Грани

створки. Тишина, тишина… И нигде ни души. Только мягко падает снег, засыпая следы.

                                                              *

    А под этим снегом Женя с шофёром Сашей неслись обледенелыми шоссе, куда-то, где на карте обозначалось Псарёво, и где, вероятно, в старые времена были псарни и охоты, такое это было лесное и дикое место. И где там, среди псарней и охот, искать несчастную замерзающую Вику?! А если она уже замёрзла?! Женя, всхлипывая, без конца нажимала Викин номер – а звучали одни и те же роковые слова: «Абонент недоступен…» - и Женя начинала плакать, уткнувшись в меховые рукавички, да так, что у Саши сдавливало от жалости сердце, глаза были на мокром месте, и единственное, что удерживало его от страшной клятвы жизнь за неё положить – так это то, что через каждый десяток Викиных номеров Женя тыкала в номер мужа и сдавленно бормотала:
        - Дим… она опять не отвечает! С ней что-то случилось! Господи, что делать?!
        - Ты почему сама поехала?! – орал муж, - ты почему мне не позвонила?!
        - Но ты же не можешь уйти с работы… - жалобно лепетала Женя.
        - Не могу! – злился муж. – А только я уже еду! В это твоё дурацкое Псарёво! Откуда ты только название такое выудила…
        - Ты где?!
        - На 30-м километре!
        - А мы на 140-м!
        - Кто – мы?!
        - Мы с Сашей!
        - С каким ещё Сашей?!
        - С шофёром нашего начальника!..
    Из трубки захрипело что-то невнятное и психованное.
        - Димочка, - взмолилась Женя, утерев слёзы, - я только умоляю тебя! Не гони! Не превышай скорости! Такой гололёд! Саша только что едва в поворот вписался!

