У высших животных развита целевая оценка другой особи, не обязательно принадлежащей данному виду, которую иногда снисходительно называют привязанностью, а на самом деле это - поведенческая модель взаимодополняющего партнерства, не имеющая ничего общего с унижением себя. Ярче всего это наблюдается в отношениях животных с человеком, который не сделал им ничего недопустимо плохого и которого они оценили, как такого взаимодополняющего партнера - практически на уровне, на котором используются модели их собственных частей тела, от которых они так же доверчиво не ожидают ничего плохого.
Собака сохраняет такое чувство на всю жизнь, не зависимо от того, чем она бывает еще увлечена и что с ней происходило: встретив после разлуки такого человека, она полностью воскрешает эти отношения и ее радость несомненна.
Но у людей, стоит им увлечься другим партнером в отношениях и старый уходит в прошлое, легко забывается. Возможно, здесь играет роль представления о конкуренции: мало кто хотел бы, чтобы его партнер разделял свою любовь с кем-то еще.
Собака сохраняет такое чувство на всю жизнь, не зависимо от того, чем она бывает еще увлечена и что с ней происходило: встретив после разлуки такого человека, она полностью воскрешает эти отношения и ее радость несомненна.
Но у людей, стоит им увлечься другим партнером в отношениях и старый уходит в прошлое, легко забывается. Возможно, здесь играет роль представления о конкуренции: мало кто хотел бы, чтобы его партнер разделял свою любовь с кем-то еще.
В нашей сегодняшней культуре постоянство отношений, не связанных с какими-то факторами благополучия, а просто - как взаимопризнание себя и партнера близкими, противоречит очень многим другим, по большей части прагматическим установкам. Например, чуть ли не с детства женщины задумываются, как удачно выйти замуж и готовят себя к этому, оправдывая тем, что нужны надежные условия для ребенка. Они мечтают о любви и, конечно, связывают условия выбора с ней, но это - только внешнее, романтизм "до замужества", в который они верят вполне искренне и поэтому очень естественно играют эту роль. Но на самом деле они выбирают не любовь, а, в первую очередь, личное благополучие и теряют все то, что выгодно отличает нас от примитива эволюционного уровня. Социальное развитие ребенка идет наперекосяк. В семье, где вдруг двое обнаруживают, что они - чужие люди, каждый из которых тянет одеяло на себя без малейшего учета интересов другого, без изначальной установки - что они - близкие люди и живут одной жизнью.В целом формула любви такова. Когда видишь потенциального партнера (ты сразу распознаешь это по признакам симпатичности), то возникает уверенность, что это - очень подходящий Вариант. Если Вариант выдает признаки того, что сам не против связи, то в голове возникает доминанта проблемы обладания: "Я начинаю с ним отношения". Ночью это провоцирует сны, где все, что было днем недодумано проигрывается "а если бы пошло все так...". Днем доминанта, чуть что, возвращает мысли к себе, и тогда все окрашивает ими, радостью, стрессом, заставляющим быть как можно лучше, чтобы Вариант видел твою безупречность. Это - начало любви.
Потом, во время контактов, общения, соприкосновений по разному поводу и в разных ситуациях, все что в результате оказывается соответствующим желаемому, подкрепляет доминанту. Отдельные небольшие промахи Варианта, которые не сильнее горящего в голове огня проблемы обладания, легко прощаются и, даже, вообще не замечаются. НО если вдруг какая-то неприятность окажется сильнее, очень важна и слишком неприемлема, то она может погасить доминанту за раз, - как холодной водой облить.
И вот, наконец, Победа! Обладание успешно достигнуто, “гештальт закрыт”, можно расслабиться, более не стараться и снова стать самим собой. У настоящих охотниц имеется по несколько Вариантов в рамках одной доминанты проблемы обладания.
Когда пройдет некоторое время, а новизна ситуаций будет исчерпана, все станет обычным, пусть даже очень хорошим, но не удивляющим, то влечение начинает снижаться. Это - критический период отношений. Важность отношений начинает определяться тем множеством совместных действий, которые всегда возникают при совместной жизни. Они во многом уже не осознаются, - настолько стали привычными. Люди во многом становятся взаимнодополняемыми как две руки: если вдруг другого не станет, возникает инвалидность, нехватка того, что было частью жизни, ломка, необходимость строить многое заново.
Если было много совместного, и если это было важно, если наработаны навыки совместных действий и взаимопользования (примерно как навыки взаимопользования правой и левой руки), то важность этого может конкурировать с теми неприятностями, которые неизбежны всегда и даже большие неприятности игнорируются, как это было во время влечения. Вот та планка, которая задает дозволенное в паре. Если неприемлемого много и это важно, то все начинает рушится. Если нет, — многое легко или не очень легко прощается или вообще не замечается, как досадная вонь от горящей помойки, пахнувшая из форточки.
Вывод для тех, кто желает, чтобы у его дальнейшей жизни был только один партнер и была любовь: в период безумного влечения нужно поверить другому без оглядки - так чтобы никогда и ничего в нем более не подвергалось сомнению. Потому что любовь и сомнения не совместимы. Если партнер не гнилой, он это увидит и оценит. Это - единственный случай, когда не стоит быть исследователем, а нужно просто верить. Если такое смогут оба, то все, они - там, на недосягаемой для других высоте.
Когда пройдет некоторое время, а новизна ситуаций будет исчерпана, все станет обычным, пусть даже очень хорошим, но не удивляющим, то влечение начинает снижаться. Это - критический период отношений. Важность отношений начинает определяться тем множеством совместных действий, которые всегда возникают при совместной жизни. Они во многом уже не осознаются, - настолько стали привычными. Люди во многом становятся взаимнодополняемыми как две руки: если вдруг другого не станет, возникает инвалидность, нехватка того, что было частью жизни, ломка, необходимость строить многое заново.
