отстояло независимость Родины от нового татарско-турецкого порабощения. Разгром подорвал мощь крымцев, и они уже никогда не помышляли о возврате былой славы, а русские границы отодвинулись далеко на юг, Дикая степь стала заселяться, превращаясь в житницу.
В Серпухове и в Лопасне не умолкая звонили в колокола, извещая миру о великой победе. В церквах отстояли молебен во славу победителя царского слуги, боярина, большого воеводы князя Михаила Ивановича Воротынского и его славного войска. В Новгород к государю были отправлены князь Данила Андреевич Ногтев Суздальский да сановник Алексей Григорьевич Давыдов с сеунчем, что крымский царь разбит наголову. Они привезли Иоанну две ханских сабли и два сагайдака с луками.
Князь Воротынский, как все его сотоварищи не знал, что государь, несмотря на смертельную опасность, глушил душевную тревогу в пирах, праздновал в эти тревожные дни в Новгороде свадьбу своего шурина Григория Колтовского, веселился в монастыре и топил… Впрочем, сошлемся на Новгородскую летопись: «Да того месяца июля в 29, вторник, женился в Новгороди царев великого князя шурин Григорий Алексеевич Колтовский…да месяца августа в 6 день, в среду, государю радость, привезли в Новгород Крымского лука два, да две сабли, да и сагайдака со стрелами Алексей Григорьевич Давыдов, князь Данила Андреевич Ногтев Суздальский сеунчи; а приехал царь Крымский к Москве, а силы его 100 тысяч и двадцать, да сын его царевич, да внук его, да дядя его, да воевода Дивей-мурза, ─ и пособи Бог нашим воеводам, князю Михаилу Ивановичу Воротынскому и иным воеводам московским. И побежал Крымский царь от них не путьми, не дорогами в мале дружине; а наши воеводы силы у Крымского царя убили 100 тысяч на Рожае на речке под Воскресеньем в Молодях. И того же дни в Новгороде звонили по всем церквам весь день в колоколы и до полуночи, и молебны пели по церквам и по моностырям всю ночь. А в 7 день, архиепископ Новгороцкый Леонид бил молебны в Софии Премудрости Божий, и приходили того же дни священницы с соборы своими, со кресты и с иконами, и царь православный и с царевичи был у молебнов…. Да того же лета царь православной многих своих детей боярских метал в Волхову реку с камением, топил.* Да того же месяца 9 в субботу, мурзу Дивиа привезли в Новгород ко государю жива; и государь мурзу приказал ко князю Борису Давыдовичю Тулупова, на бреженье, на улицу на Рогатицю».
Государь милостиво принял восторженных гонцов Воротынского.
Давно уж не видел Иоанн столь сияющие лики своих поданных, возрадовался, выспрашивал, как удалось одолеть малому войску несметную орду крымцев и ногайцев да турецких янычар с османской же конницей да нарядом огнестрельным? Как же эти заморские вои по числу во много превосходящие наших, наводящие ужас на всю Европу, биты наголову?! Посланцы вручили государю две сабли и два лука ханские, били челом от воевод хоробрых, которые всю славу отдавали Господу нашему и самодержцу Российскому. Челобитчики были красноречивы, улыбчивы, как свидетели и участники великой сечи, в подробностях изложили битву, длившуюся целую седьмицу с прихода царя. Иоанн умилялся и в благодарность в избавлении от своего страха пред разорителем земли русской, городов и деревень, назвал победу своего верного слуги, боярина, князя Михаила Воротынского знаменитой, велел звонить в колокола и петь молебен не умолкая, осыпал вестников и воевод милостями. Прислал на берег к боярам и воеводам с золотыми монетами Афанасия Александровича сына Нагого.
Несколько дней плененные татары убирали трупы своих соплеменников и складывали их в курганы, засыпая сырой землей. Павших русских витязей собрали и на поприще битвы в братской могиле предали земле. Полковые священники отслужили панихиду, полки стояли, сгрудившись с обнаженными головами, на лицах печать скорби, но и свет витал от сознания победы, не напрасных жертв сей великой брани. И долетел до слуха воинов далекий благовест с церкви Воскресение Христова, Лопасни и самого Серпухова в знак сей тризны. И хоть велики были расстояния, но Господь наш так устроил землю нашу, вдохнул в нее жизнь многоликую, что по живым жилам ее, с ветром чутким несло звуки колоколов, и каждый осязал нутром своим святое благовестие, воздавал славу небу и Богу. И понимал тут уж каждый, что сломана сила татарская многолетием висевшая тяжким ярмом, сброшена навсегда. И пусть же братья почившие знают: не зря отдана жизнь каждого, кровью окроплено южное порубежье, непреступное для любой силы диких степняков.
Уж заканчивалась тризна, как появились сначала люди конные – родственники погибших воинов, а следом на подводе вдовица молодая в траурном одеянии. Сошла, поклонилась воям и молвила:
─Вдова я Сени Головина, Весняна, мечтала увезти мужа своего к себе в вотчину, да знать не успела. Дозвольте мне приклонить главу свою пред могилой его.
Расступились воины, пропустили вдовицу, та упала ниц, и полетел к небесам плачь по усопшему.
«Что ж ты, сокол мой, сложил крылышки, да под спуд сырой земли пошел, а расправь же ты их широко, могуче, да взлети в поднебесье высокое, да взгляни на нашу землю-атушку, как хороша и мила она сердцу русскому со дубравами да озерами, со полями и реками; да лети над ней в поднебесье синем, присмотри удел для себя широкий, обильный бортями, лугами да нивами; и свей ты в том уделе гнездо прочное да просторное, да возьми к себе меня голубку светлоокую. В том гнезде вольном да и просторном нарожаем малых детушек, да и встанут они витязями крепкими, да ладными, да вскормим их с конца копья твоего острого, чем землю русскую оборонял ты; да твоя забота им отца милого, почитаемого; пустят сыны твои ветви широкие, да укроют мать-землицу от ворога, от зноя жаркого, и пойдет по земле их поросль буйная да и статная, люду местному пригожая. Да полетят благовест по земле свободной, да песнопенье сердцу милое!