*

        - Ты, Блистание! Взойди в ясный круг под синим прозрачным сводом, исторгнув Пламя из глубин земли!
        - Я, Блистание, я ступлю в ясный круг под синим прозрачным сводом и воззову ко Пламени, и пригублю от взгляда его, и насытится дух мой, и умножатся силы… Я вижу  тебя, и говорю с тобой, ты, Светозарное! Я тут, ибо приложило ладонь к одной из дверей, и закрыло мир за собой, и ничто не вошло мне вслед. Да воссияет Пламя вo хрупкости своей!..
    Но тут Викторию Павловну сбило с патетики:
        - Ай! Опять эта маленькая паршивка кусается… еле держу!
        - Брось её, Блистание. Куда денется? Сейчас из недр земли вырвется Пламя, оно уж близко! Поторопится, зная про долгожданную жертву.
      Флавий Флегонтыч тоже не счёл обязательным выдерживать высокий слог:
        - Можно расслабиться. Теперь за нас работает неоспоримый факт. Девчонка здесь. Всего через несколько минут её природа станет природой алмаза. Потрясающего алмаза! Ну, может, не такого, как Коришма… Всё-таки, она ещё мала…
        - Ну, это ещё неизвестно! – парировала Виктория Павловна, - ты готов приписать всю славу себе! Это моя работа, и, уверяю, она будет не хуже! Да, мала - но ведь нынешних детей учат, развивают… Она много знает, и это притом, что человечья похоть совершенно не коснулась её в столь ранние годы… Она почти не испытала злобы, не ведает цинизма, в ней только любовь ко всем и очарование жизнью – что может быть чище и ярче?! Бриллиант чистейшей воды… А уж о физических задатках я и не говорю!
        - Могло быть лучше… - с сомнением покачал головой Флавий Флегонтович, - если бы подросла…
        - Могло быть и хуже! - уже с раздражением каркнула Виктория Павловна. – От людей не знаешь, что ждать. А этот… несчастный мститель на шнурке – он бы ещё придумал нам забот. К тому же, старикашка вмешался… Нет, всё получилось просто великолепно! Такое небывалое везение! Сама же дёрнула за шнурок! Нам выпала счастливая карта, радуйся!.. Интересно, каким он будет, мой алмаз?..
        - Ну, полагаю, со слабым зеленоватым оттенком… У неё ярко выраженные зелёные глаза… А может, цвет глаз и не скажется… Для дочки того упрямца решающим стал не цвет глаз… Пламени виднее!
        - Ну, где же Пламя?!
        - Вон-вон, клокочет! - с довольным видом приглаживая перья, Флавий Флегонтович обернулся к середине не столько обширного, сколько высоченного зала, чей свод терялся где-то в полумраке, - уже шипит и поднимается… я чувствую восходящий жар… Сейчас оно раскроет ей глаза… От Пламени нельзя спрятать глаз – оно раскрывает их каждому, и человек не в состоянии противиться… Что это там грохочет?
    Со стороны дверей действительно неслись глухие удары, впрочем, здесь, где посторонние звуки словно бы таяли в вязком подобии воздуха, они едва достигали ушей.
      - Кто-то ломится… - фыркнула Виктория Павловна. - Безумное желание разбить опаловую сферу.
      - Вообще-то, может и разбить…  Ну, да не беда. Это дворник. Он ничего не смыслит и совершенно безопасен. Разве что превратится в какой-нибудь халцедон… или гематит… Пламени виднее, во что. Всё произойдёт во мгновение ока. В единый миг цветок Пламени вырвется из стебля и заполнит собою эту обитель, оплавив оставшийся кирпич и преобразив его в тонкий синий минерал, о котором люди не догадываются. А ведь именно в его тонкости и хрупкости залог образования алмаза. Это необходимая противоположность, обратная сторона того колоссального давления, которое воздействует на углерод… да и на живое существо, превращая его в кристалл. Однажды мы уже пытались, и всё неплохо складывалось. Достаточно было вдавить девчонку в стену. Вот эта стена! Мощная капитальная стена, опора всему дому, – Флавиий Флегонтович небрежно кивнул на кирпичную кладку слева от себя, - к ней как раз и примыкает их квартира… Для Пламени нет преград. Если б не упрямец, так опрометчиво превращённый в уваровит… Замечу, не во что попало – в драгоценный камень! Пламя оценило его стойкость. Он же не просто малявку спас – он ей на мозги сумел накапать: недаром именно в этот день вступил в кудрявую голову кудрявый каприз, а в наши головы даже не пришло, что девчонка нацепит свою побрякушку! Как только дед разрешил ей?! Мы же знали, что силикат лежит у него в ящике! До чего досадно, что попал он именно в эту семью! Всего не учтёшь… Из-за него пришлось поторопиться, и всё же опередил нас проклятый минерал. Он взялся за дело всерьёз: мало, предупредил - он дал ей почувствовать, что такое давление, что значит – сделаться кристаллом. Они все через это прошли…
    Виктория Павловна насмешливо ощерила клюв:
        - Весь район давно плюётся от твоего стриптиза. Только без толку мелькаешь своими морщинистыми конечностями…  Как же ты не почувствовал его?
        - Да ты на себя посмотри, всклокоченная! – злобно вскинулся спортивный Флавий Флегонтович, взъерошив перья, - сама-то сколько дров наломала!
        - Мне по-молодости не возбраняется, - надменно обронила Виктория Павловна, поправляя свитер на стройной фигуре, - я ещё покруче тебя стану, а вот тебе - стыд. Стареем, папаша!
    Флавий Флегонтович собирался хорошенько ответить, но тут кирпичный пол разверзся в середине зала. Сперва просел, образовав овальную вмятину, затем провалился воронкой, в которой открылось небольшое отверстие, и оттуда вырвался первый клуб жара. Он выстрелил высоко под самую крышу и растёкся  по стенам, и те из кирпичных стали медленно и повсеместно превращаться в прозрачно-синие, светящиеся…
        - Начинается! – обрадовался Флавий Флегонтович. – Где девчонка? Тащи сюда!
    Виктория Павловна, забыв про дрязги, склонилась над Линой, осенив её перьями. Девочка лежала навзничь среди кирпича, устремив к потолку полузакрытые неподвижные зрачки.
        - Надо же! – с недоумением пробормотала психолог, - негодница, похоже, потеряла сознание!
        - Ну, так шевелись! – рявкнул оскорблённый Флавий Флегонтович, - похлопай по щекам, плесни водой! Небось, воды не запасла, рохля?! Что б ты без меня делала? Ещё туда же, в авторитеты!
    И Флавий Флегонтович выволок из угла канистру. Как раз в тот миг из дыры вышел второй клуб и улетел под высоченный свод. Всё пространство засияло синим светом.
        - Вот оно, - с тихим удовлетворением шепнул бывший евнух (впрочем, кем он только ни был за сотни лет). – Выходит! Сейчас…

