***
Семён долго морщил лоб, пытаясь сосредоточиться: от неизвестного абонента пришло сообщение на телефон: «Девочки прибыли». Сразу возникло недоумение: что за таинственные девочки и куда прибыли. Долго валяться, нежиться, Семён себе не разрешил. Это в городской родной среде можно бить баклуши и валять дурака сутки напролёт, и никто не поинтересуется где ты, что с тобой, как себя чувствуешь. С первых минут задумки об отдыхе на хуторе, Семён поставил себе за правило: порядок начинается с себя. Он быстро вскочил с дивана, поскользнулся пятками на холодном полу, изобразил весьма правдоподобно неизвестные акробатическому миру приёмы восстановления равновесия. С такой скоростью, - экспресс позавидует начальному старту, - сделал зарядку. Выпил горячего кофе с печеньем и пошёл наводить порядок во дворе. Работы, как говорится, непочатый край: ждала мужской руки буйно разросшаяся трава, своим бодрым видом она нагло демонстрировала жизнестойкость и неуклонную тягу к продолжению существования на отвоёванной территории; также требовались руки и в саду: молодые дикие побеги деревьев тонкими прутиками, покрывшись маскировочной зеленью молоденьких листочков, нахально провоцировали сразиться с ними и кололи глаз. Семён плюнул на ладони, растёр слюну, так делали в его окружении отец с товарищами, так делали отцы-командиры, когда служил срочную службу и нужно было в оперативном порядке исполнить какое-то трудное задание, и отправился в сарай. Внутри это строение, - четыре с четвертью в длину и три метра с половиной в ширину, - напоминало импровизированный музей с складированным без должного учёта и обязательной классификации экспонатов: предметов быта, хозяйственного инвентаря и прочего. Не в первый раз его снова посетило ощущение, - правильность термина: дежавю или конфабуляция, - он определить не мог, - что всё переживаемое, виденное, ощущаемое он совсем недавно, по человеческим меркам жизни, пережил, видел и ощутил. Всё, к чему бы ни касалась рука, прежде было тактильно исследовано и знакомо, или куда бы ни падал взгляд – прежде видел, не далее, как вчера, или третьего дня, но не далее полугода тому назад. Более удалённые по времени события иногда вспоминаются с резкой отдачей в памяти, в эти мгновения лёгкое головокружение не самое худшее состояние.
Итак, первое, бросившееся в глаза – сильная захламлённость сарая. Понятно и самому непонятному горожанину, что рачительным хозяином на протяжении долгих лет сюда сносились отслужившие свой срок вещи, которые было уместно утилизировать, но они, с оглядкой хозяйской, а вдруг пригодятся, с не менее хозяйской бережливостью заворачивались, если это были фаянсовые изделия или тарелки в газету или, как мебель, диван с высокой спинкой и с полочкой поверху для слоников или рыбок, светящихся в темноте, стулья и табуреты, скамьи.
Сильно знакомым Семёну показался стоявший слева от двери ореховый буфет. Эти резные ножки, медные патинированные медные ручки – заоваленное самую необходимую эстетическую малость кольцо с стилизованным пятилепестковым цветком, зеркала внутри буфета, всё с той же документальной точностью отражающие прошедшую эпоху, как и прежде, длинные, огранённые полосы стекла в верхних дверцах, играющие с пространством и искривляющие его. Очень старинный велосипед. Наверняка, германский, дореволюционный, вполне мог быть экспонатом местного краеведческого музея в К***, как и массивная, в жёлтом деревянном корпусе радиола с шкалой настройки и сверху под приоткрытой крышкой диск для пластинок с звукоснимателем. Не зря говорится: чем дальше в лес, тем больше впечатлений. Чем больше Семён увлекался разборкой вещей, чем больше любовался помятым закопчённым алюминиевым чайником, чем больше его охватывал азарт исследователя, тем сильнее что-то притягивало его и держало, не отпуская в этом волшебном месте, где даже пыль пахнет точно также, как и тогда, когда произошла послевоенная денежная реформа, когда впервые в космос вышел человек – советский космонавт Юрий Гагарин и на трибуне ООН Генсек СССР пообещал кое-кому показать Кузькину мать.
