УЗОРЫ ЖИЗНИ Лирико-эпическая повесть.

Порежешь, насушишь и всю зиму суп варить с моими грибами будешь.
Подала старушка ей пятитысячную, побежала та разменивать купюру и что-то нет и нет её. Уже и покупательница, опершись на костыль, ищет ее взглядом, пальцами по прилавку нервно постукивает, да и мне, грешным делом, подумалось: «За такие деньги может оставить своё ведро под прилавком и кинуть бабульку». Но тут же перечеркнула эту гадкую мыслишку: «Нет, такие не кидают». И вернулась моя соседка. Отдала сдачу своей покупательнице, перекрестилась, посовала пожитки в ведро, пожелала мне распродаться, я отсыпала ей ежевики в мешочек, на что  она замахала руками: «Да не надо! Я куплю», но улыбнулась:
- Ладно, возьму... для сестры, для её тройки цельной.
И, взглянув благодарно, бережно положила мешочек с ягодами в ведро и растаяла в базарной пестроте.
 
Да нет, не только о себе пишу, многих, кто хоть чем-то зацепил, «удержала» в своих записках.
Но как-то сузился мой круг, - редки встречи, хотя и не угасает желание цепляться взглядом, прирастать душой, и порою на улице так хочется подойти к кому-либо… Как вчера, к старику, одиноко сидящему на лавочке в сквере, - ведь столько годов за его плечами!.. мог бы рассказать о жизни, о том, что не даёт покоя и теперь, но… Но что-то удержало, остановило.   
 
Теперь слева от меня торгует овощами полненькая, симпатичная молодайка, да и на прилавке у нее всё чистое, свежее, - даже красивое, - и торгует бойко, так что разговаривать ей со мной некогда. А вот справа на освободившееся место пристроилась разговорчивая женщина с яблоками:  
-Тут-то я, из Мичуринского, - раскладывает свой товар горкой: - Яблок в этом году уродило! Все усыпали. Не знаю, и куда их только девать? - смотрит на меня весело и даже задорно: - Вот и приперла корзину целую. Жалко ж…
Торговать-то она, мол, не привыкла, но иногда начинала зазывать как настоящая торговка: «Покупайте яблочки, яблочки покупайте «Белый налив»! Сладкие, как мед!» Живет с сестрой и братом, - «Дом-то мать на двоих завещала», - вот теперь и яблони приходится делить… под своими-то она сегодня насбирала вот этих, а под ихними столько лежит!.. нет, сноха продавать не пойдёт!.. ох, как ленива, да еще и зла!
Её «Белый налив» сиротливо лежал на прилавке, поблёскивая желтоватыми бочками и, разогреваясь на солнце, зазывал покупателей заманчивыми запахами, но люди проходили мимо, поэтому, чтобы как-то утешить свою соседку, попросила у нее телефон и адрес, - «Приедем с дочкой, купим ваши яблочки сладкие, как мёд», - а она всё приговаривала:
- Приезжайте, приезжайте! Хорошеньких вам насбираю, не очень битых. Обязательно приезжайте!
 
Странно! После общения с такими людьми в сердце надолго поселяется нечто благостное и освежающее, - как «парфюм» после теплого летнего дождя. Почему? Не могу понять, но как же животворно ЭТО и очищает душу!
 
Уже ближе к двенадцати подсела старушка маленькая, полусогнутая и серенькая, как воробышек, вынула из колясочки, разложила на прилавке пучки пахнущего укропа, мяты, несколько головок чеснока.
- Почём его продають-то? - спросила.
По десять за штуку? Вот и она будет так же.
- А вот эти две головки и за десятку отдам, - решила, поразмыслив.
Я тут же прикинула: «Проезд в троллейбусе туда-сюда ей обойдется двадцать четыре рубля, а «товара» всего на пятьдесят... если продаст», а она спросила:
- Поместное уже собирали? - Да, собирали. - Когда уходить будете, отдайте мне ваш талончик.
И стояла в ожидании покупателей, опершись на прилавок, не затевая разговоров, а если спрашивала я, то отвечала тихо, кротко.
- Стоять вам тяжело, - посочувствовала я.
- Да, тяжело, но сесть-то не на что.
- А вы свою колясочку переверните, подстелите картонку и присядьте, - посоветовала.
- Да, хорошо бы, - согласилась.
Но пришлось сделать это мне, и она почти прошептала, взглянув когда-то голубыми глазами:
- Во спасибо-то, а то я не догадалась...
И сидела на своей перевернутой колясочке низко, так что из-за прилавка торчала лишь голова.
Где-то к обеду у моего «воробышка» купили всего лишь пару пучков укропа да головку чеснока, и я опять посоветовала: в следующий раз, мол, приносите наборы для засола с листьями черной смородины, вон, женщина напротив такими торгует и бойко берут. Согласно закивала головой.
Когда я уходила, то отсыпала ей пакетик ягод, и она тихо поблагодарила:
- Спасибо. Спасибо вам, что сесть помогли, ягодками угостили. С Богом.
И мне с грустью подумалось: «Встретимся ли снова?»
 
Образ этой старушки жил во мне несколько дней, потом начал таять, а вместе с ним из души выветривалось и чувство хрупкое, не очень-то и радостное, но Господи!.. какое же необходимое! Может, еще что-то, не открытое для себя, могла я увидеть, услышать, почувствовать в том «воробышке»? Нет, не знала. Да и задумываться над этим было некогда, - закружили дела семейные, - но иногда, среди хлопот вдруг, на секунду возникал её лик и душа успокаивалась, словно напоённая каким-то неведомым живительным бальзамом.  
 
