издалека до него дошло удивления от того, что он открыл глаза в каком-то непонятном месте. Это место нуждалось в исследовании ведь оно могло быть опасным. Макс сделал то, что требовало меньше всего усилий – он закатил глаза, будто смотрел вверх. Там была все та же белизна, нескончаемая белизна. Но перед тем как снова отвести глаза, Максу удалось заметить серую линию сгиба. Мгновение он лежал и размышлял над этим, а затем понял, что это не белизна, а какой-то свод под которым он находится. Сгиб – это место где он спускается вниз, и что сам он лежит возле чего-то массивного. Над ним точно такой же сгиб, но идущий откуда-то свет мешал разглядеть его. Макс понял, что он возле колонны или стены, поддерживающей этот свод. Он стал смотреть в другие стороны и заметил что-то прекрасное – металлическую сверкающую конструкцию, похожую по форме на трубу, которая была у его ног. Это должно было быть какое-то сооружение, что-то красивое. Это может быть произведением искусства, потому что таких вещей в жизни не встретишь.
Макс оглядывался еще какое-то время, затем все же повернул голову. Он лежал на кровати в больничной палате, в окно светило солнце, а тот блестящий предмет, который так ему понравился оказался, поблескивающей в лучах света, спинкой кровати на которой он лежал. Макс снова уснул.
Он проснулся от небольшого укола. Над ним стояла женщина в медицинском халате. Она что-то делала. Макс снова уснул.
Он проснулся, когда за окном был уже вечер. Он почувствовал сильную жажду, поэтому попытался шевелиться. С трудом, но у него это получилось. Макс потихоньку приподнялся на одной руке и ему удалось сесть на кровати. Оказалось, что у него в палате еще два человека. Один лежал напротив в ногах и носил на руке здоровый гипс, а так же множество мелких повязок. Второй выглядел лучше и у него была только небольшая повязка на лбу.
Макс встал и подошел к тумбочке на которой стояли всевозможные стаканчики и бутылки.
- Это мое. – произнес парень с повязкой на лбу.
- Можно попить? – спросил его Макс.
- Мне не жалко, но с утра приходил врач и сказал, чтобы тебе, когда проснешься, ничего не разрешали ни пить не есть. Тебе желудок проткнули, а потом зашили. Теперь неделю нельзя.
- Жажда у тебя во рту. – вмешался парень в гипсе. - Пополощи водой и сплюнь. А жидкость тебе будут давать через капельницу.
Медленно, словно через завесу тумана, на Макса стали надвигаться воспоминания о случившемся. Его тело покрылось испариной, ноги стали ватными и он не смог больше стоять. Как, бы в полусне он медленно присел на край кровати и тихо застонал. Воспоминания приобрели невероятную отчетливость. Максу пришлось лечь, потому что он буквально физически стал переживать все произошедшее.
Затем пришел запоздалый гнев. Макса охватила ярость, стала душить злоба. От страха теперь не осталось и следа. Но Макс был еще слишком слаб, чтобы злиться долго, поэтому вскоре пришло непонятное спокойствие и облегчение от того, что все закончилось.
Макс подошел к зеркалу, висящему над раковиной и взглянул на свое отражение. Лицо было очень бледным и небритым. Под глазами были темные круги. Он словно похудел и постарел лет на десять. На горле виднелся длинный уродливый порез, который был зашит большими стежками черных хирургических ниток. Макс смотрел на этот шрам и не верил своим глазам. Такие шрамы остаются навсегда и никогда не исчезают. Теперь на его горле навсегда останется отметина, которая будет привлекать внимание других людей и отпугивать их.
Максу иногда снились странный сон в котором у него выпадали зубы. Прямо в этом же сне он начинал смиряться с потерей и готовиться к дальнейшей жизни с новой внешностью. Когда он просыпался, то с облегчением и радостью обнаруживал, что все зубы на месте. На этот раз происходило что-то подобное. Он смотрел на свой шрам и мысленно уже придумывал как же он будет его скрывать под высокими воротниками и водолазками.