*

И оно вышло…
Высоко, под самый свод поднялась нестерпимо сверкающая колонна, и на конце её словно трепетала огромная огненная бабочка… или дрожало, переливаясь радужным золотом, гигантское павлинье перо…
- О Пламя! – пали ниц клевреты.
Пламя молчало, разгораясь всё ярче. Оно распускало ослепительные лепестки и всё шире заполняло собой высоту зала, но не жгло, нет, к чему пожары? – у этого протуберанца было иное назначение. Синий прозрачный свод и ясный круг.
    Синий, холодный, хрупкий – противоположный огненной природе кимберлита – но именно такая разница, такая острота была необходима, дабы извратить и сломать суть вещей. На кратчайшее время произойдёт надлом – но этого достаточно. Далее волны бытия разойдутся, каждая в свою сторону – а на месте столкновения останется блистательный кристалл, вызывающий восторг и поклонение…
    Ну, может быть, и ещё побочный продукт, если этот недотёпа и впрямь вломится в синий покой… Что-то уж очень рьяно старается.

    Стёпа ворвался в безмолвный зал с ломом наперевес, на что Флавий Флегонтыч даже головы не повернул. Видал-перевидал он, как люди становятся минералами, не до них: тут бы девчонку в чувство привести, она должна взглянуть, а для этого необходимо сознание. Виктория Павловна массировала Геле область затылка, а Флавий Флегонтыч обливал водой. Ангелина чуть шевельнулась, веки вздрогнули.
    Пламя молчало, медленно, с плавным покачиванием клубясь под сводом, порой опускаясь, и смотрело. Никаких сомнений не было – оно смотрело! Оно жадно вглядывалось, оно ждало! Огненными глазами, про которые никто никогда не скажет: «Я видел глаза Пламени». Некому сказать.

    Степан чувствовал его присутствие, и угрозу, исходящую от стихии, а только некогда было пугаться – девчонку надо было выручать. Вон над ней злыдни суетятся. Степан и это чувствовал.
        - А ну, отпустите её! – двинулся он к этим двоим. Те глянули с лёгким недоумением. А Степан не шутил. Крепкий мужик, лом в руке. Против лома, извините…
    Пламя смотрит на него.
    Флавий Флегонтович на всякий случай взглянул на своего патрона и одновременно орудие - и убедился: смотрит. Очи разгораются всё шире и ярче. Пламя жаждет мёртвой природы. Оно страстно меняет состав всего, что дышит, так было всегда! Конечно, нельзя гневить его, подавая худые жертвы. Но тут, перед ним – великолепный образец! А дворник – явная помеха, которую надо убрать. Шумит, теснит их от девчонки, вот ломом замахнулся… 
    Чего ж оно медлит?!
    И вот тогда произошёл первый сбой.
        - Что это такое?.. – каркнула Виктория Павловна во всё воронье горло и шарахнулась от Степана, зацепившись когтем за собственное перо. – Почему…
    Слов она не нашла – да и что слова? Не до слов, полное нарушение привычных устоев! Он давно должен был стать минералом, этот ворвавшийся тип – одного мгновения достаточно, чтобы с ним покончить – но это мгновение странно затягивалось…
    Пламя гневно заклубилось под самым сводом – а потом резко пало к самому полу и с устрашающим шипением быстро поползло к человеку, словно гигантская золотая гусеница, пуская во все стороны ослепительные всполохи и источая жар. Степан уже добрался до Лины и подхватил её одной рукой, крепко