неизвестно и непостижимо, а указание на начало, которое может быть описано и передано словами.
Клаус понял, что человеческий разум не совершенный инструмент для понимания окружающего мира. Если разум считает верным какое-то утверждение, то любое утверждение, идущее вразрез с ним автоматически становится ложным. В то же самое время любое утверждение может быть верным в зависимости от ситуации и контекста в котором оно звучит. Отсюда вытекает невозможность познания мира на основе разума.
Художественное произведение становится тем, чем считает его человек, который на него смотрит. Разглядывая Джоконду один увидит некрасивую бабу, одетую как батрачка. Кто-то другой увидит непревзойденное произведение искусства, третий денежную сумму, которую эта картина стоит, четвертый увидит эпоху, когда она была нарисована. И каждый будет прав, потому что реальность для каждого смотрящего определяется, исходя из его вкусов и предпочтений.
Очень хорошо этот принцип отражен в старой притче о десяти слепцах, которые ощупывали слона. Первый щупал хвост и сказал, что слон – похож на веревку. Второй щупал ногу и сказал, что слон похож на колонну. И так каждый щупал что-то свое и говорил, что слон похож на что-то другое. При этом слон остается слоном и кто бы и как его не описывал он от этого не только не меняется, но и не становится более познанным.
Причем более познанным он не становится и не станет таким никогда. Можно изучить его вдоль и поперек, разрезать, изучить все ткани и органы, подсчитать сколько в нем клеток и даже атомов, но все равно все упрется в какой-нибудь вопрос, на который нет ответа. Например, в принцип «непознаваемости материи» или в какой нибудь другой. Даже самые простые вопросы не имеют ответа. Например где находится слон? В зоопарке. А где находится зоопарк? В городе. А где находится город? В стране. А где находится страна? На Земле. А где находится Земля? В галактике. А где находится галактика? Во вселенной. А где находится вселенная? Где-где...
Клаус понял, что именно поэтому религиозный взгляд на происхождение мира такой простой и ненаучный. Дело вовсе не в том, что религия противостояла науке и боролась с ней. Хотя в средние века это выглядело именно так. Дело в том, что наука попросту не способна ответить ни на один вопрос. Все применение науки заканчивается на том, чтобы сделать жизнь более комфортной. Поэтому религиозный взгляд, который не предполагает досконального разумного понимания, потому что оно попросту невозможно, включает в себя только простенькую модельку создания мира. Эта модель естественно научно совершенно не обоснована, но она существует только для того, чтобы занять разум, который, естественно, требует конкретных ответов. Поэтому это не важно.
Древняя мудрость «Чем больше я знаю, тем больше я знаю, что я не знаю» выражает принцип непознаваемости бытия, но она совершенно не отражает принцип самого бытия как такового, то есть бытия в себе, а не для познания.
Клаус стал задумываться над другим способом видения мира, который не включал бы в себя каких бы то ни было частных взглядов, зависимости от знания, а позволял бы познавать окружающий мир, как он есть. Клаус понял, что познание возможно только за пределами Слова. Именно в этом трудность передачи духовного знания и духовного опыта. Все что может быть передано является заключенным в слова, которые ограничивают сами себя.
Единственное деление людей по категориям, которое может быть справедливым и верным — это исключительно их отношение к слову. Слово, идея, логос само по себе не является чем-то самодостаточным. Оно существует только при наличии его носителя, то есть чтобы оно было проявленным необходим тот, кто выражает его. Идея может быть абсолютно разной, как для кроманьонца не существовали ни гегелевский абсолют и платоновские эйдосы, так и для современного человека совершенно определенно не существуют идеи, которые будут элементарными для каждого уже в недалеком будущем.
Томас Кун в своей работе «Структура научных революций», описал процесс через который проходит научная парадигма. И вывод был следующим: становление новой парадигмы возможно только после того, как носители старой физически исчезнут. Эйнштейн до конца жизни игнорировал и не принимал всерьез квантовую теорию, Резерфорд до конца жизни утверждал, что невозможно использовать атомную энергию и таких примеров, можно перечислить множество. То что тысячелетия назад знал Восток стало актуальным на западе только в 20-м веке. В основном это случилось благодаря резкому росту научно-технического прогресса, и более хорошей задокументированности этого процесса. Таким образом в пределах жизни одного поколения люди своими глазами увидели непостоянство своих знаний о мире, преходящий характер убеждений, точек зрения и мнений. Эта нестабильность приводит к попытке найти систему, если и не предсказать характер будущих изменений, то хотя бы описать уже существующие и таким образом сделать этот процесс если не управляемым, то хотя бы поддающимся пониманию.
По отношению к идее люди делятся на следующие типы: Первый — это опущенные или фанатики. Гурджиев называл таких людей «мертвыми». Это люди настолько отождествившиеся с идеей, с чем-то, что придумал такой же человек, как они и просто убедил их в этом, что они словно сами стали этой идеей. Общение с таким человеком можно сравнить с упаковкой сока с надписью «Сок». Ее открываешь, а в ней находишь не сок, а точно такие же этикетки с надписью «Сок». С ними бесполезно говорить, рассуждать, доказывать, настолько сильно идея другого человека засунута в их мозги. Особенно ярко это выражено в старости, когда некто, понимая, что уже все, скоро конец начинает денно и нощно жаждать загробной жизни, в контексте той догмы, сторонником которой он является. Все большее самоубеждение в смертной идее, в смертной поскольку без своего носителя эта идея просто перестает существовать приводит ко все большему отождествлению с ней, в результате человеческое сознание тонет, слепнет и глохнет окончательно. Это подобно хитрому морскому узлу. Если пытаться развязать его, то он затягивается все туже и туже.
