Волонтер

Мирона, тут же получив от него удар в ухо. Мальчик всхлипнул, но отвечать не стал, лишь отсел и обиженно смотрел на всех. Никто за него не заступился.
– Петя твой старый дурак. Мы еще посмотрим, кто он по национальности, когда переберемся на Большую землю. Там всех распознают и накажут, кого положено, – прошипел Мирон. – А будешь мне его уроки наизусть цитировать, так я тебе все зубы выбью.
– Неправда! – вдруг возразил мальчишка, получивший в ухо. Он был ниже и слабее Мирона, но бросился на него, успев хлестко врезать ему по шее. Их растащили, а  мальчик, получивший по зубам, плевался кровью и шипел.
– Неправда! Петр Николаевич всегда говорит правду! Это ты врешь! Ты врешь!
– Сопляк! – свирепел Мирон, потирая саднившую шею. – Я тебе днем задам! Всю морду исполосую! Ты лучше вали отсюда в город, понял?!
Даша услышала шум в соседней комнате. Мальчишки редко дрались по ночам, обычно решая споры днем после уроков. Она слезла с подоконника, сонная, еще не до конца вернувшаяся на землю. Даша каждую ночь смотрела на звезды и мечтала улететь на другую планету, где нет ни войн, ни бомбежек, ни стрельбы, ни людей. Когда ее нашел в городе Булат и привел в этот дом, вместе с другими малышами, сбежавшими из убежища, так и не ставшего для нее домом, Даша поняла, что хочет жить с роботами, чтобы не было людей. Она не хотела уезжать из города на Большую землю, о которой мечтало большинство детей. Даша готовилась стать проводником, как Булат и Катя, она же смогла. Даша завидовала Кате, поэтому они часто ссорились, один раз даже подрались.
Прислушавшись к потасовке в спальне мальчишек, она пожала плечами и пошла к кровати. Спать хотелось и не хотелось, голова лопалась от мыслей, а тело требовало сна. Не глядя, Даша легла в кровать и почти мгновенно уснула. Разбудило ее странное ощущение, будто бы по голове что-то ползет, холодное и липкое. И это что-то заползает под пижаму, лезет по ней, желая залезть в уши и нос. Сон некоторое время пытался построить невообразимую картину, желая объяснить эти странные ощущения, но быстро сдался. Даша вскрикнула и вскочила с кровати. Кто-то из девчонок зажег свет, и ее соседки закричали вместе с ней – по подушке, простыне ползали черви. Большие, отвратительные коричневые щупальца вылезали из пододеяльника, сползали на пол. Червей оказалось так много, что девочкам чудилось, будто бы они везде.
В спальне мальчишек кто-то гоготал диким голосом. Дежурная нерешительно стояла с ведром и щеткой, визжа, как и все остальные, когда червяк приближался к ней. Дашу очистили от червей, она кричала до сих пор, не в силах успокоиться. Она очень боялась червей, память пока еще берегла ее, не напоминая, что значила эта шутка.
К девочкам прибежали дежурный, Коля и Заур. Они стали собирать червей руками. Для Заура и Коли дело было привычное, за плохое поведение их в детсаде отправляли работать на ферму. Скоро всех собрали в два больших ведра. Коля задержался у выхода, пристально смотря на Дашу. Она его не видела, бледная, дрожащая от ужаса. Заур подтолкнул Колю, шепнув, что он ей сейчас не поможет. Коля вышел, отнес червей в туалет и спустил в унитаз. Также поступил и дежурный, нести их на улицу не хотелось, тем более Володя говорил, что так можно делать.
– Там Мироновская банда веселится, – сказал Заур, закрыв дверь в туалет.
– Да, они там что-то замышляли, – подтвердил дежурный. – Стрелку мне забил на завтра.
– Это он сделал! Точно он! – Коля весь побледнел от гнева. – Он ответит за это.
– Ответит, но давай сначала все узнаем, – Заур сжал плечо друга. – Я с тобой, но надо знать точно.
Дежурный долго чесал голову, его недавно постригли почти наголо, и голова очень чесалась. Он пытался что-то вспомнить, но не мог.