Шрам был не глубокий, поэтому он оказался не смертельным, но он был длинным и бросающимся в глаза. Он был зашит небрежными крупными стежками, которые плотно стягивали ткани. Макс подумал, что врачи могли бы сделать все и поаккуратнее, но эта мысль вскоре исчезла. Они ведь врачи, а не пластические хирурги. У них другая задача – спасать жизни.
Макс прополоскал рот водой, сплюнул в раковину и вернулся на кровать. Жажда по прежнему мучила, но теперь он уже не ощущал прежнего неудобства. Он спросил у парня с повязкой на лбу:
- А где мы находимся?
- Мы в шестой палате хирургического отделения областного медгородка. – ответил он.
- Я так же не знал где я. – добавил парень в гипсе.
- Тебя тоже без сознания привезли? – спросил Макс.
- Наверное... – задумчиво ответил парень. – Я просто очнулся здесь.
Между тремя соседями по палате завязался оживленный разговор. Они рассказывали как здесь очутились, что с ними было и кто они вообще такие. Мир оказался тесен и, когда они рассказывали откуда они, то даже нашли общих знакомых. Затем Макс лег подремать. Когда он закрывал глаза, то ему становилось тепло и приятно, словно его душу укутывало мягким одеялом дремоты. К этому состоянию очень подходили слова из песни Битлз «Living is easy with eyes closed». С закрытыми глазами он словно отгораживался от внешней реальности и начинал расслабленно плавать в покое своих мыслей. Эти мысли не были тяжелыми или грустными, они не будоражили сознание, и даже не были мыслями вовсе. Макс просто отвлекся, забылся и убаюканный этим покоем задремал.
Он проснулся от легких прикосновений к своему плечу. Приоткрыв глаза, он увидел лицо матери, которая смотрела на него, будила и широко улыбалась. В ее глазах стояли слезы, но ее улыбка тем не менее была все же искренней. Макс полностью открыл глаза и тоже слабо улыбнулся.
- Ожил, наконец-то. Слава Богу. – проговорила она.
- Привет. – ответил Макс первое что пришло в голову.
- Поймали этих выродков, сынок, сидят они. – сразу сказала мать.
Этой фразой она словно хотела успокоить его, донести до него, что все теперь в порядке. Но на Макса эти слова подействовали совершенно иначе. Ему сразу стало вспоминаться все случившееся, чего ему очень не хотелось. Ему было неприятно думать о произошедшем и он захотел как можно быстрее сменить тему. Мать продолжала:
- Тут ко мне пришла мать одного из этих... – она подыскивала слово, но не нашла и продолжила. – Она предложила, чтобы ты не писал заявление, а они на тебя свою комнату отпишут. А сами переедут к их бабушке. Может возьмешь комнатку-то? Да и напишешь, что не они...
Мать замолчала. Затем вспомнила фамилию:
- Лосева приходила. Мать Лосева.
Максу совершенно не хотелось ничего писать. Вместе со словами матери он как-будто возвращался в жестокую реальность, которая вытягивала его из дремотного состояния и заставляла совершать какие-то бессмысленные и ненужные действия. Все это казалось Максу чрезвычайно утомительным. Он сделал единственное, что смог – откинулся на подушку и замотал головой из стороны в сторону, как бы говоря «нет». Одновременно умоляющим и страдальческим голосом он произнес:
- Какую комнату? О чем ты? Вы что инопланетяне?
Мать действительно показалась ему каким-то чужим человеком с какими-то своими непонятными ему интересами. Наверное, это было последствие шока. Однако мать поняла все не так, как чувствовал это Макс, поэтому произнесла:
- Ну и правильно. Не место таким среди людей. Чуть не убили ведь... Пусть садятся теперь.