Если было много совместного, и если это было важно, если наработаны навыки совместных действий и взаимопользования (примерно как навыки взаимопользования правой и левой руки), то важность этого может конкурировать с теми неприятностями, которые неизбежны всегда и даже большие неприятности игнорируются, как это было во время влечения. Вот та планка, которая задает дозволенное в паре. Если неприемлемого много и это важно, то все начинает рушится. Если нет, — многое легко или не очень легко прощается или вообще не замечается, как досадная вонь от горящей помойки, пахнувшая из форточки.
Вывод для тех, кто желает, чтобы у его дальнейшей жизни был только один партнер и была любовь: в период безумного влечения нужно поверить другому без оглядки - так чтобы никогда и ничего в нем более не подвергалось сомнению. Потому что любовь и сомнения не совместимы. Если партнер не гнилой, он это увидит и оценит. Это - единственный случай, когда не стоит быть исследователем, а нужно просто верить. Если такое смогут оба, то все, они - там, на недосягаемой для других высоте.
Так ли труднодостижима взаимная любовь? Нет. Вот у лебедей – это запросто и типично. Дело не в трудности, а в понимании и стереотипах культуры. У новичков на скалодромах бывает: смотришь на стенку и не веришь, что на нее возможно забраться, потому как зацепок почти нет, до верха очень высоко. Но вот одна нога упирается в шероховатость так, что другая уже дотягивается до верхнего выступа, получается распор, и тело поднимается туда, откуда уже доступно гораздо больше. То, что казалось невозможным, становится достижимым с этой новой высоты. Вот так же, пока не достигнешь определенной высоты в отношениях, многим кажется непонятным или даже невозможным то, что возникает потом как бы само собой. И предвидеть то, что получится нельзя, хотя можно очень даже сознательно направлять в желательное, если понимать формулу. К сожалению, понимать формулу одному, без партнера - недостаточно.
Деменция
В статье о деменции (fornit.ru/40983) показана неизбежность состояния все большего преобладания в поведении автоматизмов и все меньшее число моментов осознания и, тем более, осознания на уровне творчества. Это означает, что даже если нет никаких патологий в мозге и метаболизме тела, то состояние привычного бытия, почти не требующего осознания, неизбежно возникнет в случае неизменных условий.
Если человек изолирован в одиночной камере, то такое состояние достигается очень быстро. Все вокруг становится изучено досконально, нарастает стресс депривации, все более не хватает возможности полезного приложения физической и поведенческой активности, а весь накопленный опыт оказывается невостребованным и быстро утрачивается. Чтобы избежать этого некоторые узники начинают творить вымышленные миры и все более уходят в субъективные переживания. Счастливо найдя какое-то занятие, люди полностью и очень глубоко погружаются в него: они могут тщательно выделывать тончайшие цепочки из собственных волос, вытачивают фигурки из подручных предметов (я видел такую коллекцию тюремных поделок). И это им реально помогает продержаться. Те же кто отдается текущему бессмысленному существованию, очень быстро теряют человеческие качества, начинается деперсонализация и утрачивается сама возможность мыслить, как это бывает после лоботомии.
Так что, сказанное здесь актуально не только для пожилых, но и для любых людей, оказавшихся по какой-то причине в (само)изоляции.
Если был бы создан искусственный Мозг, равный по функциональности человеческому, то, оказавшись в условиях однотонной ситуации, он так же достиг бы полного автоматизма действий без моментов осознания, которое не требуется для уже найденных решений.
Можно было бы не придавать этому Мозгу важнейшей способности к дезадаптации и тогда после выхода из полностью привычной среды, такой искусственный организм вернул бы свою творческую активность достаточно полноценно. Но у людей функция дезадаптация работает очень эффективно (дезадаптация – это все те же механизмы адаптации, направленные к приспособлению к текущим условиях отсутствия чего-то) и все, что не используется, начинает быстро “оптимизироваться”. Так что если искусственный мозг эффективно адаптируется к состоянию обыденности, то он тоже должен приходить к последствиям утраты уже ненужных навыков.
Человек с возрастом теряет многие свои способности и возможности: мышцы, многие органы, метаболизм и т.п. начинают работать гораздо менее эффективно, не позволяя уже делать то, что раньше давалось легко. Это вызывает как стресс утраты (инвалидность), так и вынужденное ограничение по видам физической и психической активности (последняя сопровождает физическую активность). Этот стресс порождает доминанты проблем нарастающей немощи, что само по себе и стимулирует осознанность, но не приводит к каким-то желаемым результатам и поэтому оставляет негативный поведенческий контекст избегания того, что уже не удается совершить.
Как правило, из-за этого ограничиваются социальные контакты, еще более усиливая состояния изолированности и ускоряя процесс все меньшего использования функций сознания (раз нет новизны, то и сознание не нужно).
[left]С человеком, утратившим социально востребованные интересы, становится не о чем говорить: просто нет актуальных тем для обсуждений. Это – обычная ситуация отношений с ближайшими, но более молодыми родственниками, включая детей. Они не теряют чувство близости и желания помочь, но просто не понимают, как это сделать, кроме оказания симптоматической помощи как растению. Они не понимают сути состояния изоляции, для этого не хватает эмпатии. Хотя если бы они взялись помочь временно изолированному (в тюрьме, больнице), то смогли бы придумать, как развлечь, как встряхнуть и не дать одичать. Им не приходит в голову, что именно изоляция и невозможность проявлять социальную активность, требующую осознанности, убивает человека. Потом они сами стареют и приходит прозрение: они тяжело переживают острую депривацию и