Вместо лука арбалет облюбовал, к нему приохотился. Более грозное оружие, сноровистее с ним управляется. Пищаль тоже не в пасынках. Казаки Михаила Черкашенина приглянулись парню, у них уроки брал княжич. Добрый воин растет.
Михаил Иванович кликнул сына, он с готовностью тут же и вырос. Отец ласково потрепал по плечу Ванюшу, радуясь его стати, молвил:
─ Ступай за мной в горницу.
Отец и сын вошли в просторную чистую половину княжеского дома, светлую с многими окнами изукрашенными искусной резьбой, цветной и прозрачной слюдой, с иконами расписанными греческими мастерами, с камином европейского стиля и прямыми креслами, на оголовках которых золоченый герб черниговских князей Воротынских – Рюриковичей. В зимние церковные праздники, в торжества семейные здесь собирались родичи, духовенство, знатные люди города. Сначала трапезничали, а потом услаждали душу хороводами, удалой русской пляской под звуки балалаек, дудок, гудка, да песни заводили. На масляную неделю совсем недавно после катанья с горки на салазках, на лошадях. В среду-лакомку подавали гостям сладости и меда крепкие, блины горячие. Веселье в горнице – растворяй ворота, ибо тесно в хоромах, оно наружу просится. В пятницу завели тещины-вечерки, а в субботу золовкины-посиделки. Грянуло воскресенье – проводы веселые, целовальник.
В горнице княжич Дмитрий в красном расшитом серебром кафтане, в шароварах с ломпасами и сапожках сафьяновых, на боку сабелька. Шел ему пятый годок. Княгиня Елена в наряде праздничном в парче и жемчугах, платье струится в серебряных узорах, украшая молодую стройную фигуру.
Михаил Иванович, распростер руки навстречу сыну и жене, взор его загорел любовью и растроганный он молвил:
─ Наступает день разлуки, государь призывает отца вашего на службу. Князь Иван поедет со мной. Благословляю вас, дети мои, именем Господа нашего на благие дела, на здоровье, богатство, женитьбу и на служение отчизне и на многие лета, аминь!─ князь перекрестил каждого.─ Решил я ныне сына Ивана помолвить с Марией Репниной, сватов зашлю, как только на то милость государеву получу. Сокол наш уж вот-вот крылья расправит для брачного полета. Да и мне уж седьмой десяток лет катит. Не ровен час, споткнусь. Что скажешь, княгиня?
─ Бог с тобой, батюшка, в тебе сила молодецкая не убывает, я вся в твоей воле, только на Ванюшиной свадьбе вместе пировать будем. И в Москву ради детей готова ехать сею минуту за вами.
─ Обождем до лета, неуютно в Москве, все еще пожег крымский виден. Государь велел заселять столицу, да народ окольный не торопится. Жмется по своим уделам, безопасней и сытнее там.
Так снова шел неспешный разговор в семье прославленного полководца познавшего радость удач и горе невзгод. Горя всегда много, счастья же – мало, его много не бывает.
Не ведал полководец, что эти счастливые дни и часы для него последние. Молодая жена вскоре после его отъезда занедужит, сляжет в постель и больше не поднимется. У государя же созрел замысел, как потушить разгоревшуюся московским пожаром тягостную для него славу знаменитого воеводы.
42.
Федька Калина намыкался горя по чужим землям. Побывал в Литве, но не сыскал там славы и доходного места ни в войске, ни в делах купеческих, в какие ударился по совету своей избранницы. Промотал награбленные деньги и вернулся разбойником в свои земли. Выходил одинцом на большую дорогу, но удача не сопутствовала ему, и он подался в Одоев к отцу своему потомственному крепкому крестьянину, где и Федька поднимался и был замечен князем Михаилом да призван в стрелецкий полк. Волком в сумерках весеннего вечера пробрался задами на усадьбу. Долго прислушивался к голосам, убедился, что никого чужого нет, окликнул отца, управляющегося на дворе со скотиной.