А не бывать такому делу славному, коль головушку буйну сложил ты во полюшке бранном, да встать на ножки резвые ты не в мочь теперь. И я твоя голубица сирая с крылами подрубленными буду жить в печали траурной, и не цвесть мне маковкой яркою, а засыхать полынь-травою горькою.
Но обожди печаль-кручинушка не все тебе властвовать. Оставил сокол мой соколеночка! Уж вскормлю его грудью матери, полетит он в просторы широкие, воспарит над твоей могилою, и ударит в помин души твоей в грудь гуся-лебедя, чтобы справить тризну новую и совьет свое гнездо соколеночек, как мечталось; знай же, свет очей моих, муж мой суженый не задаром пролил ты свою кровушку. Да и встану я, мать дитя твоего, поклонюсь полкам в пояс низко, да пойду взращивать дитя малое…»
39.
Государь недолго оставался в Новгороде и заспешил в Москву со всем своим двором. Столица ожидала его, чтобы восславить за победу над ненавистными крымцами. Но прежде он написал гневное письмо шведскому королю Юхану III: «…ты распускаешь слух, будто я прошу мира!.. Спроси, что было хану крымскому от воевод моих! Мы едем ныне в Москву, а к декабрю будем опять в Великом Новгороде. Тогда увидишь, как царь российский и его войско просят мира у шведов».
Войска короля шведского сидели в Нарве, Ивангороде, Копорье и вместе со своим монархом трепетали от близости российских сил с мощной осадной артиллерией. Однажды в разгар ужина в конце июля королю доложили радостную весть:
─ Ваше королевское величество, Бог посылает нам свою помощь в виде храбрейшего варвара хана крымского Девлет-ирея, он вторгся в пределы земель московских с огромным татарско-турецким войском, а теперь стоит под Москвой не далее одного дневного перехода. Он вновь перехитрил воевод великого князя Ивана и грозится полонить его землю и сесть в русской столице!
Король Юхан не менее самонадеянный, чем царь Иван, и не менее грозен к своим подданным, воинственный государственник вытер губы салфеткой, встал из-за стола и прошелся вдоль сидящих вельмож. Они, затаив дыхание, ждали реакции своего монарха, ибо соседство с дикими азиатами пугали их более чем могущество Османской империи, захватившей юг центральной Европы. Россия же была и остается буфером между кочевниками, и, слава Богу, ни один швед не полонен татарами и не продан в рабство.
─Мы не будем восхищаться вторжением в русские земли легкомысленного крымского разбойника, стоит опасаться поддержки его султаном Селимом. Мы знаем, как страдает от набегов Польша и Литва. Движение наших интересов идет не только в сторону русских городов, но и в Ливонию и дальше на юг. С разгромом берегового войска Девлет-Гирей получит долгожданное: Казань и Астрахань, обложит данью Московию. Более этой конфузии русским нам бы не хотелось. Царь Иван будет вынужден ослабить свое войско на наших рубежах и оборонять южные вотчины, а мы разовьем успех. Боюсь, русского орла посадят в клетку!
─Блестящие мысли стратега!─ раздались голоса вельмож.
─Виват королю Юхану!
─Закажем панихиду по русской рати!
Сие событие шведский двор вспрыснул вином, и такие вести не мешали монарху сладко почивать. Традиция получать добрые вести за ужином длится вот уже много лет. Юхан с нетерпением ждал вестей об исходе вторжения хана. Они запаздывали. Король проявлял неудовольствие нерасторопностью гонцов. Но оказалось, что русское войско под началом одного из лучших воевод царя Ивана князя Воротынского дает затяжное сражение татарам с турками и бьет их огнем пушек и пищалей. И вот это оскорбительное письмо от русского царя!
─ Так что же произошло под Москвой?─ нетерпеливо спросил король, прочитав послание.
─Воевода Воротынский в семидневной битве наголову разбил Девлет-Гирея. Хан с жалкими остатками царского полка ночью бежал, едва не плененный.
Король шведский помрачнел. Не дай Бог, этот Воротынский появится с войском у наших прибалтийских рубежей.
─Народ славит князя-воеводу более чем царя Ивана,─ заметил вестник, ─ государь же очень мнителен, слава Воротынского ему как кость в горле.
─ Интересная интригующая мысль,─ заметил король и задумался.─ Нам ясно – впереди война с русскими.
Император «Священной римской империи» Максимилиан II уже не обладал тем могуществом среди держав Европы, как его предшественники. Однако он с интересом выслушал доклад военного префекта на основе записок о превращении Московии в имперскую провинцию, представленные тайным лазутчиком и опричником Генрихом Штаденом, в последствии вылившиеся в недурной план. Мысли этого человека заинтересовали. Силы Московии действительно подорваны бесконечными войнами, набегами татар, разгулом опричнины, мором и голодом. Решиться на такой шаг можно было бы при внутреннем спокойствии в империи, но куски ее территории стали отваливаться, и ничего с этим император поделать не мог. Тем не менее, он с интересом наблюдал за русским государством и государем, называющим себя третьим Римом. Этот Штаден советует поторопиться, пока Оттоманская Порта со своим вассалом не наложила вооруженную лапу на Московию. В середине лета император получил огорчительные вести: татары и турки воюют Русь. Они собрали рать, не уступающую Бату-хану, Мамаю. И наверняка покорят Московию,
