Грани

Лёшки, ни Стёпы. Геля глаз не сводила от места, где лежал гранат, но при этом чутко прислушивалась ко всему вокруг.

    И она услышала. Сперва отдалённо, потом всё приближаясь – тихий скрип снега под шагами. Нет, не тяжеловатая Стёпина поступь и не суетливый топот четырёх ребячьих ног. Но шёл явно кто-то взрослый, и этот взрослый мог помочь. Ангелина решила обернуться, но её опередил знакомый голос. Очень ласковый голос.
        - Геля! Здравствуй!
    Геля онемела от изумления и восторга: перед ней с улыбкой стояла Виктория Павловна. Нет, не в чулках и не налегке. В сапогах и куртке. Но самая настоящая!
        - Виктория Павловна! – истошно закричала Лина, срываясь с места. – Вы тут?! Вы не пропали?!
        - Тут! Не пропала. Я знала, что ты скучала по мне, моя девочка, - нежно заговорила Виктория Павловна. – Я сейчас тебе всё расскажу. О! Мне есть чего рассказать! Это такие приключения – не поверишь! Но, как видишь, всё закончилось благополучно. Иди скорей сюда, а то там полно снегу и очень скользко…

    Лина бросилась к Виктории Павловне, и тут же дёрнулась назад: а как же гранат?!
        - Пойдём! – поманила та, - ты вся промокла, надо переодеться, простудишься…
        Ангелина опять побежала к ней – и опять обернулась:
        - Виктория Павловна, там…
        - Потом все другие дела, - убедительно проговорила психолог, протягивая ей руку и поворачиваясь уходить, - никуда не денутся. Иди скорей, ведь ты же заболеешь!
    Лина, наконец, добралась до неё и взяла за руку. Виктория Павловна потянула её за собой:
        - Скорей, скорей! Совершенно мокрая!
        - Виктория Павловна! – залепетала Лина, невольно подстраиваясь к торопливому шагу, - мой гранат упал… туда, в яму!
        - Вот переоденешься, попьёшь горячего, мы возьмём какой-нибудь инструмент и пойдём, достанем. Он же никуда не исчезнет.
        - Да, - сразу успокоилась Ангелина, встретившись взглядом с тёмными блестящими глазами психолога. И правда, что это она зря нюни распустила. Сейчас они возьмут какой-нибудь крюк или лопатку, и Виктория Павловна ей поможет… Где ж она была всё это время, Виктория Павловна?! Может, она расскажет и про дедушку?
        - А… с дедушкой… что? – торопливо приноравливаясь к быстрому шагу психолога, рискнула заикнуться Лина.
        - Придёт, придёт дедушка! – весело глянула на неё та, - скоро будет!
        - Он цел?! – восторженно взвизгнула Геля.
        - Ну, конечно, жив-здоров! С ним всё в порядке. Всё теперь хорошо, моя девочка. Я потом расскажу, что с нами было.
    Ангелина даже запрыгала от радости. Они прошли прямо через двор, к арке, ведущей в смежный, соседский, чему счастливая Лина немного удивилась:
        - А куда мы идём? Домой же направо.
        - По пути быстро заглянем в подсобку, - торопливо пробормотала психолог, крепче прихватив за её руку, - я там видела, как раз подходящий крюк с такой лопаточкой… удобно подцепить… захватим сразу, чтоб не забыть, а потом на место поставим…

    Правильно. Подсобка в том самом тёмном закутке, где здорово в прятки прятаться.
    Они завернули в проход. Лина на секунду подняла голову – в вышине сиял крошечный неправильный многоугольник серого неба.

