Грани

провалился. Решётки располагались, ясно, впритык к дому, а впритык – кто же ходит? Потому решение было удачным. Окна пропускали свет и воздух, решётки не мешали и не представляли опасности. Конечно, можно было провалиться ногой между прутьев, но зачем наступать на них, если тебя не припирают к стене и не отсекают от человечьих троп. Как Лёшку, например.

    Лёшке действительно не было другого выхода, кроме как осторожно, по скользкой решётке, стойко сопротивляясь наседающему врагу, отступать в угол двора. Собственно, и не Лёшка это уже был, а снежный человек, и уже не так важно стало, попадёт в него ещё один снежок или нет, поскольку все попавшие давно образовали вокруг головы и туловища надёжный панцирь: никакой снежок не пробьёт. Тем не менее, было, что беречь: оставались руки и один незалепленный глаз.

    Решётка шла за решёткой. Сдав одну, Лёшка отступал на следующую. И девчонки, понятно, продвигались за ним, и тоже по решёткам. Забитый в угол Лёшка обладал жалкими снеговыми ресурсами по причине всё более сужающейся площади действий, а у девчонок она была обширней, потому отсечённый от боеприпасов Лёшка грозил обратиться в сугроб. Единственный Лёшкин глаз голубел из белой прорехи лихо и отчаянно. Но Геля уже лепила ком, зная, что грядёт тот решающий бросок, что превратит Лёшку в беспомощного Полифема… она что-то слышала про такого, от дедушки.
    Бросок оказался удачен. Последний Лёшкин глаз перестал сверкать из снежного провала.
В тот же миг Лина почувствовала, как где-то в глубине, под курткой, что-то поползло по животу. Скользнуло по коже щекотно и забавно. И при этом – неотвратимо. Ангелина замерла от жуткого предчувствия. И даже опомнилась и кинулась ловить. Поздно.
    Чёрный гранат обречённо бухнулся в прямоугольный колодец под решётку. Там тоже нападал снег, и камень зарылся в него почти целиком, оставив за собой тонкий туннель. Только оборванный шнурок торчал из туннеля.
        - Ай! – в ужасе закричала Геля и хлопнулась на решётку, просунув меж прутьев руку в попытке достать шнурок. Куда там! Глубокий-глубокий был подвал в этом доме. И приямок у окна – тоже глубокий.

    Лёшка вышел из окружения и уже отряхивался, постепенно превращаясь из чудовищного йети в ученика второго класса. Маришке было не до него. Она тоже упала на решётку рядом с подругой и тоже изо всей мочи тянула руку. Без толку.