Правда, иногда Семёну казалось, за ним кто-то исподтишка, спрятавшись в укромном уголке двора, следит. Взгляды он ловил с разных направлений: от зеленого малинника, от угольного маленького склада, от ворот с калиткой. Но более всего он ощущал затылком и кожей взгляды внутри. Отвлекшись от исследовательской деятельности, источник внимания оказался быстро обнаружен. Две картины, два портрета любительской кисти, написанные маслом на холсте. На одной картине изображен портрет старика в лёгкой одежде с рыбацкими снастями, почему-то Семён вдруг подумал, это Пётр, удящий рыбу в Галилейском озере. На другом портрете – мужчина средних лет в сером балахоне с просторными рукавами. Удлинённое загорелое лицо, внимательные карие глаза, сжатый крепко рот, аккуратная борода. Священник – к гадалке не ходи, - решил Семён. Как правило, первые ассоциации всегда верны. Он держит в руках деревянный посох, венчает его предмет, похожий на сосновую шишку, из которой исходит едва заметное сияние. Дабы избавиться от ложного ощущения слежки за собой, Семён развернул портреты лицевой стороной к стене и тотчас раздался протяжный не то крик, не то стон, будоражащий изнутри, затем послышалось звучание бьющегося стекла и скрежещущие звуки, когда идут по осколкам. Сознание моментально настроилось на некую волну восприятия. Смесь шумов вызвала озноб. Семён дёрнул плечами. макушка похолодела. С потолка сарая посыпалась пыль и мелкий мусор. Раздалось характерное воронье карканье. По крыше некто прошелся, под его тяжёлыми шагами шифер скрипел и трещал. Проём двери потемнел. Небо укрыли прозрачно-серые тучи. Поднялся ветерок, уныло свистевший в щелях между дверью и дверной коробкой. Шаги остановились прямо над головой Семёна. К ноге что-то прикоснулось. Семён вскрикнул и посмотрел вниз: жалобно мяукая, возле ног вертелся кот, тёрся головой о щиколотку. Мягкие касания шерсти животного прогнали страхи. Семён усмехнулся. Сел. Рассмотрел кота. Погладил ладонью. Кот, почти как произведение искусства, дымчато-серого окраса, гибкий и хитрый.
***
- Так вот ты где, Вис, пропадаешь!
Семён поднял голову и встал, взяв кота на руки.
- Привет, Полина. Где пропадала?
- Встречный вопрос, Семён, где пропадал ты?
- Я первым задал вопрос…
- А я девушка, ты должен мне уступать!
Семён усмехнулся.
- Хорошо, уступаю. Я здесь, как видишь.
Полина присела в полу-книксен.
- И я… как ты видишь, - кокетливо проговорила девушка.
Семён повёл руками.
- … разбираюсь с доставшимся хозяйством… - Вдруг что-то вспомнив, Семён спросил: - Погоди, Полина, ты что здесь делаешь?
- Тут такая романтичная атмосфера, правда? – Полина не ответила на вопрос, сделала артистичный жест рукой и присела на ящик, тонкий сарафан неуловимо пепельно-прозрачного цвета обтянул её фигурку. – Здесь занимаюсь тем же, что и ты.
- Я?! – не сдержался Семён.
Девушка смешно сморщила губки и кивнула. Разноцветные глаза смотрели нежно и лукаво. Раздражение если и готово было объять Семёна, то сразу ушло. Он миролюбиво и с вызовом снова окинул – с лёгкой ферматой – задерживая больше положенного взгляд на округлости бёдер и полусфер персей – фигурку Полины и сказал:
- Я здесь на законных правах квартиросъёмщика навожу порядок. Как-никак три дня живу!
