переговаривалась и общалась…
Она не могла не вызвать у меня сочувствие. Сочувствие невольное, и почти сразу… А это значит — что и желание оказать какую-то помощь и поддержку, покровительство и защиту…
Когда приехали в Оломну, к нашим баракам, я уже старался не упустить её из виду…
Вскоре я узнал, что её звали Тамара, как и мою мать. Это должно бы было меня сразу насторожить (как я вообще мог влюбиться в девушку — с этим именем?) — но это, однако, не воспрепятствовало ни развитию моих, всё более сильных, и очень сложных чувств к ней, ни развитию моего не самого лучшего замысла, связанного с этими, как потом стало, всё более, выясняться, не самыми здоровыми чувствами…
А замысел этот был (по-моему, почти с самого начала всей этой «колхозной эпопеи»): до конца сентября — успеть влюбить её в себя…
Прости меня, Господи!..
Да, можно сказать, что я уже был очень не равнодушен к ней — и просто хотел добиться взаимности. Но взаимности в любви — никогда не нужно добиваться. Взаимность в любви— это от Бога, как и сама любовь. И нужно — просто любить…
Желать взаимности в любви, надеяться на неё — это совершенно естественно, но силой добиваться этой взаимности — это уже эгоизм, корысть, жадность и насилие над другим человеком, насилие над его душой, насилие над его свободой… Даже если ты, вроде бы, не совершаешь — никакого физического насилия. Любое психологическое насилие — это тоже физика. И иногда — это очень мощная физика…
И где нет свободы — там не может быть любви…
Хочешь любви — никогда не дави! Даже чисто «психически». Любовь и давление — несовместимы. Давления гравитации и без тебя в нашем мире хватает; и любовь — это как раз освобождение от давления и от всякого физического и духовного насилия, это как раз — анти-гравитация и анти-энтропия…
Истинная любовь — это не тягота, не тяжесть и не зависимость, это — освобождение от всякой тяжести и от всякой зависимости…
И если тебя тянет к кому-то против твоей воли — значит здесь уже «не та физика», которой нельзя подчиняться…
Взаимность в любви — невозможна без взаимности в понимании. А понимание возможно только там — где есть чистое и бескорыстное внимание, и где ты никогда и никому не врёшь, где есть полная искренность и открытость…
Взаимопонимание — вот чего надо добиваться; и оно невозможно вне Правды и Истины, вне полной и совершенной искренности и открытости, и вне совершенной чистоты намерений, где нет абсолютно никакой корысти…
Не может быть понимания другого — если нет понимания себя…
И где есть хоть какое-то, и хоть малейшее враньё — там не может быть понимания!..
А я ещё допускал тогда «тактический обман» и разную мистификацию, если это делается в «интересах революции». На чём уже в этот раз и погорел…
Если кого-то обманываешь — то, действительно, всегда обманываешь самого себя…
Нет правды — без любви, и нет любви — без правды…
Ах, если бы мне тогда помог Достоевский!.. Но Достоевский меня открыл — и пробудил мою душу, и моё сердце — и дал мне почувствовать, что такое Правда, без которой невозможно жить — уже где-то после этого рокового сентября… Правда Христова — ещё не открылась мне…
Но не было бы этого фантастического сентября — как бы я понял, что такое любовь?..
…
Девчонок расположили в большом бараке; а мы, 5 мужиков — расположились в соседнем, небольшом… Как с этим делом обстояло в предыдущем сентябре, когда нас с В.М. было из мужиков всего двое — в упор не помню; но кажется, что мы спали в одном бараке с девчонками, потому что абсолютно точно — что не отдельно…
Первый день по приезде уже был холодный… Девчонки тут же стали просить кого-нибудь из мужиков разжечь им печку. Вызвался, естественно, я; и потом они уже регулярно просили об этом — только меня, чему я был всегда только очень рад, просто уже потому, что всегда любил это дело, работу с огнём. И костёр в походе, и печь в доме — это святое, и моё любимое. И девушек согреть — святое дело… Вся рубка дров тоже автоматически оказалась за мной…
Довольно часто меня просила разжечь печку именно Тамара — но абсолютно по-деловому, совершенно без всяких особых намёков в голосе, взгляде или в поведении в целом… Просто — она была инициативная девушка в нашем «микросоциуме»… И явного интереса её ко мне — я не наблюдал никогда…
Часто девчонки просто звали меня посмотреть, что «что-то с печкой». Намеренно, или нет, но сами они дрова в неё подкладывали редко. Ну, а я был только рад, и редко уходил от них сразу, всегда кто-то из них чем-то ухитрялся меня задерживать… А разве я был против?..
