“капиталистической” Европы свои “теории” и писавший.
Однако пламенные призывы Троцкого “остановиться и успокоиться, не сходить с ума” не возымели действия в российской партийной среде, как и в многострадальном русском народе. К началу 1925 года измученные русские люди уже порядком устали от голода и холода, от казней, крови и слёз, от тотального разрушения и разграбления их некогда великой Державы; как, в целом, устали они и от горластых картавых революционеров-марксистов, краснобаев и баламутов по преимуществу, обещавших им золотые горы когда-то, а показавших в итоге народу шиш и дуло маузера в придачу, оказавшихся обыкновенными демагогами и болтунами, да ещё и грязными жуликами на деле, обобравшими всех до нитки. Сколько ж можно было грабить, насиловать и жечь?! Хватит! “Старый” мир был разрушен - до основания, до последнего камешка, до соринки. И надобно было, понимали все, как следует засучить рукава и начинать строить “новый” мир - могучий, светлый и справедливый. Русские люди соскучились по строительству, по правде, чистоте и порядку…
7
Поэтому, начиная с 1925 года, «просматривается определённый откат от грубого социологизма, попыток рассматривать культуру только в чёрно-белых красках, чем грешили Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин и их последователи. В изменении акцентов и подходов в культурном строительстве ясно просматривается рука Сталина. Он не терпел пустозвонства и, будучи в высшей степени эрудированным человеком, легко отличал подделку от подлинного художественного творчества. Клятвы в верности марксизму-ленинизму бездарей его не трогали. В принятой в июне 1925 г. резолюции Политбюро «О политике партии в художественной литературе» по настоянию Сталина указывалось: “Партия должна всемерно искоренять попытки самодельного и некомпетентного вмешательства в литературные дела”. Он определённо пытался врачевать раны, нанесённые неистовыми революционерами, резвившимися на ниве литературы.
Большего он, по-видимому, сделать не мог, ибо ввязываться в литературную и окололитературную свалку, занимать позицию в защиту того или иного было чревато неисчислимыми последствиями. Писательскую общину сжигало желание заполучить влиятельных покровителей из ЦК или на худой конец из ОГПУ. Со времён революции немало мастеров слова стали почитать себя политиками, рвавшимися принять прямое участие в делах государственных, что они понимали как неограниченную свободу отлучать от коммунистической идеологии или записывать в сторонники её. В тогдашних условиях последних ждала незавидная участь. Сталину представлялось на том этапе: зарегистрировать свою заинтересованность в делах культуры, предстать неким арбитром, дальше – видно будет» [Н.Н.Яковлев. Сталин: путь наверх. М. 2000.]…
Глава десятая
1
В глазах большинства коммунистов страны Сталин становился безоговорочным лидером, предводителем-вожаком, делами - не языком, не террором, не склоками - ещё с XI-го партсъезда доказывавший своё право руководить партией и государством. Поэтому-то Центральный Комитет и постановил большинством голосов летом 1925 года, что на грядущем XIV-ом съезде РКП(б) с Политическим отчётом должен был выступать именно он, Иосиф Виссарионович Сталин, как Генеральный секретарь, а не пустомеля Зиновьев, лидер питерских коммунистов…
Зиновьев был в глубоком шоке от такого пренеприятного известия, как и его верный друг и соратник Каменев. Ещё бы! Два года они, патологические честолюбцы и властолюбцы, на пару грызли и валили Троцкого, изгоняя из Оргбюро ЦК и руководства РККА преданных тому людей. И когда затравленный ими Троцкий был наполовину повержен (хотя членом Политбюро он ещё оставался), и до неограниченной власти в России было уже рукой подать, - выяснилось к ужасу обоих, что из-за спины вдруг выскочил, как чёртик из табакерки, какой-то там Сталин - плебей, грузин, партийная ломовая лошадь, “мальчик на побегушках”. “Посредственный”, “пустой” человек на их просвещённый взгляд, которого они и за человека-то никогда не считали, которого презирали всем существом своим как представителя противоположного, враждебного мiра законченных шабесгоев и рабов, мiра недочеловеков. А он, этот раб презренный, этот смерд, это ничтожество такую силищу вдруг набрал, такой громадный авторитет приобрёл в Центральном аппарате партии, что даже и их посмел отодвинуть, отвести им вторые места - безоговорочным лидерам Москвы и Ленинграда. А сам претендует на роль чуть ли ни главного партийного идеолога и вожака. Роль, которую (мысленно по крайней мере) уже давно застолбил за собой истеричный глава Коминтерна…
2
Терпеть подобное унижение ни Зиновьев, ни Каменев не собирались, ясное дело! Уже осенью 1925 года оба быстренько сформировали очередную “новую оппозицию” из своих сторонников (куда из влиятельных партийных персон вошли вдова почившего вождя Надежда Крупская и нарком финансов Григорий Сокольников (Гирш Бриллиант), а также видные большевики со стажем Григорий Евдокимов, Пётр Залуцкий и Георгий Сафаров). При их активной поддержке в декабре-месяце, в дни работы планируемого XIV-го съезда РКП(б), наши “братья-близнецы” (так звали-величали в партийной среде Зиновьева с Каменевым) и вознамерились дать бой не на жизнь, а на смерть и Сталину самому, и его “идиотской” и “утопичной” доктрине “построения социализма в отдельно взятой стране”, в зачуханной и немытой России то есть. Оба горделиво и дерзко решили во всеуслышание заявить всему мiру, что подобная националистическая доктрина, по их авторитетному мнению, в принципе не приемлема для них самих и их сторонников-большевиков, сугубых интернационалистов-марксистов, сиречь космополитов безумных, бездарных, безродных! - только потому уже, что “отдаёт душком национальной ограниченности”…
---------------------------------------------------------
(*) В своей книге «Перманентная революция», изданной в 1930 году в Берлине, Троцкий с предельной степенью откровенности написал (стр.287) то, что постеснялись сказать на ХIV съезде Зиновьев и Каменев, что они держали в уме: «Теория социализма в отдельной стране, поднявшаяся на дрожжах реакции против Октября, есть единственная теория, последовательно и до конца противостоящая теории перманентной революции… Попытки эпигонов – под ударами критики – ограничить применимость теории социализма в отдельной стране одной только Россией, ввиду её особых свойств (пространство и собственные богатства), не улучшают, но ухудшают дело. Разрыв с интернациональной позицией всегда и неизбежно ведёт к национальному мессианству, т.е. признанию за собственной страной преимуществ и качеств, позволяющих ей будто бы выполнить ту роль, до которой не могут подняться другие страны».
