граблями, стаскивать вилами за кладбище и стоговать. «Как высохнет трава, - мечтательно проговорил Зон и закатил глаза, - устроим ночью костёр до самого неба, полыхать будет, звёздам будет жарко!»
Кондотьер, почуяв волю, с радостным лаем весело носился по кладбищу, не испытывая ни капли уважения к усопшим. «Ишь, расшалился, лохматый! – наблюдая за псом, довольно изрёк Зон. – Понять его можно, всё время сидеть на цепи, тут и самый стойкий солдатик с ума сойдёт. Не, не, ты погляди, Сеня, он сейчас все репейники на шерсть соберёт!»
Пасть с высунутым языком мелькала в разных концах кладбища.
Коса, тужась, срезая сочные или сухие стебли, надрывно рыча, срубая лозины, визжала сотней вспугнутых поросят, которым сообщили страшнейшую весть: кормить будут один раз в сутки.
Работа спорилась. Валики травы Семён, идя вслед за Зоном сгребал в кучки. Вилами относил за кладбище и складывал в стожки. Травы накопилось много. Половину укоса Семён относил, не ленясь, к дорожному тупику, где в ожидании корма стояли хуторские бурёнки, бычки и козы. В воздухе висел возбуждённый гомон: мычание коров переплеталось с басовитым гудением бычков, блеяньем коз и визжанием насекомых в траве и в воздухе.
Час спустя Зон объявил отдых: «Баста, Сеня, перекур! От работы кони дохнут». Откупорил бутылку с домашним квасом, сразу вокруг мужчины воздух наполнился запоминающимся ароматом брожения и чёрного хлеба. Налил в кружку. Протянул Семёну. «Пей, Сеня, - несколько пафосно проговорил Зон, - в домашнем пользы поболе, чем в магазинном, и жажду лучше утоляет. А почему? А я отвечу: потому, что собственными руками сделан. И сусло приготовил. И процедил с любовью. И дрожжец с уважением к напитку добавил. И сахарку по вкусу, чтоб не сильно сладко было, но и не сильно кисло. А на заводе – бездушные машины всем процессом рулят. Ну какая польза-выгода? Один убыток…»
Семён поблагодарил за квас и сообщил о решении пойти прогуляться среди могил.
- Ступай, прогуляйся, - согласился Зон, задрёмывая. – после расскажу, кто похоронен, кому родственником приходился, когда похоронили, от чего умер, сам или от болезни.
С соломинкой во рту Зон быстро задремал.
Семён, проникшись неким благоволением к усопшим, осторожно ставя ноги меж холмиков, шёл, читая, кто лежит и внимательно изучая даты рождения и смерти. Бродя от одной могилки к другой, он незаметно приблизился к старой, сильно заросшей, оттого казавшейся ещё более запущенной, кустами сирени, рябиновыми чахлыми деревцами, плодовыми деревьями с сильно скрученными стволами, будто кто-то на них отрабатывал некие специфические способы ухода, сильно уродуя и превращая в инфернальных монстров, части кладбища. «Туда не ходи!» – предостерёг Зон без объяснений. – «Почему?» – «просто не ходи. Целее будешь». – «Объясни». – «Не буди лихо, пока оно тихо», - ограничился Зон.
