шаг и переступить границу, вторгнуться на нашу СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ! – последние слова Мордвин проорал, подражая визгливому голосу политрука. – НЕ ДОПУСТИМ! ЗАЩИТИМ НАШУ РОДИНУ! ОТСТОИМ НАШУ СВОБОДУ!
– Не думал, что тебе настолько скучно.
– Да, скучно. А там весело, зря не ходишь, – Мордвин открыл ящик и покопался в ворохе опилок. В руку легла тяжелая граната, но доставать он ее не стал, наслаждаясь тяжестью сокрытого. Было в этом что-то из далекого детства, когда пробираешься туда, куда тебя все время не пускали, и берешь заветную вещь, толком не зная, зачем она нужна.
– Ты прямо как ребенок, – неодобрительно покачал головой Георгий Николаевич. – Обдолбался?
– Обижаешь, Георгий Николаевич. Я же не употребляю, ты это знаешь. Просто настроение хорошее, вот и солнце сегодня большое и яркое. Сейчас же лето или как его там называют.
– Лета здесь не бывает. Раньше было, а сейчас только осень осталась.
– Это я так спросил, не бери в голову. Мне все равно, что и когда – важно только,  где я сам. Что будем делать?
– Испытывать,– Георгий Николаевич кивнул на колодец.
– Так ничего ж видно не будет, – огорчился Мордвин и с тоской поглядел в поле. – А я думал, прикажешь метнуть. Я в роте был первым по метанию гранат.
– Я помню твое дело. Те, кто выжил, тоже помнят твой талант.
– А там никто не выжил. Слушай, Георгий Николаевич. А что там внизу? Может, ракета? Мы ее гранатой, а она рванет!
– Ракеты там нет. Судя по фону, там склад отходов.
– А ты померил? – Мордвин с недоверием посмотрел в колодец. – А чего роботы не засекли?
– Я зонд опускал на тросе, роботы туда не полетят, их программа не пустит.
– Ты меня каждый раз удивляешь. Вот мне бы это в голову никогда не пришло. Ладно, пускай так. А как мы узнаем, сработала граната или нет?
– Узнаем. Она так глубоко не улетит.
– Ладно, понял. Точнее не понял, но тебе виднее. Я с тобой как в школе, постоянно чему-то учусь.
– А ты в школе учился? – в свою очередь удивился Георгий Николаевич.
– Пришлось. Вот не хотел, а все равно что-то в голове оставалось. Хотел спросить, а чего тебя генералы вызывали?
– Потом скажу, давай испытаем.
Мордвин выложил на плите три гранаты. Сразу было видно, что они самодельные: разные по размеру и исполнению, две в стальном корпусе, а одна в пластиковом. Мордвин повертел пластиковую в руках.
– А зачем в пластике? Чтобы рамки не засекли?
– Да, там термостойкое стекло внутри.
– Ого, вот же дрянь какая, – с уважением сказал Мордвин и аккуратно положил гранату на бетон. – А они не рванут сами по себе? Наши-то точно не рванут. Там пока команда не придет с общего контролера, запал не высвободится.
– Не рванут, пока не взведешь. Механизм