УЗОРЫ ЖИЗНИ Лирико-эпическая повесть.

особенность своей профессии, - видеть перед собою открытое пространство, - поэтому, когда соседи высадили под его окнами деревца, то он как-то ночью их вырубил; а здесь тоже жили пенсионеры, она – бывший экономист, он - инженер-строитель и очень добрый, открытый человек, любивший работать на даче и одаривающий соседей плодами сада. Когда он неожиданно помер, то жена всё плакала и твердила: «Хочу, хочу к своему Лёнечке!», и её желание довольно скоро сбылось; прямо под нами, на четвертом этаже, жила молодая пара с прелестной голубоглазой девочкой, да и супруги были красивы, но через несколько лет семья распалась, - он изменил ей, она не простила и уехала с дочкой в другой город.
 
Вот таким, мой одноглазый сподручник, получился мой «венок из опавших листьев» памяти.
А сколько их было!.. тех, которых хочется вспоминать, пока окончательно не сокрыл их «цвет тлена» памяти, да и тех, о которых - не хочется, но они ненароком «пролетают» мимо, словно не желая уходить, ибо малыми частицами остались в моей душе, и то, какой она стала, зависело и от них».
 
Много ли путешествий было в моей жизни? Наверное, мало. Ведь при социализме утёвки за границу распределял Обком, и если доставались нашему Комитету по телевидению и радиовещанию, а кто-то из партийных коллег отказывался от них, то брала я (назывались горящими), поэтому и удалось съездить в Чехословакию, Венгрию, слетать на Шри Ланка-Индию, Армению (Джермук) и по той же горящей путёвке съездить на Домбай.
 
1986
«Ездили с дочкой на северный Кавказ.
В Невинномыск поезд пришёл вечером и поэтому в Домбай нас везли автобусом уже ночью. В темных окнах метались придорожные фонари, выхватывая пятна снега, мы маялись без сна и только часа через три, продрогшие и уставшие, подъехали к двухэтажному корпусу гостиницы, нас накормили, развели по номерам, и мы тут же ткнулись в подушки.
Когда утром, после завтрака, вышли на улицу, то ослепило яркое солнце, теплынь, бегущие с гор ручьи, а у дорожек прекрасные крокусы! И уже после обеда поднимались по подсыхающей лесной тропинке в горы. Снег островками прятался под деревьями, на проталинах ёжиками зеленела травка и пели, звенели птицы многоголосо, радостно, томящее! Вскоре меж крон замелькали синеватые пики гор, под обрывом заворковала речка. Сидели на камне, любуясь разлапистыми елями и призрачными вершинами, слушали серебристый голос речушки и в душе что-то трепетало, звенело под стать и этому воркованью воды, и этим радостно-озорным хорам птиц.
Потом снова поднимались всё выше, выше и вдруг неожиданно открылось кладбище альпинистов. Памятники еще тонули в глубоким, оседающем снегу и прямо у наших ног с черного мрамора улыбались нам совсем молодые лица.
- Ну, что ж, царство им небесное, романтикам, - сказала я и вдруг услышала:
- Вот и мои здесь...
Оглянулась. Позади стоял высокий седоватый мужчина в клетчатой рубахе.
И уже вместе с ним спускались к Домбаю, а Арнольд Вацлавич всё рассказывал и рассказывал о горах, называя пики, - он здесь всё исходил, излазил, и сейчас отдыхает километров за семь от Домбая, в Алибеке. И снова пели-заливались птицы, солнце серебром звенело и блистало в водах горной речушки и пьянил густой, дурманящий аромат весны.
 