– Заур, а это что-то значит, да? Мне что-то брат объяснял, когда я еще в убежище был. Мы жили на 72-м поле. Там какой-то женщине также сделали, она потом повесилась.
– Это оскорбление, такое нельзя прощать, – ответил Заур и толкнул Колю в плечо. – Не время, завтра разберемся.
– А что за оскорбление? Меня маленьким мама вывела, я не знаю, – дежурный вздохнул, любое воспоминание о маме и папе сжимало его сердце. И почему он не мог остаться с ними? И почему папу увели те люди в серых одеждах, а мама возвращалась с синяками на животе и ногах?
– Рамиль, если женщине или девочке положить в постель червей, то так ее понижают до шлюхи. Она никто, ее можно бить, с ней можно делать все, что угодно, – объяснил Заур.
– А кто такая шлюха? – недоуменно спросил дежурный. Заур и Коля пожали плечами в ответ. Послышался громкий голос Володи, и дежурный поспешил выйти. У двери он повернулся. – Ребята, я с вами.
Коля и Заур кивнули ему. Заур еще раз ткнул кулаком в плечо Коле, чтобы тот успокоился.
– Ты не устала? – Катя вошла на кухню с ящиком белковых сублиматов. Даша усердно чистила большую кастрюлю, часто вытирая пот со лба. – Давай я доделаю, а ты иди, поспи. До ужина еще три часа.
Даша отрицательно покачала головой, сжала губы добела и стала сильнее тереть дно кастрюли железной губкой. Прошлая смена спалила рагу из сублимированных овощей и фасоли, переборщив со специями, высыпав втрое больше молотых тараканов. Из рациона тараканов выводили последними, организм требовал этот энергетик, на который с детства подсаживали всех жителей убежищ. Подземные люди привыкли считать, что этот острый, порой даже едкий вкус жареного таракана, и есть сам таракан, не зная, да и не желая знать, какие вещества используют при его жарке. Кто и когда придумал, было неизвестно, но выброс энергии помогал организму бороться с неизбежной депрессией, фоном преследовавшей каждого, кто жил под землей. Желая отделаться от мрачных и слишком глубоких мыслей, жители подземелья подсаживались на этот наркотик, и как бы долго не жил ребенок в детдоме, как бы ни долго принимал он правильную пищу, эффект отмены был слишком тяжелым. Дети заболевали, раскрепощенная депрессия подавляла все желания, развивалась ползучая пневмония, а за ней психозы, драки, растущая ненависть друг к другу и к себе.
– Я ей уже много раз предлагала. Она боится идти спать, – сказала девочка у плиты, она готовила суп с очень важным видом.
– Она не хочет с нами разговаривать, – подтвердили другие девчонки, работавшие у большого стола. Они взвешивали сублимированные продукты, раскладывая овощи и белки по чашам, каждая из которых была пронумерована. Все на кухне имело строгий порядок, а нумерация посуды позволяла легче запоминать последовательность действий. Инструкция оставляла пространство для творчества, можно было поменять продукты или изменить технологию приготовления, поджарить крупу перед варкой, добавить специй и многое другое, была бы фантазия.
Катя редко дежурила на кухне, в основном на подсобных работах или на мойке. Она без злобы завидовала Даше, умевшей приготовить по-новому, и надоевшая будничная еда становилась вкусной. Вместе с Витой Даша училась печь пироги и год назад, на день рождения детского дома, дети знали, что на самом деле это день рождения жены Петра Николаевича, испекла огромный торт. Если бы кто-нибудь с Большой земли его попробовал, то скорчил бы недовольную гримасу и не стал бы есть, но для детей, выросших в подземелье, торт был самым вкусным, что они когда-нибудь ели.
– Ладно, отстанем от Даши. Я бы тоже ни с кем не хотела разговаривать, – сказала Катя, собирая мусор в пакеты. Катя терпеть не могла, когда на кухне копился мусор, а дежурные выбрасывали его в конце смены. – Даша, а почему ты не написала жалобу в суд?
Даша замотала головой и взялась за вторую кастрюлю. Катя забрала пакеты и вышла. Вернувшись, она забрала чистые кастрюли у Даши и поставила на полки сушиться.