У Иисуса есть прекрасная притча об этом. Хозяин уезжая куда-то дал каждому из своих рабов по нескольку талантов. Он велел пустить эти деньги в дело и приумножить их. Двое рабов так и поступили, однако третий зарыл эти деньги в землю, чтобы с ними ничего не случилось. Когда хозяин вернулся, то поощрил двух рабов, которые не только сохранили то, что имели, но и путем работы приумножили. Того же раба, который просто вернул то, что ему дали он повелел отдать истязателям. Суть притчи в том, что данную от природы ценность, кто бы как ее не называл — жизнь, душа, сознание нельзя зарывать на сохранение в какие-то тленные ошметки, идеи, которые суть — гумус, даже если пока они им не являются.
У людей столько сохраняется иллюзия, что если нечто называется так же как тысячу лет назад, то это и есть то же самое, чем оно было тысячу лет назад. Первые христиане не узнали бы современного христианства, точно так же, как основатели любых других религий. Это уже совершенно другие супермаркеты под той же самой вывеской. А раз так, то все что остается — лишь идея об этом, которая так же либо не верна, либо рано или поздно загнется под давлением очередной смены парадигм.
Второй тип человека — это моралисты. Это тоже сторонники какой-либо идеи, но толкующие ее уже, как мораль. Мораль же это вещь спорная и многоплановая в плане ее толкования, а потому это гораздо удобнее. В любой религии рано или поздно случался раскол. Как правило образовывались течения, которые делились на традиционалистов и на еретиков, на тех, кто отступал от изначальной трактовки учения в связи с тем, что внешние обстоятельства изменились и больше не являются адекватными старому подходу. Даже раввины утверждают, что тора — это то, что говорят они, а не то, что написано в «Шулхан Арух».
Другой стороной морализма является специфика паствы или коллектива верующих. В Буддизме есть одна история, которая наглядно показывает всю ситуацию. Сам буддизм представляет собой восьмеричный путь по достижению просветления и на этом пути необходимо соблюдать более тридцати тысяч правил. В частности буддист обязан съесть все, что ему бросят в миску для подаяний и одновременно с этим буддизм предполагает сострадательное отношение ко всему живому, то есть запрет на употребление в пищу мяса. Однажды буддистский монах сидел и просил подаяние. Над ним пролетала птица и она случайно уронила к нему в миску кусочек мяса. Он пришел к Будде в затруднении и спросил как быть. Будда сказал, что он должен сделать исключение и съесть то, что упало в миску. С тех пор буддисты по всему миру позволяют себе есть мясо.
Ни одно учение, писание не может отражать все перепитии и многообразие жизни, а потому морализм неизбежно возникает. Он может возникнуть из-за того, что это действительно необходимо, а может и потому, что кому-то это выгодно.
Например, один «бледный юноша со взором горящим» из семьи обрусевших немцев, заканчивая советскую школу пришел к комитет государственной безопасности и сам изъявил желание быть принятым. Он принял присягу и поклялся до последней капли крови защищать свою родину. Через некоторое время он встал во главе самой мощной силовой организации и благодаря своему бездействию благополучно просрал страну защищать которую он клялся. Мораль — это дело спорное.
Иными словами моралист — это человек, который поднялся над идеей. Во зло или во благо — это уже другой вопрос, но он видит, что это всего-лишь идея, а стало быть он кто-то отличный от нее и он может использовать ее как инструмент, вместо того, чтобы быть ее инструментом. Даже первые христиане признавали над собой только бога и никакой церкви, но затем процесс меняется и новые поколения уже приходят под управление вторичного источника информации, полностью упуская первичный.
Еще одна сторона морализма. В одной из книг Ярослава Гашека есть анекдот. Девушка-крестьянка приходит на исповедь к священнику. Она начинает исповедоваться и говорит, что совершила страшный грех. У священника сразу слюни потекли, захотелось послушать, как молодуха рассказывает про прелюбодеяние. Он стал убеждать ее рассказать, ведь он служитель господа и все останется между ними. Девушка продолжала мяться и стала говорить, что это такой грех, про который очень стыдно рассказывать. Священник продолжил ее убеждать, говорить о всепрощении, о милости господа. Тогда девушка решилась и рассказала. Оказывается она перед сном перед тем как лечь спать выковыривала грязь между пальцев ног, а после этого нюхала ее. Вот и весь грех.
Моралист, поднявшийся над идеей, начинает понимать, что многочисленные запреты, грехи и прочее — это не более чем такие же мелкие гадости, которые просто противны, но не греховны. Однако кому-то очень нужно, чтобы люди считали себя плохими, виноватыми, иначе зачем тогда понадобятся многочисленные армии людей, наживающихся на этом. Существует анекдот про то, как в цифре «7» появилась черточка. Моисей пришел с горы Синай и начал