В первый же день дочка научилась спускаться с гор ловко и быстро, да так обгорела на солнце, что покрылась пятнами.
- Ой, какая я стра-ашная! - воскликнула, взглянув вечером в зеркало.
Но всё же пошла в бар, и там какой-то «крутой мужик» угощал ее коктейлями и орешками.
- А я попрощалась с ним и ушла, - улыбнулась с гордецой: - так что наши ребята из группы даже гордились мной.
И потом один из них все дни не отходил от неё, но дочка только покрикивала на него, - он, видите ли, заикается. Когда возвратимся домой, он целую неделю будет звонить ей каждый день, пока она опять ни прикрикнет: «Всё. Не звони больше».
Хорошо просыпаться и видеть синеватые вершины! Но когда подъёмники приближали нас к ним, то притягательность гор исчезала и оказывались они просто заиндевевшими громадами льда от которых веяло холодом. Но при спуске... От проплывающих склонов, заросших елями и расчерченных просеками снежных лавин, - словно трещин, - становилось жутковато. Но и восторженно.
Почти каждый день поднимались мы к пологой поляне, распластанной среди сосен и гор. Ах, как же радостно было скользить на лыжах, падать, кувыркаться в ласковом, теплом снегу под холодным и строгим взглядом почти отвесных вершин, а потом спускаться к гостинице и снова падать, падать. И спалось после таких дней отлично, - будто погружалась в баюкающую, мягкую пустоту.Наш знакомый альпинист приходил к нам каждый день, и уже втроем бродили мы вокруг поселка, стояли на мостике над узкой, шустрой речушкой, а в небольшом сквере петляли меж старых, разморенных весенним теплом, елей. И было с Арнольдом Вацлавичем легко, просто. Жаль, что когда перед его отъездом зашел проститься, мы даже не угостили его чаем, - в магазинах ничего не было.
 
А вскоре уезжали и мы. Было раннее утро, деревца еще поблескивали изморозью, наш автобус юлил меж скал, ущелий, с каждым километром горы становились ниже, ниже и, наконец, разгладились, дорога прижалась к берегу скользящей меж валунов Кубани. И мы вдруг ощутили запах теплой земли, молодой травы, увидели квадраты чернозема, ярко-бирюзовой зелени.
А в Невинномысске всё уже заполонила весна и улицы розовели от цветущих вишен. В ожидании поезда бродили по улочкам, сидели во дворе пятиэтажки под деревцем, усыпанном желтыми цветками, ели пирожки с повидлом, запивали чаем из термоса, а на десерт щелкали вкусные семечки, купленные у бабули на уличном базарчике.
За окнами поезда быстро сгущались сумерки, но еще белыми пятнами мелькали выбежавшие на обочины оживающих полей цветущие деревца диких яблонь. Прогретый за день и напитанный лесными ароматами воздух втискивался в приоткрытое окно, наполнял купе, и в душу всё сплеталось не только в таинственно-радостное очарование весной, но и томилось грустью от удаляющейся сказки, которая, - наверное! - не повторится, и от которой останется лишь снежная память Домбая».
 
С годами всё чаще приходит ощущение быстротечности жизни, мелькающей некими слайдами, в которых, - увы! - ничего нельзя изменить. Но время дарит и преимущество, - находясь на его конечном отрезке, можно как бы со стороны взглянуть на эти слайды и открыть новую протяженность, которая поможет сделать неожиданные выводы.  
 