Как ни интересны и привлекательны в своей архитектурно-кладбищенской композиции надгробные каменные кресты с растительным орнаментом, невысокие гранитные стелы, украшенные высеченными фигурками птиц и животных в украшении коричнево-зелёного мха и диадем из улиток и слизней с едва читаемыми, если на кириллице, надписями. Семёна заинтриговало одно сооружение: каменный купол человеческого роста в окружении разрушенных колонн, увитых серым плющом. Именно из-за колонн поначалу подумал, что это не вынесшая губительного влияния времени ротонда. Приблизившись к куполу ближе, Семён рассмотрел из чего сложен купол – филигранно подогнанные друг к другу кирпичи, без видимого без тщательного рассмотрения швов. Поверхность купола блестела, полированный камень отражал солнце, небо, редкие облачка. Но не это стимулировало его пробраться через густые заросли. Необычная вещь украшала вершину купола: яйцевидный предмет, стилизованный под сосновую шишку высотой около полуметра и сантиметров двадцать в основании. Вскарабкавшись на вершину, Семён рассмотрел нечто удивительное, воспалившее воображение до крайности, на мгновение фантазия унесла его в заоблачно-космические дали. Шишкообразный предмет с чешуйками оказался внутри полым. Расстояния между чешуйками аккуратно прорезаны так, что можно рассмотреть, находящее внутри. Во внутренней полости висел каменный шар величиной с кулак, покрытый то ли рунами, то ли некими знаками, то ли иероглифами. Семён не был знатоком древних алфавитов, поэтому ему было трудно определить на взгляд дилетанта, что из себя представляли символы. Иногда они вспыхивали. По отдельности или группами. Азарт вспыхнул внутри Семёна. На чём висит шар, стоило разобраться немедленно. Поэтому он не обратил внимания на предупреждение интуиции: под ложечкой противно засосало и липкий пот выступил на спине. Спустившись вниз, Семён обломил у ближайшего дерева ветку. Выстругал ножом черенок. Взобрался на купол, кипя он нетерпения. Вставил в щель между чешуйками палочку и, прицелясь, ткнул, как кием, каменный шар…
Налетел порыв ветра. С собой он принёс холод, мусор и крики испуганных птиц. Тянущий из сердца жизненные силы вой неизвестного животного сетью опустился с неба. В куполе что-то заскрежетало, заскрипело. Прямо под Семёном появилась щель, в которую он провалился, не успев ничего сообразить. Лежа на плиточном каменном полу, он услышал свист ворвавшегося внутрь ветра. Щель захлопнулась, оставив небольшую возможность заметить заволоченное тучами небо и услышать шум грозы.
Неяркое освещение внутри купола давало возможность рассмотреть находящееся. Помещение оказалось огромным. Со свода свешивались длинные обработанные деревянные брусья с высверленными сквозными отверстиями. В груди у Семёна что-то ёкнуло, холодный камешек сформировался в горле, мешая дышать. Повеяло чем-то знакомым, уже виденным, от чего стало не по себе и Семён непроизвольно вздрогнул. Вдобавок ко всему, он почувствовал пристальный взгляд, направленный ему в затылок. То, что он в помещении купола не один, говорило ощущение присутствия ещё кого-то, невидимого его взору. Через купол доносились с улицы завывания ветра, свист непогоды, ворчание грома и треск молнии. Тишина и покой нарушились.
Круговая кладка купола пришла в движение. На ней высвечивались и гасли те же символы и знаки, что на каменном шаре, находящемся внутри шишкообразного предмета на вершине купола.
Один ряд кирпичей двигался по часовой стрелке. Второй – против…
***
Полина шла немного впереди, всё-таки в сумраке лабиринта тоннеля она ориентировалась уверенно. Семён следовал за нею, вертя головой, отыскивая незначительные приметы, по которым можно хотя частично восстановить или запомнить маршрут. Задумавшись, Семён налетел на замедлившую ход Полину и тихо извинился. Девушка повернулась, лицо серьёзно, глаза строги. Она двинула многозначительно бровями и приложила палец к губам. Семён кивнул. Затем девушка изобразил указательным и средним пальцами движение, дав понять – двигаться нужно тихо.