Батюшка наслышанный о бегстве сына, его татьбе, встретил чадо сурово, не хотел впускать в дом, но мать-старуха узрела соколика и взвыла белугой, упала на колени перед мужем, прося его обогреть сына, накормить, расспросить о житье-бытье. Впустил шалопутного, но только на ночь. Федька с женкой-красавицей похлебал горячих щей, повеселел, повел расспросы о делах семейных, о братьях и сестрах, о князе Воротынском, о его здоровье, да нельзя ли к нему с повинной явиться?
─ Князь-батюшка человек государев, великую битву содеял с татарами, страх перед ним появляться по просьбе хозяйственной, о воре и разбойнике заикаться – срамно подавно, лучше в могилу ступлю!─ отстегал словами сына Калина старший.
─ Слышно в Перемышле сел, хворать стал князь-батюшка, все спиной мается, ─ вставила словечко в разговор мать.─ Кабы ты башку на плечах имел, у князя под рукой вырос бы. Опришна едва не разорила нас после твоего убегу. Господь помог, Митрошку в опричнину отдали, смиловались. Только царство ему небесное, сложил головушку Митрошка на войне свейской.
─Небось, знахарки ходют ко князю?─ спросил Федька.
─ А то как же, князю на ногах быть Богом завещано, государь изнова призвал его на большую службу,─ отвечал отец.
─Ладно, благодарствую за хлеб-соль, уморился в дороге, на полати дозволь, батюшка, забраться, как в детстве бывало.
─ Лезай, а утром – дух вон! От срама людского сгорю!─ отвечал отец.
Федька забрался с женкой на полати и долго шептался с нею о князе, о будущих делах разбойных, о том, как вымолить пощаду у самого государя. Утром отец рано поднял беглого сына и указал ему путь-дорогу через зады в лес. Ушел Федька с котомкой добра, при оружии. На опушке леса отыскал стреноженных пасущихся и оседланных коней, вскочил с женкой в седла и взял путь в Москву.
Разбойника Калину схватили государевы люди на большой дороге, хотели тут же вздернуть, но он взмолился:
─ Отведите меня в Тайный приказ, я знаю секреты про воевод, государя нашего извести хотят.
─ Кто такие, говори!
─ Не могу, только дьяку приказа или самому Малюте Скуратову молвлю.
─ Нет больше Малюты, аль не ведаешь?
─ В лесу сижу, откель мне ведать. Преставился?
─ Пал государев человек на приступе шведской крепости, сложил буйну голову от малого числа защитников.
─ Бог покарал за лютые пытки и казни бояр и князей,─ вырвалось у Калины.
─Но-но, за такие слова государь сам тебя на костре поджарит, как поджарил всех пленных шведов и немцев той крепости, где дух испустил его любимчик. Сам видел, как связанных в огромный костер бросали в месть за смерть Малюты. Вот как любезен был клеврет государю! А ты раб, станичник, язвишь. Язык вырву!
─ Грех, грех взял на душу, родимый, как же я без языка о секрете поведаю?
─ И то правда, оковать вора да в приказ свезти,─ сказал старшой,─ женку его тут же обесчестим и отпустим на все четыре,─ и сам двинулся к женщине, сидящей на земле у дерева.
─ Не подходи,─ вскочила она, выхватывая острый кинжал из-за пояса и подставляя его к горлу.─ Порешу себя!
─ Такая краса и рука не дрогнет?─ приостановился старшой.
─ Не дрогнет!
─ Зри, какая чертовка!─ молвил старшой, резко взмахнул плеткой, какой только что охаживал Калину, выбил из руки женки кинжал, плюнул, повернулся и пошел к своему коню, крикнул, садясь в седло,─ бросайте станичника в возок, а этой за смелость живота дарую.
43.