        - Палкой надо! – подключился к спасательному процессу Лёшка, вместе с человеческим обликом приобретя человечность.
Палки поблизости не валялись, и Лёшка пронёсся по двору в тщательных поисках. И, не найдя ничего полезного, воровато оглянулся и отломил длинный прут у куста.
    Но и такая жертва не помогла. Прут, вроде бы, доставал до шнурка, но никак не хотел подцеплять. Лёшка пытался осторожно покручивать прут в надежде вовлечь в это движение две чёрных верёвочки, едва высовывающихся из снега, но не получалось.
        - Дай, я! – подползла Маришка, перехватывая прут. Маришка была аккуратной девочкой. И терпеливой. Чуть-чуть бы – и зацепила шнурок! С третьей попытки. Геля с Лёшкой даже дыхание затаили. Но четвёртая пошла неудачнее, пятая ещё хуже. Руки устали, прут не слушался. Лина вытащила его из Маришкиных пальцев и растянулась на решётке, стараясь прихватить им обрывок шнурка. Всё напрасно. Шнурок не подчинялся, словно законченный озорник и двоечник.
        - А что, так нужна эта верёвка? – удручённо пробурчал Лёшка, переведя дух: сдавать позиции неприятно, но что делать, если таковы обстоятельства?
        - Конечно! – набросилась на него Маришка, - без неё Лине кирдык!
        - Это как? – недоверчиво скосил рот Лёшка.
        - Ты чего, не знаешь? – сдавлено, переходя на таинственный хрип, зашептала Маришка, - у неё же дедушка пропал. И ещё, там, одна тётя…
    Про дедушку и некую тётю Лёшка слыхал.
        - Без этого камушка и с ней то же будет! – зловеще пообещала Маришка.
    Лёшка мрачно взглянул на Лину:
        - Это правда?
    Ангелина молча кивнула. В глазах давно стояли слёзы, и одна уже ползла по щеке.
        - Не реви, дура! – утешил её Лёшка. – Надо дядю Стёпу найти…
    Маришка с Ангелиной обрадовались: ну, конечно! Как они сразу не сообразили?! Только где он? Нигде не слышалось ни ударов лома, ни скрежета лопаты.
      - За домом? Или в соседнем дворе? – предположил Лёшка. – Бежим!
    Он, не оглядываясь, помчался за ворота. Маришка бросилась следом. Ангелина тоже рванулась… и осталась возле решётки. Как же она оставит свой гранат? А вдруг… Нет, от него нельзя отойти! Когда смотришь на него… даже когда просто знаешь, что он там, под снегом – не так страшно.
    Но когда окончательно стихли шаги Маришки с Лёшкой – страх подступил опять. И ещё одиноко стало. Во дворе ни души. Тишина. Как будто все жители дружно ушли на работу, и в окружающих домах вообще нет никого! Пустые лестницы, вымершие квартиры, глухие окна… Мир застыл, мир неподвижен. Даже голубей нет! Даже ворон! Хоть бы какой-никакой ветерок зашевелил ветки деревьев. Да хоть – куста, с которого Лёшка ветку сломал. А куст, наверно, страдает и возмущается. Только даже головой не покачает, не скажет: «Айяйяй! Как нехорошо!»
    Что и говорить, она, Лина, тоже виновата: Лёшка ж ради неё ветку сломал, хоть и старый враг.
        - Мы больше не будем, - еле слышно прошептала Геля кусту, - мы только один раз, по необходимости! Только гранат достать…
    Куст презрительно поджал губы и даже не взглянул. Прямо как учительница. При мысли об учительнице чуточку полегчало. Была б она здесь, твёрдая и уверенная, всё было бы в порядке. Всё же, она – не куст. Ну, поругала бы, ну, «два» поставила… Господи, а если б родителей вызвала – это ж какое счастье!
    Но ничего этого нет. Всё что осталось у Лины – это гранат, до которого не дотянуться.
        - Гранат! – проговорила она громче, чем прежде, - ты здесь? Ты со мной? Не оставляй меня!
    Ангелина замерла, прислушиваясь. И верно – вверху проступил слабый-слабый хруст. Даже хрустом не назовёшь. Точно пушистый ком снега плюхнулся в рыхлый сугроб. Ангелина не успела поднять голову – снеговая шапка, намёрзшая на карнизе, щёлкнула, отдираясь от металла, и рухнула вниз, громыхнув о прутья решётки. Ледышки раскололись на мелкие осколки и провалились в приямок, прямо на торчащие верёвочки, а сверху них снег насыпался… И граната как не бывало! И осталась Лина на белом свете одна-одинёшенька.

                                                          *

    А Маришка с Лёшкой в это время по всем дворам бегали. И улицы по периметру домовой громадины утоптали. По свежевыпавшему снегу. Когда снег пройдёт, Стёпа с лопатой выйдет, а сейчас – понятно, нечего его грести: греби, не греби.
    Они как-то не сразу заметили, что нет с ними Ангелины. Но это привычным показалось. Уж так повелось, что у Маришки с Лёшкой всегда дела на пару находятся. Вот – Ангелину спасать, например. А то ещё, и правда, пропадёт.
    Лёшка попытался представить, как это так: Ангелины нет. Нигде. Не попадается во дворе и на лестнице, не приходит в школу. Так же падает снег, и торчат кусты по сугробам, прыгают воробьи, дома ждёт бабушка с обедом. И никогда в этом мире не появится Ангелина. Ну, хорошо. Пусть её и не всегда видно, а Лёшка привык, что она где-то, да есть. Но вот чтобы совсем…
    Лёшка махнул рукой, осознав, что оно не по силам – и сразу в освободившуюся голову полезная мысль пришла:
        - Надо к дяде Стёпе домой постучаться!