Загадочность и таинственность полностью завладели Семёном, он, прежде никогда не позволявший кому-либо проявлять диктат в отношении себя, слушался Полину, как маленький ребёнок. С момента вхождения в тоннель Полина ни словом не обмолвилась о конечной цели маршрута. Она дома поинтересовалась, не надоело ли ему сидеть сиднем дома на диване или во дворе в тени на стульчике, маясь от продуктивного безделья. Семён пошутил, мол, он за любой кипиш, кроме голодовки и лицом изобразил готовность к сиюминутному действию. «Веди меня, Сусанин!» - нараспев произнёс он дурашливо. Полина улыбнулась уголками рта, сегодня она была чересчур строга. «Артист – настоящий лицедей!» Семён не стал уточнять, это похвала или иной способ пожурить и сказал: «Мне бабушка всегда говорила, глядя со смехом на все мои проделки или, когда выкину какой крендель, что я артист погорелого театра». В ответ Полина рассмеялась, слегка закинув голову: «Представь себе, она была недалеко от истины». – «Ты для этого вырядилась в брючный костюм?» - поинтересовался между прочим Семён, его удивил наряд девушки, которую он привык видеть постоянно в платье или сарафане. Сегодня на Полине был шикарный брючный костюм в том же соломенно-коньячного оттенка, видимо, страстная поклонница данного спектра цвета. Широкие брюки, почти клёш. Под коротким просторным пиджаком с раструбленными рукавами поверх белой блузы жилетка. «Не жарковато ли?» - увидев её, подумал Семён и увидел себя со стороны в просторной футболке в шотландскую клетку, в линялых шортах с бахромой нитей по низу и в шлёпках на босу ногу и смутился. Рядом с Полиной он резко контрастировал одеждой и потому спросил: «Мне переодеться?» Полина вскинула брови: «Зачем?» Рукой Семён указал на её костюм: «Ты будто на суаре вырядилась». Полина осмотрела себя, наклонив олову и, отставив ногу, повернула голову, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке: «Хорошо ведь!» Семён не без удовольствия поддакнул: «Как говорят англосаксы – зер гут». Полина продолжила: «Подумала, всё время хожу практически в одном платье. Достала костюм, примерила, решила: буду в нём». – «Не упаришься? Всё же на улице июнь». – «Спасибо за беспокойство, Семён. Сегодня значительно похолодает». Её слова он впоследствии вспомнит, пропустив их мимо ушей.
Впереди послышались звуки, напоминающие вокализ, исполняемые, а капелла. Солист то резко, отрывисто, будто выкашливая звук «а», то длинно и монотонно тянул на одной ноте, следом за ним вступал хор. Иногда голос взлетал подобно отпущенной из клети птицы, растворяя пространство откровением звучания, то неумолимо обрывался на низкой ноте…
- Обещала нечто неожиданное? – прошептала таинственно Полина.
- Типа сюрприза, - проговорил также шепотом Семён. – Он уже близко?
Полина кивнула.
- Говори тише. Идём. Ступай за мной шаг в шаг, здесь полно ловушек.
- Уже испугался, - сострил Семён.
- Попадёшься, пугаться будет поздно, - предупредила Полина. – Тс-с!
- Что опять?! – шепотом спросил Семён.
Вилку из пальцев Полина сначала приблизила к своему лицу, затем показала вперёд.
- Будь внимателен.
Пытаясь скрыть мину негодования, Семён развёл руками.
- Когда?
Полина свела брови.
- Не спеши. Здесь аккуратнее.
С предупреждением девушка опоздала: Семён заметил необычное разветвление какого-то растения, оно занимало промежуток между стеной и более половины прохода. «Похоже на кораллы, - подумал Семён и тут же себя одёрнул: - Под землёй? Бред!» Бессознательно действуя, протянул руку к ближней ветке. Она моментально плавно изогнулась. На её поверхности заблестели искорки мелких кварцевых вкраплений. Из ветви начали вырастать подвижные длинные тонкие отростки. Семён зачаровался произошедшими изменениями. Рука его подрагивала. Всё это было необычно. В жизни это был первый случай. Полина резко оттолкнула руку Семёна, зло шипя: «Я предупреждала о ловушках. Забыл?» - «Эту красоту я вижу в первый раз», - возмутился он. – «Он мог быть последним», - отреагировала жестко девушка. Семён побледнел. «Так это…» - «Ловушка», - произнесла Полина и дальше