– Даша, ты же знаешь, что надо написать жалобу в суд. Петр Николаевич его специально и создал, чтобы мы не передрались, – Катя взяла Дашу под локоть и повернула к себе. Они смотрели друг другу в глаза, Даша начинала бледнеть, не то от злости, не то от обиды, в глазах набухали слезы. Катя сделала вид, что не видит и первая отвела глаза. – Даша, я знаю, что ты задумала. Но бежать некуда, понимаешь?
Катя последнюю фразу шепнула ей в ухо, доверительно улыбнувшись. Даша вырвалась и схватилась за очередную кастрюлю.
– Даша, некуда бежать. Там ничего нет, и ты это знаешь. В убежищах тебя будут пытать, а потом расстреляют, как шпиона и диверсанта, – шептала Катя, не выпуская ее локоть. – Напиши жалобу. Хочешь, я напишу за тебя. Я имею право так сделать.
– Нет! – громко воскликнула Даша и вырвалась, уйдя в дальний конец кухни. Она делала вид, что выбирает специи в шкафу, но на самом деле ревела, задыхаясь и захлебываясь от слез, боясь, что кто-то ее услышит. Катя подошла к ней, повернула к себе и крепко обняла, применив всю силу. Даша упрямо вырывалась, сдавшись и заревев в полный голос.
– Закройте дверь, чтобы никто не входил, – скомандовала Катя. Девчонка у стола побежала к двери, и что-то услышав, вышла из кухни. – Дашенька, ты же знаешь правила. Ты должна написать жалобу, или это сделаю я. Если ты против, то напишешь на меня, но потом. Я готова получить штраф.
– Прекрати, – прошептала Даша и недоверчиво буркнула. – Чего ты так беспокоишься.
– Не знаю, – Катя пожала плечами и, что есть силы, сдавила Дашу в объятиях. Девочки засмеялись, и Катя отпустила Дашу. – Наверное, чтобы тебя позлить.
– Ага, похоже, – улыбалась Даша, вытирая фартуком слезы. Она громко высморкалась и гордо посмотрела на Катю. Катя повторила ее гордую позу, еще выше задрав нос, для пущей важности выпятив нижнюю губу.
– Там Мирон Колю бьет! – закричала девчонка, вбежав на кухню. – Там в саду драка, ребята уже стенка на стенку собрались!
Даша схватила с полки большую скалку, но Катя вырвала ее, кинув на стол.
– Не смей, только хуже сделаешь, – строго сказала Катя, Даша недовольно взглянула на нее, но спорить не стала.
Драка была на веранде. Подобно древнему театру, актеры бились на потеху публике, облепившей круглую сцену. Кто-то смотрел с жадностью средневекового зрителя, толпившегося на площадях в дни публичных казней, кто-то боялся, но не мог оторваться, кто-то был готов вступиться, защитить, если драка окажется нечестной. Столетия цивилизации были отброшены назад к истокам, дети, движимые родовой памятью, зверели, повинуясь инстинктам.
Коля падал после каждого удара, но тут же вскакивал и бросался на Мирона. Мирон удачно залепил мальчику в оба глаза, и Коля уже плохо видел, глаза опухали, из рассеченной правой брови текла бордовая кровь, зубы ныли от ударов, но тело рвалось в бой, и кулаки все чаще достигали цели. Мирону тоже досталось, хотя он был и выше, и сильнее Коли. Коле удалось сломать ему нос, и Мирон то и дело трогал его, вскрикивая от боли. Мирон изловчился и врезал Коле ногой между ног, а когда мальчик упал, стал избивать его ногами.
– Э-э-э! – загудела толпа, бой пошел нечестно.
Заур и Рамиль набросились на Мирона, повалили его на пол лицом вниз. Мирон кричал, звал своих дружков на помощь, но никто не решился выйти. Куда-то улетучилась звериная решительность, дети со страхом глядели на неподвижного Колю, сжавшегося в комок. Последние удары Мирона пришлись в голову, и Коля отключился.
– Разойтись! – скомандовал Володя. Вместе с Полиной они принесли носилки,