Весна 1573 года поцеловалась с летом и, попрощавшись последними знойными майскими днями, откатилась в прошлое. В деревнях наступило короткое затишье перед сенокосами, на Оке зашмыгали челны с рыбаками. Иные с сетями, иные с бреднями добыть на ушицу красноперку, язя, щуку, окуня колючего, гожего на уху и на жареху, а то и сига с налимом. Войско же придя на берег по росписи укрепляло перелазы, подновляло засеки, шла та обыденка, которая потом дает плоды свои. Под знамена берегового войска собраны соратники Михаила Ивановича. К себе в большой полк расположенный в Серпухове он ждал приезда второго воеводы славного по Казанскому взятию Михаила Яковлевича Морозова, в руках у него был тогда весь огнестрельный наряд осадный. Да что-то задерживался боярин, никак занемог, в годах уж, как и сам князь.
В правой руке в Торусе стояли Молодинские победители князья Никита Одоевский с Иваном Шереметевым. В левой руке, в Кашире, один из главных героев битвы, первым воеводой князь Андрей Хованский, а вот князя Дмитрия Хворостинина вопреки даровитости и надежды снова государь поставил вторым воеводой в передовой полк в Калуге. И совсем неприятно для Воротынского первым воеводой сторожевого полка расписан князь Василий Юрьевич Голицын. Михаил Иванович не помнит случая, когда бы сей вельможный князь попадал в полковую роспись берегового войска. Все больше в свите государевой, в войсках опричнины при делах его больших. Правда, был в трех городах поместным воеводой, по году в каждом. Воеводой быть для него – тяжкий крест нести. Береговое войско вовсе новь.
Михаил Иванович не опасался нынче сильного набега татар. В Тавриде стелется ропот от поражения равному Мамаеву на Куликовом поле, там голодно, разве от отчаяния соберется тьма, выскочит за Перекоп голодным волком, сторожи тут же донесут об опасности. Михаил Черкашенин с казаками на пути встанет. Казаков государь щедро наделил землей, снабдил зельем, огнестрельным нарядом, казной. Укрепляются казаки на тех наделах, своя пуповина, как ее не оберечь, справно несут службу по Уставу пограничной и сторожевой службы –детище князя Михаила по государеву слову. Не дойдут разбойники к обжитым землям, войско встретит басурмана на подступах. Посекут. Потому не в тягость ему вельможа-воевода. Одно опасно: может возникнуть зависть, местничество, так любимое государем.
И полководец, как в воду глядел: бил челом государю князь Голицын и не соглашался о месте службы своей и князя Воротынского, писал: «…князь Михайло Воротынский в большом полку, а я, холоп твой в сторожевом полку, и мне, государь, холопу твоему меньше князя Михайла быть невместно. Пожалуй меня, холопа своего, вели, государь, мне с ним, со князем Михаилом, в отечестве щот (счет) и суд дать…»*.
Государь уважил просьбу Василия Голицына, оставил без мест в том разряде обоих воевод писал князю Голицыну: «мы тебя пожалуем, велим тебе на Воротынского суд дать и велим вас в вашем отечестве счести. Писано на Москве лета 7081-го году, июля в 11 день»*.
Еще не созрела в голове государя мысль, что приближать к себе, управлять страной надобно не по родовитости, а по уму и таланту. Быть ли воеводой, дьяком в приказе, управлять думой или земством, вести казну или стройку городов, торговлю и другие государственные дела. Но уже намечалась эта линия в посольских делах. Иоанн видел, что никакая знатность рода не возьмет верх в тонких посольских интригах, если посол туп, не красноречив, не хитер, не гибок как в поведении своем перед иностранным государем, так и в искусной речи, достоинстве к себе, к сопернику, манерах держаться с величественной осанкой. Еще не решался он порушить вековечные традиции родовитости, хотя насажденная им опричнина явилась первым образчиком будущего, хотя и не в лучшем проявлении. Многие фавориты его не являлись родовитыми, но лично преданные бывали на первых ролях, однако многие уничтожены в пытках и казнях. Яркие примеры – Малюта Скуратов, личный палач государев; умнейший советник,