«Привет, Опп, привет, мой виртуально-вселенский! Хорошо, что снизошел и прилетел, а то казалось… Но не вижу тебя, только – глаза. И какие же они у тебя тёмно-синющщие, бездонные! У человеков таких не бывает. Но ладно, не о том хотела с тобой… А вот о чем. Для тебя сто лет всё равно, что миг, а для нас… Да ладно уж, не буду философствовать, знаю, что не любишь, а поэтому сразу – к твоим любимым фактам. И вот тебе - первый. Знаешь, железная дорога к моему родному Карачеву подошла в конце семидесятых годов прошлого… ой, позапрошлого века. Ну да, почти сто пятьдесят лет назад, и мама рассказывала, как моя бабушка еще девчонкой с подружками бегали смотреть на паровоз, а когда увидели, то бросились опрометью прочь… А потому. Приняли его за чудовище и думали, что за ними погонится… И к чему я тебе – это? А к тому. Не знаю, как там, на других планетах, а по нашей с названием Земля какими же шагами семимильными шагает прогресс! Ведь еще в начале прошлого века в деревнях вечерами сидели под курушками… Да это такой светильник из пузыречка с маслом и фитильком из льна. Так вот, сидели под курушками, а когда мой прадед первым купил семилинейную лампу на керосине, то мужики и бабы всей деревней приходили на нее смотреть: диво-то какое!.. свет-то какой яркий! Да и в городах только в двадцатых годах прошлого века вспыхнули первые электрические лампочки, а теперь... Помню, когда ночью летела из Индии самолётом, так то и дело под крыльями мелькали россыпи сапфиров – города мерцающие. Ой, да что я тебе – об этом, сам видишь, когда паришь. Слушай, а когда еще не изобрели электричество, и ты ночью пролетал над нашей планетой, то страшно было от её черноты?.. Да ладно, это я так… знаю, что подобных эмоций в тебе не пробуждается. Так вот, представляешь, в детстве, сидя на печке, слушала я радио, похожее на черную вьетнамскую шляпу, а телевизор черно-белый «Рекорд» появился только в семидесятых годах с одной программой, а теперь у меня – огромный экран с более чем двухсот цветными! И ведь прошло всего каких-то сорок лет. Вот теперь и скажи, куда, к чему мы так стремительно катимся, к чему летим?.. Молчишь. И скучно тебе со мной сегодня, да? Но всё же, побудь, пожалуйста, не улетай, я еще тебе фактик выдам... Не улетишь. Ну, тогда слушай.  Еще каких-то двадцать с лишним лет назад мы больше года стояли в очереди на подключение домашнего телефона, но с начала двадцать первого века мобильники замелькали в руках немногих, а теперь они и у детей. А Интернет? Кстати, Опп, может, что-то знаешь об этой всемирной паутине такое, чего мы не?.. И есть ли подобное в тех мирах, меж которыми порхаешь?.. Опять молчишь… и только смотришь гру-устно. Почему?.. Снова молчишь. А я хочу тебе… и о спутниках, ракетах. Опять же помню, как радовались с подругами, что Белку и Стрелку* в космос запустили!.. но и жалели бедных собачек. А было это… ну да, за год до полёта в космос первого космонавта Юрия Гагарина*. Потом летали и другие и даже на Луну американцы призем… прилунились. Да что Луна! Уже больше десяти лет посланная ими же ракета летит в поисках других миров и сигналы подаёт, подаёт. Кстати, не встречался с ней?.. Да шучу я, шучу. И что ты сегодня такой смурый? Устал или приболел?.. Да опять пошутила… чтобы встрепенулся. А изобретение атома? Еще семьдесят лет назад воевали автоматами, пулеметами, танками, а вскоре атомную бомбу изобрели и сбросили на японцев*. Ужас!.. Ну, наконец-то усмехнулся, но улыбочка твоя какая-то... Что, не веришь в могущество Человека?.. Опять молчишь. А технологии во всём остальном?.. новые машины, роботы, научные прорывы в исследовании строения молекул, физиологии человека. Опп, а нанотехнологии?! Ты представляешь, научились для людей запчасти в пробирках выращивать. Вот, к примеру, отщипнут от твоей селезенки кусочек и вырастят… ой, прости, у тебя же нет… Ну, наконец-то почти рассмеялся! И над чем… мы?..  Ну да, не разбираюсь в этом… ну да, не понимаю ничегошеньки, но ученые говорят и пишут, что за этим маячит наше светлое и прекрасное будущее… Опять ты… и эта твоя саркастическая… Что, разве не величественен Человек в своих порывах и достижениях, не идёт вперёд семимиль… Ой, а где же ты? Улетел. И не ответил… А-а, наверное, не знает,