    Степан, как и положено дворнику, жил на первом этаже, окнами в соседний двор. Но до окна Лёшка не дотягивался, как ни пыжился, пришлось идти в подъезд и, приподнявшись на мыски, трезвонить в дверь. Дверь, наконец, отворилась, на пороге возник Стёпа, зевая в кулак. На ногах – шерстяные носки без тапок.
        - Дядь Стёп! – загудели в один голос Маришка с Лёшкой прежде, чем дворник успел что сказать, - у нас там Ангелина камушек с верёвочкой в яму уронила…
        - Да, беда! – усмехнулся Степан. – А чего не здороваетесь?
        - Здравствуйте, - сконфузились ребятки.
        - Здравствуйте, отличники! - ответил Стёпа. Детки сконфузились ещё больше:
        - Мы не отличники…
        - Ясно, что не отличники! Почему не в школе-то?
        - А у нас, - радостно подпрыгнули Лёшка и Маришка, - в школе объявилось вредное существо! Нас всех домой отпустили!
      - Существо? – покачал головой Степан, - это что ж такое?
      - А в химии сосуд разбился!
      - Ох. Сосуды бьются, камни падают… Я, вот, отдохнуть прилёг – ну, да не судьба. Что, говорите, там с ангелочком-то?
      - Гранат она уронила, - принялась излагать Маришка, - в ту яму, куда из подвала окно, а без граната ей кирдык!
      - Кирдык, кирдык! – серьёзно подтвердил Лёшка.
      - Ну, понятно, - кивнул Стёпа, - дома достанется… Кому теперь за ней приглядеть? Захар-Кузьмича-то нет. Ну, пойдём… погодите, оденусь, багор возьму…

                                                              *

    Гелю совсем снегом занесло. Она сидела на корточках над погребённым гранатом, и слёзы капали в приямок подвального окна, где их тут же накрывали белые звёздочки. Плохо, страшно, мама на работе и сможет ли ещё забежать в обеденный перерыв… Как хорошо было при дедушке! Она была тогда такой маленькой и глупой, и даже не подозревала, как это можно – без дедушки. А теперь она большая. Почти взрослая. Потому что дедушки нет. Нет с ней, рядом. Потому что нет совсем – такого не бывает! Ангелина же помнит, какой он. Заботливый, любящий, умелый, увлечённый. Это всё куда-то ушло вместе с ним. А вот – куда… Порой Геле снились сны. И во снах почти находила она ответ на вопрос. Дедушка где-то есть. Он являлся оттуда, и Лина радостно встречала его, и всё становилось опять хорошо: дедушка приехал, вернулся наконец-то, и сны были золотисто-розовые и пронизанные светом. И в самом деле – как же она забыла, что можно просто куда-то уехать, а потом вернуться. Такие мысли приходили и наяву. Куда делся дедушка из квартиры? Ну, скажем, шагнул в зеркало. Нечаянно. Как Алиса. А оно – возьми да запрись на английский замок. Как дверь. У них когда-то был английский замок, который сняли после страшного приключения: дедушка выносил мусор, а маленькая Геля возьми да спусти «собачку». Дверь и защёлкнулась. Вот рёва-то было! Но бурные слёзы разом закончились, потому что некогда было плакать, нужно было слушать, что дедушка через дверь объясняет. Он долго ей втолковывал, что где надо покрутить, и результат оказался замечательный: дверь распахнулась, а за дверью – дедушка. Лине так во снах и снилось: дверь распахивается, а за дверью…
Тогда Лина верила: рано или поздно это случится. Или дедушка шагнёт сюда, к ней. Или она – туда, к нему. Туда, где он нынче находится. Наверно, там же и Виктория Павловна. Конечно, там. Куда ж ей ещё было деваться, раз исчезли оба так похоже? Ей бы очень хотелось попасть туда и увидеть их. По Виктории Павловне она тоже скучала. Только, вот, мама и папа тут…

    Да, она хотела бы попасть туда, не насовсем, конечно. И смущало одно: действительно ли она к дедушке попадёт? А если – нет? Если будет что-то ужасное? Ни дедушки, ни мамы, а…
    Внутри похолодело. А тут ещё снег пошёл сильнее. И от мокрых варежек руки замёрзли. И с варежками мёрзнут, и без варежек. И ни Маришки, ни