И встретились мы с бабулькой снова! И опять она бережно раскладывала на прилавке свой «товар», - укроп, чеснок, мяту, - а еще два небольших кабачка.
- Сколько они весють-то? – сунула мне один.
- Килограмма полтора вот этот, - прикинула я: - А этот… чуть поменьше.
И снова, не приставая ко мне с разговорами, лепилась на картонном ящике, сосала помидор, купленный у соседки подешёвке, закусывала моей сладкой ежевикой, а к её кабачкам никто не подходил. Подумалось: «Может, отдать ей ягоды? Поди, побольше за них выручит». И предложила, но она, замахала руками и в глазах мелькнуло такое отчуждение, что я поспешила солгать: «Да Вы не так меня поняли! Просто мне к дочке надо идти, поэтому поторгуйте, пожалуйста, за меня, а я потом приду». И она согласилась, оставшись там, за синим прилавком, со своими кабачками и моей красивой ежевикой, а мне опять как же грустно стало терять из виду эту тихую, добрую старушку, - ведь не увидимся больше.
 
Размытые, смешанные ощущения ношу в себе, - радость и грусть. Почему? Но одно явственно: пообщавшись со своими соседками по базару, словно свежей воды из родника испила. Ведь от той же я земли, что и они, но отдалилась, оторвалась, - соткала вокруг себя иной мир. Так почему же тянусь к тем, кого покинула? Инстинкт всеобщности крестьянской? Не знаю. Но вспыхивают эти загадочные и смутные ощущения ярко. И согревают, наполняют душу хотя и томящим, но светлым чувством».
 
Там, позади, в седом тумане, -
любовь, заботы, дети, - жизнь.
Всё промелькнуло, как в романе.
Но память шепчет: «Оглянись!
Прими все радости и скорби,
со всем, что было, примирись,
и, возлюбя сиюминутность,
ни от чего не откажись.
 
У мистиков есть предположение: когда мы спим, наше сознание из привычной реальности перемещается в другой, чуждый мир, и мы получаем неожиданную возможность жить одновременно в материальном и астральном мирах, а это значит, что, получая какие-то знания, наполняясь космической мудростью, получаем способность черпать ответы на свои вопросы. Но так ли это? Может, сны - только преломлённая, искажённая реальность, как и этот, приснившийся мне после поездки на дачу.
 
«В небе висели лохматые тёмные облака, в нашей дачной стороне хмурилась синяя туча, на троллейбусном окне уже мелькали редкие дождинки, и мне подумалось: «Может вернуться? Может, завтра собрать последнюю клубнику?» Но нет, пересела и на автобус, а когда уже шла по своему короткому маршруту, - меж огородов, в ложок, через дачки, - вдруг повстречала небольшого лохматого черного пса. Стоял он на тропинке и при моём приближении даже не шевельнулся. Подошла, наклонилась, а он уставился на меня из-под нависших лохмотий глазками-пуговицами:
- Ты что... заблудился?.. или просто отдыхаешь? – попыталась разговорить.
Даже хвостом не вильнул и всё так же неотрывно смотрит… прилипчиво смотрит, недобро. Потянулась погладить… тихо рыкнул.
- Пошли со мной, - предложила.
Нет, словно застыл!
– Ну, тогда я ухожу…
И осторожно обойдя его по сырой траве, спустилась в ложок, но оглянулась: стоит!.. стоит, как приклеенный к тропке! И только, когда отошла метров на двадцать и опять обернулась, увидела: побежал!.. но пару раз брехнул мне вослед.
 
Пришла на дачу, собрала клубнику, надергала первой малинки… Хорошо-то как здесь! И дождь вылился где-то в стороне, и тучки улетели-растаяли, - только попугали, - но когда засобиралась уходить, то в той стороне, куда идти, снова небо омрачилось синей тучей. «Надо поскорее уходить, а то как раз попаду под дождь». И когда спешила через лесок, вдруг услышала за спиной быстрые шаги. Оглянулась. Почти нагонял мужчина! Вздрогнула, всплеснула руками...  а он пробежал мимо. Наверное, спешил к автобусу. А ночью – сон:
Я иду по лугу на живописнейший закат над рекой… но не любуюсь им, а оборачиваюсь и вижу поле, за ним - лес, но отсветов закатных лучей над ним почему-то нет, а висят почти черные тучи... И уже с кем-то иду по дороге, по обочинам которой вяло-зелёная трава, заросли кустов с увядшими листьями... но вдруг перед нами - огромная лужа с отражённым серым небом… и уже я в ней - по горло!.. хочу выползти, но меня засасывает, засасывает… Нет, самой не выбраться! Начинаю звать того, кто шел рядом… кричу, кричу, но никто не отзывается!»
 
Наверно, тонкое и глубокое восприятие мира дано только поэтам. А во мне подобное весьма ощутимо проявилось лишь в последние годы, - непроизвольное врастание в видимое, которое не только обогащает чувствования, наполняя их новыми красками, но и вызывает острое сожаление: ну почему такого не случилось раньше?  
 
«После нескольких дождливых дней - солнце! И кроны деревьев по-весеннему свежо и ярко красуются всеми оттенками зелёного. Бурное, торопливое обновление природы…
А под этим трепещущим, алкающим жизни благолепием, каждый день, опираясь на два костыля, расхаживается пожилой мужчина… Налетевший ветерок в веселых порывах-потоках полощет ветви ивы и когда улетает, они успокоено повисают нежными шафранно-желтыми гирляндами...
А он смотрит только под