- Вторую неделю, - сказала, как бы невпопад Полина, продолжая незаметными движениями тела демонстрировать с выгодой для себя свои прелести. – Две недели ничто по сравнению с двумя столетиями нашего здесь проживания. Представляешь?!
Семён кивнул, как тут не представить: может, у неё счёт такой, ей одной понятный, что для него три дня – для неё вторая неделя и те же два века вполне, при обычно счёте, окажутся двумя-тремя десятилетиями.
- У вещей какой-то странный магнетизм, что ни возьми, сразу охватывает волнение, - сказала девушка, осматривая помещение и наткнулась на картины. – Зачем развернул?
Семён покраснел:
- Такое дело, видишь ли… Ну, они, вроде как… следили за мной… Что ли…Чем занимаюсь… Как-то так…
Полина задумчиво выслушала Семёна и повернула портреты лицевой стороной наружу.
- Понято, понятно… Это как же понимать: вроде как, следили, чем занимаюсь?
Семён пожал плечами, согласитесь, выгодный жест, когда надо что-то сказать, а слов нет.
- Это, Семён, просто портреты. Обычных людей. Они там внутри не материальны, не обладают силой мысли или какими-то ещё невозможными способностями. Конечно, некоторым картинам приписывают некие свойства, это скорее от невежества. Мне вот лично ничего не кажется. Правда, немного странные дяденьки изображены… Да!.. – резко выкрикнула девушка. – К нам они, слава всему сущему, отношения не имеют!
- Точно! – будто спохватившись, проговорил Семён. – Слава богу, они, - он указал пальцем на портреты, - остались в своём прошлом. – От него не ускользнуло, что Полина почему-то нахмурилась. – Клянусь богом, не хотел бы жить в одну эпоху с ними.
- Семён…
- Да, Полина.
- Отец просит никогда не упоминать его имени всуе.
- Погоди, что-то подобное где-то читал… В библии, кажется.
- Очень хорошо. Не упоминай.
- Как так! – удивился Семён.
- Вот так: ни по делу, ни просто так, - пояснила Полина. – Надолго здесь бросил якорь исследования? Эти фиорды очень интересуют или можно отложить на время? – переменила тему Полина.
- Есть альтернатива? – оживился Семён, предвкушая нечто необычное.
Девушка утвердительно кивнула, улыбаясь.
- Согласен! Горю желанием!
Взглядом разноцветных глаз Полина выразила одобрение его порыву.
- И… где же то загадочное место, каким ты меня так ловко заинтриговала? Идти далеко?
- Никуда идти не нужно.
Семён спросил с надеждой:
- Получается, мы на месте?
Полина плавно повела руку на правую стену: он увидел дощатую дверь с закрытым засовом с ушками, в которые вдет замок и готов был поклясться, двери не было, нельзя было её не заметить, иначе бы давно предпринял попытку вскрыть её гвоздодёром или ломиком, но она была – что отрицать глупо.
Полина всё это прочитала в его взгляде.
- Ты, Семён, как все мужчины, невнимателен. Стоит появиться в вашем окружении симпатичной девушке, теряете сразу голову.
- Не отрицаю, - признался Семён.
Дальнейшее ещё больше смутило его и заставило усомниться, уж не спит ли он: Полина шагнула к двери, по деревянной поверхности пошла еле заметная волна, изменился окрас двери, потемневшее дерево посветлела, обозначился структурный рисунок древесины. Замок плавно перекочевал, не раскрывая дужки, из проушин засова в руку девушки. Тяжёлая дверь девушке не поддалась, Полина не смогла её открыть.
- Может поможешь, Семён?
Семён встряхнул головой.
- Чего застыл, дверь тяжёлая, петли заржавели. Помоги! Ну же!
Опомнившись, Семён сначала вынул засов из пазов, посмотрев выразительно на девушку, затем легко потянул на себя дверь…