      В противоположной арке соседского двора показалась небольшая фигура Флавия Флегонтовича из квартиры №6. Похоже, он уже завершал ежедневную пробежку, и, как всегда, в одной майке, ни снег, ни ветер нипочём стойкому пенсионеру. Собственный подъезд, однако, старичок миновал. Бег трусцой завершился возле дверей подсобки, где Флавий Флегонтович перешёл на дыхательные упражнения. Из-за этих упражнений Ангелина никак не могла рассмотреть, на месте ли крюк с такой лопаточкой…  Впрочем, они уже подходили к двери. Флавий Флегонтович повернулся к замку и заскрежетал им. Ангелина удивилась: она и не знала, что Флавий Флегонтович в подсобку вхож.
        - А! Линочка! – приветствовал он, улыбаясь, - гуляем?
        - Здравствуйте, Флавий Флегонтович, - пролепетала Лина в недоумении.
        - Здравствуй, здравствуй. Ну, заходи.
        - Куда? – изумилась Ангелина.
        - А вот сюда, девочка, - по-хозяйски распахнул перед ней сосед дверь подсобки, - вот сюда… давай, ножку сюда ставь…
    Лина растерялась. Она хотела сказать, что крюк должен стоять перед дверью… и что идут они не в подсобку, а домой, но Флавий Флегонтович бережно подхватил её за вторую руку и, пятясь в дверь, потянул за собой. А Виктория Павловна настойчиво сзади подтолкнула…
    - Нет… - вдруг испугалась Ангелина, - я совсем не хочу туда!
    А была уже там, в кирпичной подсобке, которая вдруг странно расширилась, будто нет никакого кирпича, как нет темноты – и высоко взлетела в воздух, под потолок, которого тоже не оказалось. Ангелина крикнула, рванулась, ноги заболтались без опоры. Виктория Павловна в воздухе крепко держала её за руку. Почесав небольшой шрам на носу, она скосила на неё чёрный блестящий глаз и строго одёрнула:
        - Ну-ка, не сучи ногами! Ты почему взрослых не слушаешься?! - но тут же прерывисто закашлялась. И сквозь кашель отчётливо прорвалось хриплое: «Каррр!»
        - Каррр! – отозвались вороны с ветви ближней липы, в глупейшем изумлении таращась на дверь, за которой скрылась старая приятельница. Впрочем, они скоро забыли о ней и загалдели о своём, о вороньем…

                                                              *

    Маришка с Лёшкой не то, чтобы долго ждали – а с нетерпением. Степан, слегка поразмыслив, валенки надел, полушубок натянул, взял багор и лопату. Подумав, лопату поставил. Подумав, лом захватил, пояснил:
        - Подцепить, мож, чего придётся, а то и долбануть…
    Стёпа всё делал обстоятельно. Чтобы не спохватываться: «Ой, забыл!» - и назад не возвращаться. А Лёшка на месте подпрыгивал. А Маришка с левой на правую ногу перескакивала.
    Во двор зашли гуськом, оставляя аккуратные следы по свежевыпавшему снегу. Снег всё шёл и шёл, и создавалось впечатление, что мир вымер: нигде никаких посторонних следов, и ни души, к тому же. То, что ни души – это понятно, все на работе, а кто не на работе, тому чего под снег выходить? Успеется. Но вот такая душа, как Ангелина, должна бы, всё ж, сидеть на решётке приямка возле своего граната, а её в помине не было. Что ж это она? Лёшка с Маришкой для неё все дворы обегали и Стёпу привели, а она слиняла… За ними, что ль, запоздало кинулась, да заплутала?
    Маришка с любопытством поглядывала на дворника: улавливает ли, что Гели нет? Они подходили к проблемному приямку.
        - Куда ж это наш ангелочек упорхнул? – озадачено пробормотал Степан. – Ну, да объявится…  Давай пока посмотрим, что там за оказия. Тут, что ль, обронила?
      - Вот! – дружно указали концами сырых варежек Лёшка и Маришка. – Только не видно уже, снегом засыпало…
      - Щас, - деловито взялся за багор Стёпа, - пошуруем и нащупаем.
    И он плавно просунул багор между прутьев, несколько раз пробороздил девственный снег, и Маришка с Лёшкой радостно завопили: каким-то чудом железный крюк ухватил заледенелый шнурок и чёрную каплю граната на нём. Степан вытащил находку на поверхность и скинул себе под ноги.
        - Он! – запрыгала Маришка, - какой вы, дядь-Стёп, молодец, прям, герой! - и, спохватилась, бросаясь к камешку, - надо Лине скорей отдать, а то совсем кирдык!
        - Кирдык! – сурово кивнул Лёшка – и, взглянув на Маришку, тоже потянулся к чёрной капле.
        - Отдать-то, отдать, - задумчиво проговорил дворник, - только вот где она… - он пошевелил багром снег под ногами. - Ну-к, погоди…
    Маришка с Лёшкой отдёрнули руки. Степан наклонился.
    Пронизанный радугой гранат напоминал разводы бензина в луже на асфальте, но на снегу казался просто тёмным пятнышком. Конечно, Стёпа этого не видел. Его можно понять: любопытно же, что такое ты извлёк из ямы при столь тщательных стараниях, а полюбопытствовать можно было только наощупь. И он, сняв рукавицу, схватил минерал. Лёшка и Маришка с интересом наблюдали.