Макс попросил ее сообщить милиции, что пока не в состоянии давать никаких показаний. Таким образом он отдалил необходимость рассказывать случившееся и заново вспоминать все произошедшее. Лучше пусть это случиться чуть попозже, когда он все же наберется сил.
Мать Лосося действительно приходила к матери Макса. Когда она узнала, что сын находится в предвариловке, то вкратце узнав в чем дело сразу кинулась договариваться. Но это оказалось лишним. В тот день на квартире, когда Макс упал на пол, Гибон стал угрожать Лососю ножом и заставлять бить лежавшее тело. Перепуганный Лосось сказал, что сначала выпьет и накатил целый стакан. После этого он просто отключился. Гибон пытался растормошить его, но тот пьяно брыкался и просил оставить его в покое. Тогда Гибон пригрозив, чтобы Лосось не болтал, так как он тоже соучастник, завернул тело в пододеяльник и ушел с телом на улицу.
После случившегося, Лосось уже не мог спать. Когда Гибон скрылся за дверью, он сразу вызвал милицию и по телефону рассказал о случившемся. Гибон вернулся, успел выпить и после этого их сразу забрали. В отделении Гибон все отрицал, тело и нож найти не удалось, поэтому их посадили в камеру и стали ждать приезда кинологов с собаками. Под утро кто-то обнаружил в своем подъезде лежащее тело и вызвал скорую. Пьяный Гибон смог унести Макса только до подъезда соседнего дома, где его и оставил.
Макс простился с матерью, которая собралась уходить. Она сказала, что придет завтра, а перед сегодняшним уходом ей еще надо поговорить с врачом. Макс вновь лег и стал тихо дремать. Этот мирный сон был прерван шумом и возней, которые исходили от кровати Констанеды. Тот попытался хлебнуть чаю и нечаянно пролил кипяток себе прямо на гипс. Несколько секунд он просто недовольно кривился, но когда горячая жидкость пропитала марлю и стала обжигать тело, то он стал усиленно дуть на себя и постанывая ежиться, словно стараясь отодвинуться и меньше касаться плотно облегающей повязки. Когда все это происходило, Юрик лежал у окна и читал. Он отложил книгу и подошел к кровати Констанеды, чтобы взять из его руки кружку и поставить ее, пока тот не облился еще раз.
Услышав громкие звуки, Макс проснулся и поднял голову с подушки, чтобы посмотреть в чем дело. Быстро разобравшись в ситуации, он снова опустил голову и задумался. Недавно они все трое общались и рассказывали друг другу о себе и о своей жизни. Они делали это как старые знакомые, словно давно друг друга знали. Быть может это несчастье так сближает людей? Тогда может оно затем и существует, чтобы напоминать о чем-то ином? И почему люди готовы прийдти на помощь первому встречному, лишь пострадав сами? А может они так открыты и добры друг к другу просто потому что они не знали друг друга прежде и не успели сделать друг другу зла? Или может здесь играет роль то, что скоро они снова разойдутся, станут жить своими жизнями и никогда больше не встретятся?
Вопросы проносились чередой в голове у Макса. Это были не столько вопросы, сколько ответы на них, несмотря на вопросительный знак в конце каждого. Макс лежал и смотрел в черноту окна. На улице стемнело и осенняя ночь вступила в свои права. Тусклый свет далекого фонаря позволял разглядеть за окном силуэты ветвей деревьев, растущих перед зданием. Стекло казалось сдерживало уличную черноту, не давая ей ворваться своей прохладой в их ярко освещенную палату. Чернота за окном казалась живой и почему-то влекущей. Она словно притягивала внимание, маня и напоминая о себе. Казалось, что там в этой ночи есть нечто первозданное, благоуханное, таящее в себе неизмеримые возможности и переживания для чуткой души...
Где-то за окном издалека донесся слабый, едва различимый мужской крик:
- Как тебя зовут, придурок?
В ответ