К Тамаре — я долгое время только приглядывался, стараясь ничем себя в этом не выдавать… И мой «хитрый план» насчёт неё был детально рассчитан именно на месяц…
Хотя, если тебе нравится девушка, или парень — то какой смысл это скрывать?.. Но мы слишком привыкли врать — и живём в мире тотальной лжи…
А ложь — она разрушает и сокрушает фундамент всех человеческих отношений: и любви, и дружбы, и товарищества, и семей, и государств, и империй, и целых цивилизаций…
Работали мы, обычно — на картошке, очень редко — с морковкой или с другими овощами… Я, Лёва, Олег и Володя Зюкин, в основном, закидывали, работая в парах, ящики с картошкой — на тракторные прицепы; особенно хорошо и ловко у меня это получалось с Лёвой, он всегда работал всерьёз и с пониманием дела… Иногда я, при случае, помогал девчонкам, высыпая картошку из их вёдер — в ящики… Ну, особенно, когда тебя об этом, с обворожительной улыбкой, вежливо попросят…
Работали мы обычно с раннего утра (с завтрака) — и до позднего вечера (до ужина), лишь с перерывом на обед. Но когда шёл дождь — в поле не выходили; и это давало некоторую возможность для общения… Раз идёт дождь — значит я иду быстро рубить, готовить и таскать дрова, и топить девицам печку…
Тамара была, вроде бы, и разговорчивой, и общительной — но чувствовалась в ней какая-то постоянная насторожённость, напряжённость, и постоянная готовность к спору и к отпору, даже к агрессии…
И мне бы, дураку, обратить тогда внимание на более добрых и мягких девчонок, и которым к тому же, я был явно интересен — но, увы…
В мозгах у меня — как что-то, и в самом деле, «вирусное» и «токсичное» — засела Тамара…
И даже спустя много десятков лет — это воспринимается как какая-то «заноза», которая, до сих пор, так вполне и не вышла…
И сохраняет для меня свою мало приятную загадку…
…
И ведь возможность познакомиться с другими девчонками — у меня была самая широкая…
Уже в 1-й или во 2-ой день нашего приезда был, кажется, выходной, и наша компания мужиков довольно крепко поддала; причём В.М. с другом (наши главные «бухари») признавали, и покупали на всех, только «водяру» (хотя, быть может, ничего другого в ближайших магазинах и не было). И я — в довольно чувствительно поддатом виде — пошёл (кажется, с Лёвой и Олегом) на местные танцы…
Совсем недалеко от нас был барак ребят из Индустриального техникума (и я потом часто заходил к ним, где парни пели под гитару). А где-то немного подальше — обитали ребята и девчонки из какого-то гуманитарного вуза (уже не помню, какого). И в местном клубе были устроены танцы, где как раз, едва ли не в большинстве — были девчонки из этого вуза…
Клуб этот напоминал больше — просто большой сарай… Я был в ватнике и в кирзовых сапогах. Девчонки были одеты более презентабельно… Довольно скоро был объявлен «белый танец» — и меня тут же на него пригласила симпатичная девчонка из этого вуза, довольно высокая (чуть ниже меня) тёмная шатенка (она была в куртке). На следующий танец — я пригласил её; на что стоявшие рядом с ней подруги тут же обратили, судя по их удивлённым и заинтересованным взглядам, самое многозначительное внимание…
Но преобладающей моей эмоцией, когда я приглашал эту девчонку, была, наверное, не симпатия (хотя девчонка была точно симпатичная), не интерес, того или иного рода, а просто — чувство благодарности, что она обратила на меня внимание и выбрала именно меня, не очень трезвого, хотя там было — из кого выбирать. И хотелось ответить ей тем же…
За танцами успели с ней поговорить совсем немного… Девчонка показалась мне — интеллигентной и культурной, достаточно простой, с естественными и приятными манерами, с неплохой спортивной фигурой, с хорошей осанкой, и при всём — красивой, общительной, умной и доброй… И не помню, и не возьму в толк, что мне тогда могло помешать установить с ней более близкое знакомство (даже в интересах революции — ведь это была связь с целым вузом!). Общая малоопытность в этих делах?.. Скорее всего, я тогда уже просто слишком запал на Тамару…
Это уже позже я выработал для себя правило: если видишь, что тебе начинает слишком нравиться одна девушка — срочно начни встречаться с другой, чтобы нейтрализовать её влияние на тебя. И это правило мне всегда помогало… Но в тот раз — интерес к Тамаре оказался сильнее. В ней действительно было что-то от «роковой женщины», и весьма капризной при этом. Она и походила на цыганку…
И я упустил ту интересную девчонку на танцах, которой и я был точно интересен, и с которой у меня точно мог бы установиться гораздо более здоровый и естественный контакт, чем с Тамарой. И я потом жалел об этом…
Хотя Божий Промысел — всегда работает так, как нужно…
…
Но с некоторыми из наших девчонок — мне, всё-таки, удалось познакомиться более близко…
Уже в самые первые дни мне довелось, без особых намерений поначалу, довольно близко сойтись с самой молодой, 18-летней, и самой наивной и инфантильной девчонкой из всей нашей большой женской команды. Хотя девочка была не без хитрости и с определённой склонностью к авантюрам… Мы сходили с ней прогуляться пару раз, вечером, поговорили по душам. И я предложил ей своего рода игру: она будет как бы моим тайным агентом и будет рассказывать мне всё, что девчонки в бараке будут говорить обо мне. Она согласилась…
И вот, на следующий же вечер, она полулежит на своей койке — и тихо подзывает меня к себе, когда я был рядом. Я присел к ней — и она начинает тихо, и с многозначительной улыбкой, поглядывая по сторонам, рассказывать мне, кто что из девчонок говорил обо мне в моё отсутствие…
Я видел и чувствовал, какой она ловит кайф от того, что ясно видит, как все девчонки в бараке сгорают от любопытства, пытаясь догадаться, о чём это она со мной так мило и многозначительно беседует…
Её сведения были для меня ценные, говорили обо мне в девическом обществе действительно много, хотя что там было конкретного — вспомнить не могу… Кажется, ещё раз или два у нас с ней были такие беседы… Но потом — девочка немного зарвалась, и — сделала ошибку…
Говорит как-то потом, когда я зашёл к ним в барак, полулёжа на своей койке, громко и довольно развязно, и с некоторой претензией, и явно, чтобы все и видели, и слышали:
«Володя, пойдём погуляем!»
Мне не понравился её тон; и я ей ответил что-то спокойно, типа:
«Иди, погуляй, если хочешь!»
Это все видели и слышали…
Я видел, как она огорчилась, задумалась. Кажется, не обиделась. Вроде бы, даже поняла, что ляпнула что-то не то, и не так, не подумав хорошенько, как мне показалось…
Мне было её жалко — но больше у нас