Классно сказано, да! Как бесит евреев всё по-настоящему великое и прекрасное, что делается без них и помимо них, где им, межнациональному сброду без рода без племени, не находится места!!! Они и вправду уверены, что творят Мiровую Историю, на что другие нации якобы в принципе не способны!!!
---------------------------------------------------------
3
С 18-го по 31-ое декабря 1925 года в Москве проходил ХIV съезд РКП(б), на котором Российская коммунистическая партия большевиков была переименована во Всесоюзную - ВКП(б). Но это не главное. Главное, ХIV съезд вошёл в историю как «съезд индустриализации». Индустриализация после этого стала главным приоритетом и ориентиром страны, процессом превращения отсталой промышленности СССР в главный производящий сектор экономики. По принятому съездом плану предполагалось, что 1926-1928 годы станут временем реконструкции и переоснащения старых предприятий; а уже в 1929-1937 годы форсированными темпами будет производиться широкомасштабное индустриальное строительство предприятий группы «А» (тяжёлой промышленности)…
Итак, XIV-й партийный съезд стал поистине эпохальным событием в жизни страны: на нём была принята большинством голосов, после делового и глубокого обсуждения, программа индустриализации; с него же, со съезда, ведёт отсчёт и полоса яростных споров большинства членов Центрального Комитета партии, горячих сторонников Сталина, с оппозицией: троцкистами, зиновьевцамив и бухаринцами, - что длились (споры) до конца 20-х годов по сути и кончились для перечисленных оппозиционеров печально в середине 1930-х годов.
С политическим отчётом ЦК на съезде выступил Генеральный секретарь И.В.Сталин, который и предложил съезду на обсуждение основные принципы великого народнохозяйственного плана возрождения страны, заложенные в программе индустриализации.
И после этого началась катавасия - визг и вопли на весь огромный зал, оголтелые выпады против докладчика, злобные, несправедливые и отчаянные.
Что вытворяли на съезде разгневанные и потерявшие разум Зиновьев с Каменевым - не передать словами! Дело тогда едва-едва до отборного мата не доходило и рукоприкладства. Сталина они пытались стереть в порошок - да руки у обоих оказались коротки.
“Братья-близнецы”, поочерёдно выскакивая на трибуну в течение всего съезда, с яростью пытались всех присутствующих убедить, что программа Сталина - бред, фанфаронство, утопия, самореклама! Не может-де нищая, отсталая и аграрная Россия вдруг в одночасье стать передовой индустриальной державой наподобие Англии, Франции и Германии, то есть “вытащить саму себя за волосы из болота”: это, мол, чистой воды прожектёрство, маниловщина, нелепица. Именно и только так! Как нелепицей выглядит и то, наконец, что сам забулдыга-Сталин-де оказался во главе партии и страны. За какие-такие заслуги?! Во главе государства должны быть только они двое - Зиновьев с Каменевым - два правоверных марксиста и ленинца, два заслуженных большевика, что были к покойному Ильичу ближе всего и до революции, и после. А Сталин-де выскочка, фук, самозванец безродный, пустомеля безграмотный и бездарный, который-де ловкостью и интригами пролез наверх - именно так! - и которому старые большевики подчиняться отныне не собираются.
Глава столичных коммунистов Каменев так просто осатанел, по количеству несправедливых и ядовитых нападок на Генерального секретаря на съезде побив все мыслимые и немыслимые рекорды: ранее Лев Борисович себе подобного не позволял.
«Мы, - гневно бросал он с высокой трибуны в переполненный коммунистами зал, - против того, чтобы делать “вождя”. Мы против того, чтобы Секретариат, фактически объединяя и политику, и организацию, стоял над Политическим органом… Лично я полагаю, что наш Генеральный секретарь не является той фигурой, которая может объединить вокруг себя большевистский штаб… Именно потому, что я неоднократно говорил это тов. Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил группе товарищей-ленинцев, я повторяю это на съезде. Я пришёл к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роль объединителя большевистского штаба»…
Однако съезд отреагировал на эти злобные выпады самым неожиданным образом: освистывал оборзевших сталинских оппонентов, обрывал их грубыми окриками из зала и оскорбительными выражениями антисемитского толка. Каждое же выступление самого Сталина приветствовал бурными и продолжительными аплодисментами, часто