    Кажется, они первые и уловили, что с камнем непорядок. А, может, первым – Стёпа, только не выдал себя из-за крайней задумчивости. Такой задумчивый-задумчивый! Держит в пальцах светящуюся каплю - и не шелохнется. А она всё светлее, светлее делается, давно уж не чёрная, а полупрозрачная. Вот перешла в изумрудную, а там и в рубиновую – и вдруг из рубинового кончика пламя пыхнуло. Маришка с Лёшкой как вскрикнут! Стёпа тут очнулся.

    Стёпа, конечно, иначе всё воспринимал. Потискивал в пальцах гранат и ощущал и форму, и подробности граней, и плотность. Ощущал холод льдинки и постепенное потепление. Также - что-то ещё, только ему одному известное, во что он пытался вникнуть и вдуматься. Но полыхнувшее пламя прихлопнул вовремя.
    Пламя послушно погасло, и камень стал остывать, но руку Степана, что держала его, повлекло вперёд. Да так настойчиво, что дворник вынужден был быстро переступить, чтоб не упасть, ан, тем не кончилось – руку тянуло – и стало ясно: надо идти. И, конечно, пошёл: такое дело: не каждый день неведомая сила за руку тянет…
    Привычка была у Степана – не бросать инструмент. Хорошая привычка. Учёный. Только брось – уведут. Всякий народ бывает. Доверчивый Стёпа когда-то натерпелся, и теперь эта забота на уровне подсознания, в плоть и кровь вошла. Свободная рука успела непроизвольно выдернуть из снега лом и багор. Разом оба. Стёпе ничего не стоило нести оба, да ещё на десяток таких же мочи хватило бы.

    Степана, буквально, волокло за руку, и не сразу он сообразил, что виной всему гранат. А вот что гранат связан с внучкой Захара Кузьмича – понял быстро. Кирдык – слово выразительное.
          - Ну-к, ребятки, - негромко бросил бежавшим рядом Лёшке с Маришкой, - стойте-ка на месте, так будет лучше…
    Дети чуть отстали, но удержаться было невозможно, и они тянулись в нескольких шагах позади.

    Гранат больше не жёг, но разгорался всё ярче – и уже сверкал, как фонарь. Или алмаз. Или путеводная звезда. Видеть - Стёпа не видел. Он чувствовал другое. Минерал совершает нечто ему несвойственное. Минерал нарушает природу. И выкладывает на это последние силы.
    Пытаясь слегка тормозить, чтоб не упасть от удивительного напора, Степан въехал на валенках в проходной дворик к подсобке. Тут его аж швырнуло к двери. Ребята замерли в проёме арки, высунувшись из-за угла.
    Со стороны представлялось, что Стёпа поскользнулся и не может удержать равновесие на ледяном пятачке у самой двери. Его то прижимало в дощатой створке, то бросало в сторону. Всё выглядело чудным и нелепым. Маришка хихикнула, а Лёшка и вовсе засмеялся. А между тем со Стёпой было неладно. Дверь оказалась без навесного замка, а, притом, заперта – и оттуда, из-за двери била волна чудовищной опасности. Она поглощала все звуки и не давала подступиться, а Степан многократно повторял эти попытки, пока, наконец, ему не удалось вставить лом в дверной зазор. Лом, как ни странно, подействовал. Вероятно, в силу грубой прямолинейности и абсолютной бесчувственности. Степан изо всей мочи рванул его – и дверь распахнулась. Стёпе хватило одного мгновения ввалиться внутрь – а дверь снова встала на место с неприступностью цитадели.
Выбежавшие на середину дворика Лёшка и Маришка растерянно остановились… Ни звука не вылетало из-за хлипкой с виду